Его славословие было услышано горожанами, и кто-то спросил:

— Ты откуда такой беззаботный?

— Из Хорезма, почтеннейший, — ответил Ходжа благожелательно.

— И что, у вас в Хорезме ничего такого нет?

— Есть, почтеннейший! Как нету, всё есть!

— Что же ты хвалишь наш город, если он не лучше вашего?

— Я же гость! — возразил Ходжа. — Попробовал бы я сейчас кричать: уй, какой отвратительный, какой грязный Йезд! А сколько здесь воров! Ты первый, почтенный, побил бы меня камнями!

Вокруг засмеялись. Кто-то тронул Афанасия. Рядом стоял приземистый парень с воровато бегающими глазами.

— Продаёшь жеребца?

Афанасий ответил, что не продаёт. Парень исчез. Насреддин продолжал шутить. Вокруг сгрудились зеваки.

— Почтенные, знаете ли вы, о чём я вам хочу рассказать?

— Не знаем! — кричали зрители.

— Раз не знаете, так что мне вам говорить?

— Знаем, знаем! — спохватились зеваки.

— Ну, раз знаете, незачем вам и говорить!

Вокруг захохотали. Кто-то догадался крикнуть:

— Эй, весёлый человек! Одни из нас знают, а другие — нет! Что ты на это скажешь?

— Скажу так: пусть те, кто знает, расскажут тем, кто не знает!

Вновь грянул дружный смех. В это время Афанасий почувствовал, что держит в руках пустые поводья. Он обернулся. Вздёрнутая морда его Орлика виднелась шагах в десяти. Орлик храпел, упирался, но его вели трое, вцепившись в обрезанные поводья.

Афанасий кинулся за ними, расталкивая людей. Приземистый, который спрашивал о продаже коня, попытался вскочить в седло, но жеребец взбрыкнул, и парень свалился на землю. Жеребец ударил его задним копытом. И тут Хоробрит догнал воров. Один из них, большеносый, с густыми спутанными волосами на голове, что-то прокричал. У третьего вора, широкоплечего, в рваном халате, в руке появился нож.

Парень оскалился, хищно изогнулся. Одним прыжком Хоробрит настиг его. Широкоплечий взмахнул ножом. Проведчик подставил согнутую руку, задерживая движение ножа, свободной рукой перехватил кулак татя с зажатым в нём ножом. Запястье вора хрустнуло. Он вскрикнул и выпустил клинок. Большеносый бросил поводья, метнулся к Хоробриту. Проведчик сбил кулаком и его.

В толпе кто-то звал стражей. Их явилось сразу несколько. К Афанасию протолкался Насреддин. Оценив обстановку, кинулся к своему спутнику, крича:

— Ай, молодец! Ай, спасибо, что задержал гнусных негодяев!

Старший стражник, длинноусый, с хмурым лицом, спросил, что здесь случилось. Большеносый, показывая ему свою изуродованную кисть, плачущим голосом завопил:

— Этот человек украл моего жеребца! Мы хотели его задержать! Он убил моего родича и поломал мне руку!

— Он лжёт, почтенный! — возразил Ходжа Насреддин. — Это они хотели украсть жеребца моего друга!

— Они оба чужеземцы! — завизжал большеносый. — Хватайте их, стражи, ведите к судье!

Растерявшиеся стражники окружили Хоробрита и Ходжу, спрашивая, кто они такие и откуда прибыли. Неизвестно, чем закончилось бы дело, если бы воры не исчезли, воспользовавшись суматохой. Удрал даже тот, кого Орлик ударил копытом.

— Куда же они подевались? — недоумевал длинноусый страж, ворочая выпученными глазами. — Сами пожаловались и скрылись. Как так?

По этому поводу Ходжа заметил:

— Не стоит удивляться. Воры сбежали потому, что знали: у меня есть самый честный и неподкупный свидетель!

— Ты кого имеешь в виду, старик? — грозно зашевелил усами старший.

— Моего осла! — объявил Ходжа. — Он не слушает лжецов и не берёт откупных!

Словно подтверждая слова хозяина, серый осёл вдруг басовито взревел и махнул хвостом.

— Ну вот, слышите! — изрёк старик и обратился к Серому: — Что же ты, почтенный, сразу не сказал и тем ввёл в заблуждение достойных и благородных воинов?

— Иа-иа! — прокричал осёл. — Иа-иа!

Ходжа спокойно объяснил:

— Он говорит, что надеялся на умных и честных людей. А их здесь не оказалось. Поищем умных в другом месте, правда, Серый?

— Иа, иа! — согласился тот.

Старший стражник вдруг закричал:

— Нет, стойте! Твой осёл оскорбил меня, назвав глупым! Или платите штраф, или пойдём к судье!

Окружающие зеваки захихикали. Им явно нравилось развлечение. Такого ещё не бывало в славном городе Йезде: страж будет судиться с ослом.

— Хорошо, пойдём к судье, — охотно согласился Ходжа Насреддин. — Пусть он рассудит, кто прав: ишак или ты!

Раздался громовой хохот. Казалось, на развлечении присутствует весь базар. Стражник сообразил, что смеются над ним, и стал разгонять толпу. В это время подошёл чрезвычайно толстый, смуглый, в шёлковом халате, перс. Вытирая платком обильно выступающий пот, с интересом глядя на осла, спросил, правда ли, что тот умеет разговаривать?

Видимо, перс был важной персоной, потому что люди почтительно расступались перед ним, а стражники раболепно поклонились.

— Истинная правда, господин, — охотно подтвердил Ходжа. — Я учил его три года! Ну-ка, подтверди мои слова! — обратился он к Серому.

— Иа-иа! — проревел тот и махнул хвостом.

— Вот видишь, почтенный!

— Но я не разобрал слов разумного животного, — застенчиво прошептал толстяк, косясь на осла.

Насреддин с лукавой назидательностью сказал, что разговору с его Серым тоже надо учиться. Перс спросил, долго ли нужно этому учиться.

— Такой смышлёный господин, как ты, усвоит уроки за самое малое время! — заявил Ходжа.

— Продай мне своего осла.

— Не могу, господин. Я ему стольким обязан! Он любит путешествовать, вдыхать запахи дорог. Мы привыкли друг к другу и умрём от тоски, если разлучимся. Ведь правда? — обратился старик к мышастому.

— Иа, — подтвердил тот.

— Видишь, господин, он согласен. Сказал «иа» и не взмахнул хвостом. Если бы он при этом махнул хвостом вправо, значит, я солгал. А если влево, то обиделся на меня.

— Тогда научи моего ишака разговаривать, — попросил перс.

— Этого мало, господин. Нужно вместе с ним и тебя научить. Но наука эта долгая и требует расходов.

— Я возмещу расходы!

— Сначала заплати вон тому стражнику, который так подобострастно слушает тебя. Он грозился отвести нас к судье.

— Но я и есть судья! — воскликнул перс. — Я Керим-ага!

Керим-ага отослал стражников. И так далеко, что те больше не попадались Ходже и Афанасию на глаза. Судья и Насреддин быстро сошлись в цене, при многочисленных свидетелях хлопнули по рукам и отправились к дому судьи. Керим-ага поклялся платить за учение — своё и ишака — по два ахча в день. Это было недёшево. Подобную щедрость мог проявить лишь тот, кто столь же глуп, сколь и богат. Видимо, судья крепко брал взятки. Причина его щедрости выяснилась по дороге. Керим-ага спросил Насреддина, можно ли будет после обучения показать учёного осла эмиру?

— Ты приятно удивишь его! — заявил Ходжа. — Он щедро осыплет тебя наградами!

— А если я подарю ему учёного осла?

— Он немедленно сделает тебя старшим судьёй! А может быть, назначит визирем! Ведь не должен человек, умеющий беседовать с ослами, прозябать в должности базарного судьи!

Керим-ага раздулся от гордости, заметил, что умный эмир должен выбирать себе и умных визирей.

Дом Керим-аги был велик, добротен и набит всяческими припасами. Тюки шёлка хранились даже в конюшне, где было несколько красавцев скакунов арабской породы, а в отдельном деннике, поедая отборный ячмень, стоял упитанный осёл — любимец хозяина. Керим-ага сказал, что учителю жить придётся в конюшне, спать на свежем душистом сене, а питаться они будут со слугами. Насреддин шепнул Афанасию, что им следует согласиться, ибо нужно набраться сил перед дальней дорогой в Ормуз. Он осмотрел хозяйского осла, зачем-то закрутил ему хвост, отчего животное сердито взревело и застучало копытами об пол.

— Видишь, он уже начал говорить! — обрадовался судья.

Но Ходжа охладил его восторг, заявив, что осёл слишком жирен и избалован, а такие животные к обучению не расположены.