— Был сотворен, когда к моим детям примкнули дети других духов, дабы связать между собой сильных и слабых и уровнять их силы.

Я посмотрела на Сашку — он слушал, но вести беседу не желал. Вдаваться в подробности пришлось мне.

— А вы? Вы были воином?

— В самом начале, когда показывал детям, как нужно уничтожать духов.

— И ваши дети поглощали сознания уничтоженных противников?

— В Перехлестье это невозможно. Там полукровки слишком… люди.

— Почему же вы ушли?

— Мы приехали, воины.

Я вздрогнула и посмотрела в окно. Зевс привёз нас к нашей кодовой подворотне.

— До новых встреч, — фантом помахал нам рукой.

Сашка выскочил из машины и, не оборачиваясь, двинулся к дому.

— Саша, постой! — я спешила за ним, оскальзываясь на наледи. — Да стой ты, что ли! Как тебе рассказ?

Сашка сбавил шаг.

— Ну? Что думаешь? — допытывалась я.

— Помнишь, когда мы первый раз встретили Зевса в Перехлестье?

— Ну да.

— Я поцарапал его руку мечом, и его ладонь зажила, — Сашка остановился и чуть повернул голову в мою сторону. — Вряд ли он позволил бы своим детям создать оружие, которое может причинить ему вред, — Сашка мрачно посмотрел на меня. — Понимаешь?

— Понимаю, — я обернулась и бросила растерянный взгляд на проезжую часть. Теслы уже и след простыл. — Зевс неуязвим для нас.

— Верно. И нам нужно узнать, как духи убивают друг друга.

— Неееет — протянула я, понимая, куда он клонит, и тут же вцепилась в его руку, будто так могла удержать напарника от необдуманного поступка. — Тебе туда нельзя! Это слишком рискованно! Ты же снова можешь слететь с катушек.

— Разве есть иной вариант?

— Есть! Мы найдём его, я уверена! Не надо опять, сломя голову, бросаться в пекло.

— Ладно, — нехотя, лишь бы отвязаться, ответил он. — Посмотрим.

— Без "посмотрим"! Слышишь?! Обещай мне, что не пойдёшь в мир духов!

Сашка отвернулся.

— Давай без этой ерунды.

— Ерунды? А вдруг ты снова станешь…

— Не бойся, — он внезапно притянул меня к себе и поцеловал в висок. — Подумаем об этом позже, хорошо?

— Да, — промямлила я, понимая, что он лишь меняет тему, в очередной раз уходя от спора. — Подумаем…

Только о чем думать, если я вижу, что он уже принял решение, не считаясь ни с кем?

— Я твоей матери все расскажу.

— Договорились, — он слабо улыбнулся, глядя куда-то мимо меня. — Передавай своей пожелания скорейшего выздоровления.

Я обернулась, пытаясь поймать Сашкин взгляд, и увидела у подъезда его кошку. Та сидела на уголке ступеньки и таращилась на нас своими сияющими глазищами.

— Ладно, — я высвободилась из его объятий, отвернулась. — Пока.

— Аня, постой.

Я ускорила шаг. Он повысил голос.

— Ты же понимаешь, что по-другому невозможно.

Я завернула за угол, остановилась, глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, а потом откинулась назад и заглянула во двор. Сашка, присев на корточки, гладил подбежавшую к нему кошку. Он и не собирался меня догонять. Я было сделала шаг назад, решив вернуться, но потом передумала. Поправила лямку сумки и теперь уже окончательно и бесповоротно направилась домой. Сашка по сути своей был неуправляем. Ярмо же Зевса делало его просто бешеным. Раздумывая над этим, я вдруг поняла, что именно хочу узнать у Сильнейшего в первую очередь.

Арес, находясь под контролем своего отца, вернулся в Перехлестье и пытался убить нас.

Зачем, если Зевс утверждал, что он, как создатель воинов столетия, на нашей стороне?

Дома было тихо и темно. Я сняла верхнюю одежду, на цыпочках обошла первый этаж, и уже думала подняться на второй, как меня позвали по имени. От неожиданности и с перепугу я споткнулась о ступеньку и едва не растянулась на лестнице.

— Мама, я тебя не заметила! — прижимая руку к груди, я обернулась. Сердце тарабанило так, что трясло меня всю. А я-то думала, что после боев в Перехлесте и мире духов мне ничего не страшно.

— Я не хотела тебя пугать, — тихо ответила мать.

Она лежала на диване под лёгким пледом и смотрела на тёмный экран телевизора.

— Ты почему тут одна? — я пошла включать большую люстру, но остановилась у торшера за диваном и ногой нажала кнопку на полу. В гостиной сразу стало уютнее. Свет отогнал тоскливый февральский полумрак.

— Не хочу никого видеть.

Я замерла. Возможно, это касалось и меня.

— Ммм… Как ты себя чувствуешь?

Мать ничего не ответила. Я пожала плечами и отправилась на кухню искать еду.

— Захвати пиво.

Я резко остановилась, про себя ошеломленно повторив: "Пиво…"

Мать никогда не пила пиво. Этот напиток для неё был слишком непримечательным, слишком низкосортным и неотесанным. А вот отец всегда хранил в холодильнике пару банок темного. Выставив их на барную стойку, я полезла в морозилку за пиццей, быстро раздраконила коробку и бросила твердый, как сковородка, блин в микроволновку.

— Вот, — вернувшись, я протянула маме банку пива.

— Не говори отцу, — мать села, плед соскользнул с её плеч, и она, поежившись, поплотнее запахнула халат.

— Ага. Скажу, что это я выпила.

Мама рассеяно посмотрела на меня, поняла, что сказала ерунду и чуть улыбнулась. На столике перед телевизором бесшумно замигал её телефон. Я глянула на экран.

— Федор Эдуардович.

— Чёрт с ним.

Я вскинула брови и удивлённо посмотрела на мать. Нет, банку она ещё не открыла, только примеривалась, боясь сломать ногти с дизайнерским маникюром.

— Давай я, — я забрала у неё жестянку, дернула за кольцо. — Держи. Может, стакан принести?

— Нет, — мама схватила банку и сделала несколько громких глотков, как будто изнывала от жажды. Откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и вздрогнула, когда запищала микроволновка.

— Что ты готовишь?

— Пиццу грею.

Я принесла пиццу, предусмотрительно разрезав её, села рядом с матерью, потягивающей пиво из банки, и поискала глазами пульт.

— Они бросили перед воротами корягу.

— Что? — я замерла с вытянутой рукой.

— Эти скоты бросили перед воротами корягу, — мать говорила тихо, зло. — Я вышла из машины. Двое схватили меня за руки, а один принялся срывать драгоценности и шарить по карманам. Это очень… неприятно, унизительно и больно, — она коснулась припухшей мочки уха. — Я могу быть сколь угодно сильной, но…

Она шумно выдохнула и снова глотнула пива.

— Мам…

— Я так и не поблагодарила твоего парня. Он занимается боевыми искусствами?

Я отрицательно покачала головой.

— Он просто… сильный.

— Да, у мужчин это значит нечто иное, — мама снова улыбнулась и потянулась к пицце. Осторожно подцепила кусочек, поднесла к носу, понюхала, откусила, прожевала и, поморщившись, выдала.

— Фу.

Поддавшись минутной слабости, я прижалась к маминому плечу. Она не отодвинулась, не ушла.

— А можно мне глоточек? — я кивнула на банку.

— В холодильнике есть газировка.

— Ну, ладно.

— И захвати мне вторую банку.

Мы съели пиццу, включили телек и растянулись на диване, прижавшись друг к другу. Мне было так тепло и уютно в нашем доме, на диване, в тишине и сумраке зимнего вечера, в объятьях матери, что хотелось плакать. Впервые мать позволила себе подобное проявление чувств, и я поняла, как мне этого не хватает.

Я, кажется, задремала, потому что сквозь сон почувствовала лёгкое прикосновение.

Мама осторожно коснулась губами моего затылка.

— Прости меня, — прошептала она тихо, едва слышно, думая, что я сплю. — Прости меня, доченька.

"И ты меня прости", — уже засыпая, подумала я.

Меня разбудил немой призыв. Я проснулась резко, удивлённо огляделась по сторонам, не понимая, где нахожусь. Мама, прижав меня к себе, спала, мирно посапывая. Уже почти стемнело, телевизор едва слышно бубнил. Я бы с удовольствием плюнула и на Перехлестье, и на духов ради ещё нескольких минут рядом с матерью, но сегодня мы планировали выход. А, значит, парни ждали только меня. Осторожно убрав с себя мамину руку, я соскользнула на пол и ногой задела пустую банку пива.