Я иду по тёмной дороге, и народившаяся луна рисует на ней силуэты тополей. Счастливые деревья, они прочно укоренились в этой земле, и листья их шелестят от дуновения ветров, проносящихся над Тулузой! Слышно, как мимо склонов Пеш-Давида с шумом бежит Гаронна. Она тоже постепенно остаётся позади. Внезапно я оборачиваюсь… Вижу кварталы Дорад, Дальбад, собор Сен-Сернен…
О Тулуза, что они с тобой сделали? Это все твои дома, твои фонари, твои башни, но ты уже не та. Они надругались над твоей душой.
Какой-то сенешаль, подчинённый королю Франции, теперь имеет больше власти, чем члены твоего капитула. У Раймона VII[25] отобрали не только его город, но и его предков. Секта доминиканцев учиняет правосудие.
Обвинение в ереси предъявлено множеству людей, и здание, где заседают инквизиторы, переполнено; соседние улицы также забиты узниками, ожидающими своей очереди предстать перед судом. Судьи из последних сил выносят приговоры, выносят неутомимо. Днём и ночью из подвалов Нарбоннского замка доносится стон. Чернявые, похожие на обгорелые сучки овернцы, пузатые нормандцы с продувными рожами захватили дома учёных и утончённых тулузцев. По вечерам на площади Карм не собирается молодёжь, под сенью смоковниц не звучат привольные песни. Девушки отказались от ярких сарацинских платьев и стали одеваться по французской моде. Закрыли бани: забота о теле отныне почитается грехом. Сожгли рукописи из библиотеки Тор: они написаны непонятными буквами и, быть может, содержат нечестивую мудрость. Где теперь бородатые, в пёстрых тюрбанах философы из Гранады, устраивавшие диспуты в тени кипарисов и среди могильных плит кладбища Сен-Сернен? Где мавританские музыканты, наигрывающие на дарбуках, в которых шуршит песок азиатских пустынь? На постаментах не осталось ни одной римской статуи. Никто не осмелится прочесть вслух даже строчку из Платона.
О, Тулуза! Я говорю тебе «прощай». Больше не услышу я, как гонец возвестит о прибытии в город молодого вина, не буду вместе с детьми смеяться при виде почтенных матрон, шествующих проверять добродетель невест[26]. Не пойду смотреть, как взвешивают хлеб перед домом капитула. Только сейчас, вспоминая эти короткие минуты счастья, я понимаю, как они были прекрасны.
Всё ближе отроги Пиренейских хребтов. Я добрался до Арьежа. Вглядываюсь в даль, но уже неразличимы контуры твоей вечной твердыни. И на ином языке шелестят тополя. Если я сорву смокву, она будет иметь другой вкус. Ах, каким холодным становится воздух, когда навсегда покидаешь Тулузу!
Я — гость Монсегюра. Альбигойцы бегут из захваченных городов, не пожелавшие отречься от своей веры, и ищут пристанище в Монсегюре. Этот неприступный замок, построенный по приказу Эсклармонды, виконтессы де Гимоэз, в краю Фуа, высится на скале, защищённой со всех сторон горными ущельями, по дну которых струятся потоки Эра и Лекторье. Я встретил там всех оставшихся верными религии Святого Духа. Там поселилась семья Канастбрю со всеми отцами, дедами, сыновьями и внуками, как всегда, чрезмерно озабоченными произведением на свет наследников. Тут и семейство Мальоргас, славящееся пышными волосами и голубыми глазами. Здесь же семья музыкантов Ноласко: башня, где они живут, постоянно вибрирует от их музыки. В западном барбакане полно детей-сирот. Солдаты разместились во дворах, под навесами. Совершенные располагаются в восточном донжоне; когда при свете звёзд они поднимаются на смотровую площадку и прогуливаются там, предаваясь размышлениям, излучение их мыслей столь велико, что вокруг донжона образуется голубоватый ореол. Прекрасная Аликс д’Эскаронья высадила на клумбу маргаритки, а прекрасная Пелегрина де Брюникель каждый день заботливо поливает розовый куст, усыпанный белыми цветами.
Монсегюр живёт и под землёй: в горе под замком имеется сорок восемь подземных этажей. Вдоль каменных галерей расположены этажи подземных покоев; узкие бойницы, заменяющие окна, обращены в сторону горловины, заполненной бурлящими водами Эра. На нижних ярусах находятся резервуары с водой, запасы соли и зерна, кувшины с маслом — словом, всё, что предусмотрительная Эсклармонда приказала свезти сюда, предвидя осаду. Тут же книги, спасённые от костра и доставленные из замков Юга. Есть конюшни, оружейные мастерские и гроты для тех, кто, встав на путь совершенства, в покое и одиночестве предаётся молитве. Имеются также кельи дьяконесс и залы, где они собираются, образуя мистическую цепь. Дьяконессами называют женщин, давших обет целомудрия.
По вечерам дьяконессы в белых платьях выходят из келий и обходят замок; среди них я разглядел немало бывших публичных девок из Тулузы; они шествовали рядом с владелицами замков и обладательницами знатных имён. Где-то, но никто не знает где, размышляет и молится тот, кого никто не должен знать в лицо, — невидимый Папа, избранный синодом совершенных. Говорят, в самой высокой башне, той, что смотрит на восток, затворилась Эсклармонда де Фуа. Светлыми ночами люди указывают друг другу на её силуэт, чётко вычерченный на фоне неба. Её всегда сопровождают астролог и геомант — изучая светила и исследуя земные явления, они ищут разгадку тайны жизни и смерти.
Долгое время я был уверен, что не старею. Сила моя не уменьшилась. У меня нет ни времени, ни возможности сосчитать свои волосы, но я уверен, они густы как прежде. Только седина выдаёт мои года. Вот горы, где я блуждал, когда сбежал из аббатства Мерюос, вот горные речки, из которых я утолял жажду, вот деревья — под ними я засыпал. Кажется, совсем недавно я ударил в набат, не подозревая, что пророческий голос того колокола повторят тысячи колоколов — повторят в обезумевших от отчаяния городах, на берегах Роны и в Тулузе. Тогда я был молод и весел, теперь состарился и приобрёл опыт.
Я иду по узкой тропе, отводя в сторону ветки миндаля. Полдень, солнце печёт. В просветы между деревьями виднеется быстрая река. Я иду по берегу Эра. Помню, когда-то я уже шёл этим берегом под таким же палящим солнцем. Но шёл ли я именно здесь? Нет, конечно. Однако растительность та же самая. Заслышав мои шаги, лягушки прыгают в разные стороны, и я стараюсь не раздавить их, потому что под оболочкой каждой твари скрыта частичка божественной души. На берегу Эра, на крохотном пляже с золотым песком я впервые увидел чудесную зримую оболочку лежащей на солнце Эсклармонды де Фуа.
Как выглядит теперь эта оболочка? Дух Эсклармонды достиг высот совершенства, но плоть, в которую он облечён, должна была увянуть и потерять свою красоту. В Монсегюре никому не дано видеть Эсклармонду. Она никогда не выходит из своей башни. Наверное, старость произвела с ней более пугающие перемены, чем с другими женщинами. Быть может, её сейчас ничто не интересует, кроме астрологических занятий. Какой печальный закон, во исполнение которого красота несёт в себе первопричину собственной смерти! Но разве не бывает исключений?
Ветви преграждают мне тропинку. Я отвожу их, иду дальше и с трудом сдерживаю вскрик. На песчаной косе, омываемой водами Эра, раскинулась обнажённая женщина, наполовину прикрытая тонкой тканью. Судя по капелькам влаги на её теле, она только что искупалась. У неё тоже три косы… Я вижу её лицо и узнаю его. Это Эсклармонда де Фуа! Но разве такое возможно? Она кажется ещё моложе, чем прежде. Хруст веток под ногами, похоже, разбудил её, но лишь на мгновение. Я успел заметить, как из-под век сверкнул металлический блеск, столь поразивший меня в тот раз, когда я нёс её на руках и когда впервые получил откровение о таинстве духа. Может, я стал жертвой колдовства? Да нет, колдовство не существует. Значит, Эсклармонда де Фуа — единственная обладательница секрета вечной молодости.
Примчавшийся неизвестно откуда ветерок обдувает меня своим дыханием. Сделав шаг назад, я неожиданно оказываюсь в далёком прошлом. Я снова лохматый и оборванный юнец, с подошвами, превратившимися от долгой ходьбы босиком в сплошную мозоль. Мне хочется хохотать, бегать, беспричинно бить в набат — как прежде. Чувствую: если захочется пить, я не стану черпать воду ладонью, а буду лакать. Тёмные духи завладели мной, баламутя на тёмном дне моей души. Как, мне схватить ту, кто всю жизнь являлась для меня образцом духовного совершенства?! Держать в руках скинию — и осквернить её! Аромат розовых цветков лавра, запах жизни овевает меня. Мои ноги упёрты в землю. Я готов к прыжку. Случайно бросаю взор в небо и вижу белую птицу, парящую прямо над моей головой. Неужели это чудо? Неужели я вижу голубя Святого Духа? Птица снижается и, покружив над верхушками деревьев, улетает. Но я принял её послание и возвращаюсь на тропинку. Мои почерневшие на миг волосы снова побелели, на подошвах моих больше нет мозолей, и если бы мне вздумалось полакать из речки, я бы не знал, как к этому приступить.
