Трофеями Кеши оказались новый фонарик, пачка транзисторов, несколько цветастых футболок с призывами к миру и дружбе, пара бутылок неизвестно с чем, которые даже не откупорили, а сразу продали Эдику Кролику, батарея для рации Радиста и коробка таблеток не то от головы, не то от живота, разбираться в чём Кеша тоже не собирался – продать можно и так.

Когда Сашка вернулся с дежурства, выяснилось, что Шиз прихватил у хипанов только странную свечу в форме девушки, зажёг и задумчиво смотрел, как оплывает голова.

Кеша же весь вечер пересчитывал барыш, то засовывая деньги в карман, то снова вытаскивая их, что-то прикидывая, раскладывая на разные кучки и снова собирая в одну.

Утром всех разбудил Уксус.

– Наши захватили Южный форпост! – сообщил он, когда все бригады собрались. – Сегодня мы поедем зачищать там катакомбы. Уже с утра сапёры работают, мины снимают. Глядишь, к нашему приезду взрываться будет нечему.

Сашка поёжился: он очень не любил взрывчатые вещества, и на занятиях с минами у него обычно дрожали руки.

– Нюхом чую: скоро конец войне, – радостно говорил Кеша.

Днём подъехали грузовики, в которых прибыла всего одна группа, все в ней были совсем малолетки. Парни быстро разместились по машинам, и грузовики тронулись на юг. Путь до Южного форпоста занимал полтора часа. По дороге попалось несколько обгоревших танков, похожих на те, что сопровождали бронетранспортёры. Теперь они были грязно-серые, мёртвые. Потом встретилась пара разорённых ферм.

– Хорошо, у моего бати ферма близко к городу, – сказал Кеша, – здесь их не от большого ума строят. Хотя земля тут хорошая, жирная.

Форпост посреди плоской, как стол, степи был виден издалека – безжизненное нагромождение кирпичных и железобетонных обугленных стен. Деревянный форштадт возле него выгорел дочиста, и целыми остались только железные столбы и кирпичные печи. У дороги стояло несколько танков, из которых выбрались танкисты – поглазеть на подкрепление. Форпост оказался довольно большим. У него были высокие, местами целые стены, окружали его огневые точки, бункеры и вкопанные танки. За стенами – несколько многоэтажек, из которых степь простреливалась вдоль и поперёк. Некоторые были разрушены прямыми попаданиями из орудий. Возле высоток пахло гарью.

– Здесь подвалы очень обширные. Система бомбоубежищ, подземных складов, ангаров неизвестно под что, – сказал майор, когда расписывал задачу на день. – Раньше какой-то закрытый городишко был, ещё до войны. Мы его потом приспособили под форпост. Он самый сильный на юге. Поэтому энские так хотели его захватить. Но мы посильнее их будем. Армия сегодня ушла. Нам осталась зачистка подвалов, там может прятаться много вражеских тварей. Зачистку начнём с утра, а пока надо расположиться. Тройное дежурство командоры обеспечат. По форпосту поодиночке не ходить, встречу – останетесь без зубов.

– Да уж, – огорчённо заметил Кеша, когда они с Сашкой и Хныком раскладывали палатку. – А я хотел в высотках полазить, там патроны от автоматов могут остаться. Сань, пойдёшь со мной?

– Нет, не пойду, – отрезал Сашка. Тащиться с Кешей на верхние этажи по развалившимся лестничным пролётам совсем не хотелось.

– Ну и не надо, вон Хныка возьму. Костя, пойдёшь? Наберём патронов, ножичек себе купишь. Ты ведь хотел ножичек?

Хнык тупо покивал. Сашка подумал: Косте нельзя давать ничего острого, – а потом: зря его в штурмовики приняли и на боёвку взяли – теперь тот выглядел совсем больным и несчастным.

– Ну и ладушки, – обрадовался Кеша, – поедим и пойдём. До ночи ещё успеем.

Сашка посмотрел, как Кеша с Хныком уходят, и улёгся в палатке. Не успел он задремать, как рядом устроился Пёс.

– Куда это наш буржуй Костю малахольного поволок? Ему бы лежать в уголке, грузовичка дожидаться.

– За патронами они, по одному же нельзя ходить, – сказал Сашка и сразу уснул.

Проснулся он от громкого мата: около палатки стоял Женька Коньков и орал на Кешу. Сашка высунулся из палатки, разглядел Кешино лицо и понял: что-то произошло. Кеша был бледный и заплаканный. Сашка вылез из палатки и услышал голос Шиза:

– Да брось, Женька, ему так лучше.

Потом Кеша согнулся пополам и, рыдая, бросился за палатки. Женька плюнул и ушёл, а Шиз повернулся к Сашке.

– Витька, что случилось? Что с Кешей?

– С Кешей – ничего. А вот Костя отмучился.

– Как отмучился? – испугался Сашка.

Шиз посмотрел задумчиво.

– Кеша! – Сашка побежал между палатками, но Кеши нигде не было. – Максим! – Сашка увидел Пса. – Где Кеша?

– Оставь его, дай поплакать, – Пёс удержал Сашку за рукав. – Ты ему сейчас не помощник.

– Да что случилось?

– Пока ты дрых, Кеша с Костей за патронами пошли, и не знаю, что там у них случилось, но упал наш Хнык с восьмого этажа. А Янсен, получается, виноват.

Сашка стоял, оцепенев от страха. Выпасть из окна. Как глупо! Хнык, недоумок, чего его туда понесло? Да это же он, Сашка, виноват, он с Кешей не пошёл!

– О чём задумался? – снова заговорил Пёс. – Знаешь, как ребята струсили: если бы майор узнал, Уксусу бы нагорело, а потом Шизу. Но вроде всё тихо, мы Хныка к остальным отволокли, там непонятно, кто от чего помер. Но вид у него был, конечно…

– Пойдём посмотрим, – неожиданно сказал Сашка. Ему показалось, что обязательно надо увидеть Хныка в последний раз.

– Зачем?

– Попрощаемся. Всё-таки из нашей бригады и меня братом называл.

– Он всех братьями называл, это патология такая, бывает при психических расстройствах.

– Всё равно пойдём.

Пёс пожал плечами и повёл Сашку куда-то вдоль стены. В отдалённом здании обнаружился подвал, в который и приносили погибших.

– Ну что, будешь искать? – спросил Пёс. – Ну, удачи.

Он вышел, и Сашка остался один. Остановился у входа, не решаясь пройти вглубь – слишком неприятным оказалось зрелище. Трупов было множество. Офицеров складывали в одном из углов на кое-как сколоченные трёхъярусные нары, простых солдат сваливали в кучи вдоль стен. Делали это неаккуратно, торопясь отсюда убраться, и тела лежали как попало: целые, изуродованные взрывами, просто чьи-то руки и ноги… Кое-где успели поработать падальщики, но большинство покойников оставались в форме, штурмовой и пехотной, в танкистских куртках. Воздух в подвале был сырой, тяжёлый. Пахло кровью, плесенью, заношенной одеждой. Сашку затошнило. Он глубоко вдохнул и, прикрывая нос ладонью, медленно пошёл вдоль нар, опасаясь смотреть в серые лица погибших, но и не в силах оторвать от них взгляд. Искал знакомых и боялся их увидеть. Он уже хотел отвернуться, но одно из лиц привлекло внимание. Сашка приблизился и присел. Дыхание вновь перехватило – теперь не только от запаха, но и от ужаса. Окоченевшее, изуродованное тело на нижних нарах принадлежало капитану вооружённых сил Григорию Краеву.

Сашка уставился в пол. Смотреть туда, на нары, не было сил. На секунду показалось, что это ошибка, что Краев не может быть мёртвым. Но, даже чтобы убедиться в ошибке, Сашка глаз не поднял. Страх не давал ему ни смотреть, ни думать, ни встать и выбежать из подвала. То, что происходило, произойти не могло. Потому что, даже находясь на войне, даже теряя знакомых ребят, Сашка всё равно чувствовал: пока он не абсолютно одинок, есть ещё в городе хорошие люди. Есть кто-то, к кому можно будет прийти после боёвки. Сашка оказался готов к смерти командора, других парней, но только не к смерти Краева. Не к смерти человека, который звал его жить у себя, который и в Корпусе относился к нему почти как к сыну… Сашка вытер рукавом вспотевший лоб. Тошнило, кружилась голова. И было всё ещё страшно. Только теперь он боялся за Катю. Как к ней прийти? Как сказать, что видел её отца здесь, в этом страшном месте? А может, не придётся ей ничего говорить? Может, он тоже не вернётся в город? Тоже погибнет?

Оставаться здесь было нельзя. Сашка подошёл к груде солдатских тел и попытался найти, где спрятали Хныка. Трудная задача. Наконец Сашка узнал Костю по рукаву своего свитера, торчащего из-под формы. Он хотел подвинуть Хныка из-под других тел, но понял, что боится увидеть то, что с ним стало.