– Что ты там барабанишь? – Снова поинтересовался он и сразу посоветовал – Лучше бы уроки учила. А то и средний диплом не получишь, так и будешь неучем.

– Очень мне нужен средний диплом, – отмахнулась, качнув головой Николь, – что я, не человек что ли?

– Ты б хоть убрала тут немного, целыми днями валяешься сломя голову, – окинув снова взглядом нагромождения на столе и подоконнике, сердито сказал он. Неужели не понятно: сидя за столом работать удобнее, а у неё тут просто свалка.

Повернулся, чтобы получше рассмотреть, что она делает, но в тесноте задел локтем стопку книг. Книги шумно попадали на пол. Тома это разозлило.

– Мне так нормально. Я занята, – снова отмахнувшись и от шума, и от Тома, равнодушно сообщила Николь, продолжая стучать по клавишам. Уже заключение, ещё немного и сочинение готово. Досадно, что папа пришёл с мысли сбивать. – Может, мы потом всё это выясним, а?

Ссориться ей не хотелось, и она примиряюще предложила, не глядя на Тома:

– Я сейчас закончу и уберу, мне чуть-чуть осталось.

– Что тут выяснять, знаю я эти твои чуть-чуть. Я сказал, что у тебя должен быть порядок, а ты как не слышишь! – Повысил голос Том.

– Да уберу я! – Воскликнула Николь, невольно оглянувшись на его раздражённый тон и оглядев отца с самым сердитым видом.

Том вспыхнул, как факел. Её наплевательское отношение к его распоряжениям всегда действовало ему на нервы. Он резко отшвырнул клавиатуру от Николь, чтобы заставить её обратить внимание на него и его требования.

– Сначала убери, потом заканчивай.

Николь села на постели и хмуро уставилась ему в глаза.

Мало того, что он, надувшись как индюк, сидел и выступал в машине, так ещё и сейчас орёт. Что, делать нечего, что ли? Может он забыл, что сегодня сочельник? И что, она должна вскочить и сейчас же заняться уборкой? Дура, с чего это она решила, что он стучит, чтобы пожелать ей спокойной ночи?

– Ну? – Требовательно произнес Том.

Николь поднялась, смирившись с неизбежным. Лучше уж не дёргаться, она обещала Джефу не ссориться с отцом. Шевелиться было тяжеловато. Она наклонилась за клавиатурой и в этот момент Том нетерпеливо выдернул шнур системного блока из розетки. Николь взвизгнула в отчаянии, распрямляясь. Столько времени кропотливого труда! Чёрт! Пятнадцать страниц текста! Она и половины ещё не сохранила!

– Я сказал, наведи порядок, – твёрдо напомнил Том.

– Что ты наделал! – С горечью закричала взбешённая Николь. – Ты всегда всё ломаешь!

– Посмей ещё осуждать мои действия! Что тут у тебя ломать? Увешала всю комнату всякой дрянью!

– Ты же сам сказал, чтобы я не занималась ерундой! – Сердито напомнила ему расстроенная Николь. Бесполезно! Всё просто бесполезно: с папой мирно жить никак не получается! – Вот я и убрала всё. Повесила плакаты: ты же сам предложил! Что тебя теперь-то не устраивает?

Том, морщась, оглядел её негодование.

– Как мне надоели твои истерики! Жить стало просто невозможно! – Бросил он, выходя из комнаты.

Николь стало грустно, до слёз. Пока папа её разглядывал и ругался, она попыталась прочесть "Радуйся", но не успела и не в силах сдержаться, всё-таки ответила:

– С твоими истериками, можно подумать, уживёшься, – ну совсем же негромко уронила.

Но Том тут же вернулся. Произнес угрожающе:

– Ты мне ещё поговори! Чтобы через полчаса было всё убрано.

– Сам уберёшь, – бросила разозлённая Николь, чувствуя, что её все-таки понесло.

– Я что тебе сказал? – Повысил он голос снова.

– Ты же сам здесь всё расшвырял! – Крикнула она. – Я не собираюсь сейчас убирать за тебя. Уже поздно. Я устала. Ты вламываешься, уничтожаешь мою работу, разбрасываешь мои вещи, а я виновата?

– Ах ты, маленькая дрянь! – Заорал Том. – Смеешь тут что-то ещё мне вякать! Оцениваешь мои поступки, попрекаешь отца, не слезши с горшка! Сначала вытри нос!..

– Пошёл ты, – холодно процедила Николь и тут же её голова мотнулась от крепкой пощёчины.

Испуганная от неожиданности, она перепрыгнула через кровать, к шкафу, одновременно проводя языком по губам и проверяя зубы. Схватилась за щеку, напряжённо щурясь. Во рту было противно – кажется, она прикусила язык.

Ну и поделом, сама виновата, молчала бы, правда что. Жалко. Какое теперь Рождество? Что-то папа со злости здорово её треснул.

– Сама пошла! – Том едва сдерживался. – Как смеешь ты так говорить со мной, кто я тебе: отец или первый встречный?!

– Да сию же минуту отсюда свалю! – Крикнула Николь. – Об этом только и мечтаю! Думаю, не расстроишься! Ты всегда хотел от меня избавиться.

"Ты в сто риз хуже самого гадостного первого встречного" – хотелось сообщить ему. В самом деле, какого чёрта она тут делает? Нужно просто убраться отсюда и жить у Джефа, не будет таких проблем. Жать только, что тогда проблемы будут у Джефа. Уж папа постарается. Придётся терпеть, фиг ещё отсюда уйдёшь.

Марина, привлечённая из столовой их громкими голосами, торопливо поднималась по лестнице. Спрашивать по пути в чём дело было бесполезно, всё равно не услышат. Что там между ними опять произошло, если так взбесился Том? Николь просто мастер вызывать его недовольство.

– Ах, значит мечтаешь? Так вперед, скатертью дорога! – Громогласно возмущался Том, запуская в стену клавиатуру, не вовремя попавшую ему под ноги. Белые квадратики клавиш брызнули в стороны весёлым веером. – Катись давай к чёртовой бабушке, хоть к своему Джефу!

– Что ты говоришь, Том! – Вскричала Марина, подбегая к дверям комнаты Николь. – Как ты можешь такое говорить?

Том, ругаясь, сбрасывал со стола горы учебников, бурча что-то себе под нос. Всё старательно разложенные по тексту листы разлетелись веером. Николь, не глядя, запустила руку в шкаф и вытянула с полки свитер, наученная прежним горьким опытом.

Марина оглядела их испуганно.

– Что у вас творится? – Её и не заметили в пылу ссоры.

– Куда-то собираешься? – Интересовался в этот момент Том между делом: он сдёргивал со стен плакаты музыкальных групп: после того, как она поснимала свои картины, все стены заняли глянцевые лица поп-звёзд. – Надоело любоваться на все эти рожи?

Николь молча натягивала свитер. Бесполезно объяснять, что её нервировали эти голые стены. Что в пустой комнате она терялась от одиночества. Что просто хочется быть окружённой лицами людей. Если не написанными ею, то хоть отчасти знакомыми. Папу это не интересует. И какого чёрта, спрашивается, ему нужно знать, куда она собралась? Он же только что её выгнал! Она осторожно перебралась через кровать, рискнув приблизиться к отцу. Нужно же как-то выйти отсюда.

Том оглянулся, недовольный её молчанием, окинул её взглядом, определяя, чего она хочет. Решив, что её приближение явно не жест послушания, резко поймал Николь за плечо. Она замерла, боясь вырваться из его цепких пальцев. Может, лучше не дёргаться? Фиг его знает, что в следующий миг придёт папе в голову.

– Я с кем разговариваю? – Том бросил последний плакат, занимавший другую руку, и крепко схватил её за волосы, чтобы заглянуть в её глаза: подставляет для беседы макушку и всё тут. – Куда это ты собралась?

– К чёртовой бабушке, ты меня только что сам туда отправил, – морщась, ответила Николь, наклоняясь вслед за его рукой.

Марина ахнув, кинулась к ним.

– Боже мой, отпусти её, Том!

Том легко отшвырнул Марину в сторону, и она с размаху села на кровать. Она всё-таки отвлекла его, и он ослабил свою хватку. Николь вырвалась. Отпрыгнула к двери, растрёпанная, с горящими глазами. Окинула Тома ненавидящим взглядом. Одна щека её пламенела и лицо казалось белым, как мел. Том оглядел её, медленно остывая. Николь присела на корточки, торопливо собирая своё драгоценное первое сочинение, которое она распечатала. Можно будет потом разложить снова, хорошо хоть – всё упало в одной куче.

Марина почувствовала под собой какую-то выпуклость, пошарила рукой: пальцы наткнулись на телефон Николь. Она потянулась было отложить его в сторону, переводя взгляд со злобного Тома на перепуганную Ники и вдруг вспомнила. Вернее, даже не вспомнила: голос Джефа произнёс в её мозгу: "просто скажите "Марина", я пойму". Судорожно сжала пальцы на телефоне, мелькнула мысль – а как же номер? И тут же возникла уверенность: кроме Джефа Николь сегодня вряд ли звонила ещё кому-то.