— А звук мотора знакомый — японский «томоно»…

— В Средне-Амурском такого мотора ни у кого нет, — заметил Шурка Толпыга.

— Да, это не средне-амурская лодка, — подтвердил Владик.

— Я знаю, что нет, — Колчанов вглядывался в темноту. — Не иначе, это мой знакомый по Бурукану…

— Это тот, что поклевал вашу лодку, Алексей Петрович? — понимающе спросил Шурка.

— Похоже, что тот самый.

Судя по тому, как нарастал шум мотора, лодка шла на большой скорости. Наконец она показалась — темный ее силуэт стремительно скользил по воде недалеко от берега. Она так быстро пронеслась мимо засады, что с берега едва успели различить две человеческие фигуры на ней.

— Он! — решительно сказал Колчанов, когда моторка промчалась. — Его лодка…

— Может, устроим погоню? — храбро предложил Гоша Драпков.

— Скачи по берегу, Гоша! — под общий смех заторопил его Владик.

— Во-первых, нам не угнаться за ней, — ответил Колчанов, — во-вторых, у нас нет никакого повода преследовать ее: мало ли кто и по какой причине раскатывает ночью по Амуру.

Шум мотора вдруг заглох. Четверо в засаде затаили дыхание в надежде услышать голоса. Но голосов не было.

— Пристали к берегу, — прошептал Шурка.

— А может, сетку начали выметывать, — высказал предположение Гоша.

— Слышите, уключины гремят! — шепнул Владик. — Так и есть. Где будем перехватывать их, Алексей Петрович?

— Пусть немного сплывут. Перехватим против нашей засады.

Тоня у Шаман-косы издавна славилась у рыбаков как одна из самых богатых рыбой. Летом здесь хорошо ловились не только верхогляд, толстолоб и краснопер, но и осетры, а иной раз попадались и калужата весом в центнер — полтора. Осенью здесь пролегала главная дорога кеты. В иной год за одно притонение двухсотметровой сеткой рыбаки брали до сотни лососей. Но в связи с десятилетним запретом на лов осетровых тоня была закрыта, и лов сплавными сетями разрешался колхозным рыбакам лишь в кетовую путину.

…Уключины гремели долго: видимо, сетка была очень длинной. Судя по звукам, течение снесло браконьеров, и их говор доносился с Амура почти против места засады. Подождав еще минуту, Колчанов встал.

— Пора, — глухо проговорил он. Вчетвером они бесшумно, почти на руках, снесли лодку на воду. — Приготовить фонарики и зарядить ружья, — приказал Колчанов. — Владик сядет на нос, Шура — на среднее сиденье. Гоша — на заднее. Включать фонарики только по моей команде, когда подойдем метров на двадцать; светить прямо в тех, кто сидит в лодке. В случае необходимости будем брать лодку на абордаж. Как только подгоню моторку, первым хватается за их борт Владик, потом возьмусь я с кормы. Тем временем Шура и Гоша прыгают к ним в лодку. Но это на крайний случай. Предварительно попытаемся уладить все мирным путем.

Не успел Колчанов взяться за руль-мотор, как ребята были уже на своих местах. Мотор завелся с первого же оборота, и лодка стремительно понеслась по черной глади Амура. Колчанов взял курс наискось от берега, вниз по течению, чтобы отрезать браконьерам путь снизу. Моторка была уже где-нибудь в полукилометре от берега, когда Шурка Толпыга закричал:

— Уходят!

Колчанов тотчас же сбавил обороты мотора до самых малых, чтобы послушать. Да, браконьеры, по-видимому, уходили: знакомый шум восемнадцатисильного «томоно» заметно удалялся.

— Выходит, сеть-то бросили? — прокричал Владик.

— Самосплавом пустили, — пояснил Шурка.

— Она, наверное, замаскирована на плаву, — сказал Колчанов и добавил: — Будем преследовать!

Мотор взвыл с новой силой, и лодка помчалась в том направлении, куда удалялась браконьерская моторка. Время от времени Колчанов сбавлял обороты винта, чтобы прислушаться, куда уходят браконьеры, и снова лодка летела по черному Амуру, оставляя позади хорошо заметный белый шлейф. Но браконьеры находились в более выгодном положении: им не нужно было притормаживать бег своей лодки, их скрывала темнота, они располагали более сильным мотором, наконец, они могли незамеченными завернуть в любую протоку, которыми изобилует правобережная пойма Амура ниже Шаман-косы.

Минут десять продолжалась эта слепая погоня. Как и следовало ожидать, лодка браконьеров свернула с Амура в какую-то протоку. Об этом Колчанов догадался во время одной из остановок, услышав шум их мотора где-то справа в лугах. Все стали выслушивать направление звука. В это время они находились уже за Шаман-косой, примерно против Нижней протоки. Ребята великолепно ориентировались в этих местах, и теперь каждый напрягал слух, прослеживая путь браконьерской лодки. Можно было лишь примерно угадать район, где находятся беглецы. Потом шум сразу затих. Видимо, браконьеры пристали к берегу и заглушили мотор.

— Сбежали все-таки, дьяволы, — первым нарушил молчание Гоша Драпков.

— Рано еще говорить, — заметил Колчанов, продолжая напряженно вслушиваться в тишину ночи. Лодку несло течением и слегка покачивало.

— Алексей Петрович, а давайте пока найдем и выберем сеть, — предложил Шурка Толпыга. — Чего ей пропадать?!

— Конечно, надо ее найти, — согласился Колчанов. — Но раньше нужно кому-то двоим высадиться на берег, забраться в тальники и прослушивать все звуки, которые будут доноситься с лугов.

— Мы с Гошей высадимся, — предложил Владик.

— Добро, — Колчанов снова завел мотор.

Скоро лодка ткнулась носом в прибрежный песок. Владик с Гошей выпрыгнули на берег и тотчас столкнули лодку на воду.

— А как вы потом нас найдете? — озабоченно спросил Гоша.

— Когда услышите, что мы идем вдоль берега, просигнальте в нашу сторону фонариками.

На поиски плавной сети не ушло и четверти часа. Зная примерное положение тони, а стало быть, расстояние от так называемого «бегового» конца сети до берега, Колчанов вел моторку по этому месту крутыми зигзагами, Шурка Толпыга лежал в носу лодки и светил впереди карманным фонариком. Моторка шла против течения, навстречу сети, на самой малой скорости. Примерно против домика бакенщика Шурка увидел под лучом фонарика плывущее весло.

— Стоп, Алексей Петрович! — закричал он. — Кажется, поплавок.

В самом деле: весло посередине было перевязано веревкой. Это был конец сети. Шурка поднял весло и обнаружил, что веревка от него уходит в воду. Расторопно работая руками, он начал выбирать сеть в лодку. Колчанов светил фонариком; сверкнула серебром довольно крупная рыбина.

— Улов заберем? — спросил Шурка.

— Смотря что. Верхогляда бери.

Не прошло и минуты, как в лодке трепыхалась другая огромная рыбина — длинноносая, с темной зубчатой спиной.

— Осетр, Алексей Петрович! — в изумлении выдохнул Шурка. — И промысловых размеров…

— За борт, Шура, за борт, — усмехаясь, приказал Колчанов.

Видимо, нарочно Шурка так долго выпутывал из сети осетра — он любовался этой редкостной рыбиной, больше метра в длину. Освободив осетра, Шурка осторожно опустил его в воду и не пускал до тех пор, пока тот не рванулся из рук.

А потом снова верхогляды, два крупных сазана, калуга килограммов на сорок; ее с трудом затащили в лодку, чтобы выпутать из сети.

— Добрый был бы улов, — не без сожаления говорил Шурка, закончив выборку сети. — Да и сетка! Метров четыреста будет… Видать, дело у них поставлено на широкую ногу.

Было уже около двух часов ночи, когда моторка подошла к месту, где на берегу вели наблюдение Владик и Гоша.

— Ну, как у вас тут? — спрашивал вполголоса Колчанов, когда Владик и Гоша появились из темноты.

— По-моему, в направлении Потайной протоки что-то загремело, — шепотом отвечал Владик.

— А ведь и в самом деле они могут там прятаться, — вмешался Шурка. — Место глухое, заброшенное, никто туда никогда не заглядывает.

Колчанов долго не отвечал, вслушиваясь в тишину ночи.

— Да-а, — раздумчиво сказал он наконец, — но у нас нет никаких улик, если мы и найдем их там…

— А если у них окажется выловленная рыба? — спросил Владик. — Например, осетры?

— Если и есть рыба, они ее так запрячут при нашем появлении, что никакие ищейки не найдут, — возразил Колчанов. — Допустим, возьмут и утопят садок где-нибудь на самом глубоком месте.