После их ухода Джеф, оглядел повнимательнее Тома и Марину и решил, что и ему тоже пора сваливать. Он отказался от предложения позднего обеда и счёл, что поступил правильно, заметив, как Том облегчённо вздохнул. Джеф ободряюще посмотрел в глаза Николь, сразу и сам неожиданно приунывший. Она чуть поморщилась, недовольная, но промолчала. Устроилась на заднем сидении "кадиллака", неотрывно глядя, как он закрывает возле неё дверь и остается стоять рядом с машиной. Джеф показался ей грустным. Но у неё самой было на душе такое столпотворение чувств, что она не знала, как его утешить. И правда, не улыбаться же ему во весь рот, как глупая дура – вон у него стали вдруг такие глаза печальные. Она выпрямилась на сиденье и, описав пальцем полукруг, приложила руку к уху, словно держала телефонную трубку, в знак того, что она ему позвонит. Джеф покивал, чуть улыбнулся и тут машина тронулась. Николь проводила его глазами, оставшегося на стоянке, потом он пошёл к «Дьяволу», и она успела во тьме рассмотреть, как он привычно расправил плечи и вскинул голову. Она откинулась на спинку, поглядывая на родителей. Они полулениво-полуутомлённо обсуждали мессу и проповедь.

Так странно: разные люди на проповеди улавливают разные вещи – Николь сегодня услышала, как отец Вильхельм сказал: "Вы свет миру! Несите в мир свой свет, покажите миру пример христианской любви, начните со своих близких". Это её огорчило.

А сейчас мама, повернув в сторону папы точёный профиль рассказывала, как поразили её слова о семье. Что пример семьи – святое семейство. Что иногда надо без рассуждений доверять друг другу, как Мария доверилась Иосифу и отправилась с ним в Египет, с маленьким ребёнком на руках и как Иосиф доверился ей и не отказался от неё.

Папа посмотрел на неё, похмыкал и заявил, что её непроходимый романтизм не даёт ей возможности увидеть истину. Она сама всё приукрашивает в своей голове, тем самым искажая факты. Он сказал это таким странным тоном, что если бы такое сказал Джеф, то получил бы от Николь, по меньшей мере, пощёчину. Но только Джеф так в жизни не скажет. Он и другие слова найдёт, и тон подобный в никогда в разговорах с Николь не использовал.

Странно, но мама даже не стала возмущаться. Совсем ничего не сказала, лишь отвернулась к окну. Николь точно знала: она обиделась, а папа и не заметил. Он спокойно вёл машину и рассуждал о том, что проповедь была как две капли воды похожа на прошлогоднюю и что и ежу понятно, что в семье должно быть доверие и любовь. Если у Николь ещё и оставалось какое-то желание праздника, то после подобного разговора оно улетучилось неизвестно куда.

Отказавшись от позднего обеда, она поднялась в себе и плюхнулась в ванну, ощущая такую усталость во всём теле, что ей показалось, что она сейчас заснёт. Такая скука тут! И это – сочельник! Никаких тебе маленьких домашних радостей, гостей, которых ты приглашаешь сама и всевозможных сюрпризов. Всё, детство закончилось, можно не тратиться на демонстрацию любви к тебе и надсадно-улыбчивые кивки. Николь даже не было грустно от этого, как ни странно. Напротив, её где-то в глубине переполняла такая спокойная радость, что она с удовольствием осталась одна: хотелось подумать о Джефе. Огорчало только то, что она не успела насладиться его радостью, узнать его ощущения. Теперь оставалось только ждать, когда можно будет ему позвонить: Джеф всё равно ещё не доехал. Ему дальше от церкви, чем им. Она вытянулась, откидывая голову: жаль, что у неё тут не так просторно, как у Джефа. Там всё подобрано с учётом его роста. И длина ванны соответствует. Джеф часто совмещает отдых с мытьём. И как только он спит в воде? Тут Николь услышала мелодию "Темной ночи" и выскочила из ванны, расплескивая воду. Джеф! Наконец-то!

– Я думал, ты уже спишь, – сказал он.

Она вернулась назад, вздрагивая от холода, гуляющего по мокрой коже.

– Я не сплю. Я сижу в воде. И я скучаю.

– А я-то как тут без тебя скучаю, – засмеялся он.

Смех был легкий, но невесёлый. Николь стало приятно. Он скучает, и она ему нужна! Она закрыла глаза, представив его волосы, когда он стягивает со своего хвоста резиночку. Хотелось зарыться в них пальцами и лицом, как она делала в госпитале. Как он сейчас далеко!

– Знаешь, я рада, что ты окрестился. Я хочу быть сейчас с тобой, а вместо этого валяюсь здесь в ванне и думаю о том, как ты спишь в воде, – призналась она тихо. – У меня тут зелёная от соли вода и лужи на полу.

Спрашивать его о том, что он сегодня чувствовал не хотелось, хотелось видеть его глаза, когда он будет это рассказывать.

– А я жую курицу, которую ты мне честно оставила, – сообщил Джеф. – Без тебя жевать не интересно. Чтобы не утомлять тебя чавканьем, желаю тебе спокойной ночи.

– Приятного сна, – засмеялась Николь.

Она ещё повалялась так, уже бездумно, просто представляя перед собой лицо Джефа. Как он хлопает ресницами и двигает челюстями. Когда он жует и думает о чём-то, он ей всегда напоминает ёжика. Хотя, конечно, здоровенного Джефа трудно представить в виде маленького ёжика, но если ты сама размером с муравья рядом с Джефом, то сравнение соответствует. У ежей всегда, когда они жуют, такой же сосредоточенный вид и комично надуваются щёки.

У Николь был ёж, когда она жила у бабушки. Мама терпеть не могла, когда он носился по ночам. Ёж-ёж, а топает своими ногами не хуже быка. Днём он почему-то любил спать. Однажды Николь хотела проследить, что он будет делать и посмотреть, какой у него вид, если смотреть на него с полу. Но как назло заснула, а ёж, устав носиться и вылакав всё своё молоко, устроился спать в её волосах. Тогда Николь впервые и единственный раз коротко подстригли. Правда, ей повезло: она додумалась взять на пол подушку, и ежу не удалось докатиться до её макушки – он устроился у плеча. И поэтому стрижка получилась вполне приличной.

Потом она вспомнила, что разговаривала с миссис Джонс, как побыстрее сдать тесты и узнала, что многое можно сдать заранее. Спать уже расхотелось. Наоборот: её вдруг обуяла такая жажда деятельности, что захотелось тут же подскочить и посмотреть, что там за темы предложены для сочинений.

Николь и подскочила, поспешно натянула старые узенькие джинсы и топик. После ванны работа шла неожиданно хорошо: Николь сама от себя не ожидала, что она так плодотворно столько настряпает. Пожалуй, это оттого, что ей позвонил Джеф. Она очнулась только тогда, когда Том постучал в её комнату Николь и вошёл, услышав её: "Avanti!"

Он был какой-то странный сегодня, папа. Спокойный вроде бы, но, кажется, его что-то или тревожило, или нервировало. Он с полускрытым сарказмом оглядел Николь, всю её комнату, присмотрелся к картинке на её экране. Это было неприятно – Николь всегда раздражало, когда стоят за плечом и смотрят, что она делает, читают, что она пишет. Она легко переносила такое только когда рядом стоял Джеф. Но папа – не Джеф.

Так и хотелось спросить: "Ну, что?" Но она промолчала: папе недовольство лучше не высказывать, особенно, если он в таком "подвешенном" состоянии. Её настроение стремительно падало и скорость этого снижения соответствовала времени стояния отца у её кровати.

Она решила, что он сейчас спросит, почему она валяется на кровати, а не сидит за столом. Не объяснять же ему, что её биологическая организация просто не позволяет ей в конце месяца спокойно сидеть на стуле, а вынуждает проводить день-два лежа. Да, завтра ей предстоит тяжёлый день.

Том рассматривал её сверху. Приятно было, что она занята уроками, если бы только ещё их делала вовремя, а то потеряла столько времени, что сейчас, как ни старайся, всё равно блестящих успехов уже не добиться. Слишком много пробелов в её школьных знаниях. Эти пробелы его огорчали.

Николь лежала на животе на кровати, поставив перед собой клавиатуру от компьютера и печатала что-то, поглядывая на экран сдвинутого на край стола монитора.

– Что ты не спишь так поздно? – Спросил он.

– Сейчас, – бросила она, торопливо стуча клавишами.