Пожалуй, в Амуре, да и не только в Амуре, нет рыбы из семейства карповых жирнее толстолоба. В копченом виде — это деликатес, который по вкусу можно сравнить разве только с осетровыми. Между тем и ихтиологи и рыбаки очень мало знают об образе жизни толстолоба. Известно, что он размножается пелагической икрой: одна рыбина выметывает непосредственно в толщу воды до полумиллиона икринок; икринки быстро набухают, а их прозрачную оболочку очень трудно различить в воде. В оболочке и происходит развитие зародыша, при этом довольно быстрое — в течение нескольких дней. Известен и характер питания толстолоба; пищей ему служит планктон. В размножении и в питании толстолоб не зависит от режима воды в Амуре. Казалось бы, при этих условиях запасы его должны быть очень большими. На самом же деле толстолоб занимает далеко не первое место среди промысловых рыб. Эта загадка связана с тем, что никто не знает, где и когда он находится. Если карася и сазана, щуку и сома летом нужно искать в стоячей воде, поближе к траве, а леща, верхогляда и желтощека — на течении, то о толстолобе ничего определенного не могут сказать ни ученые, ни рыбаки. Только зимой можно найти яму, где толстолоб отлеживается, часто вместе с другими карповыми рыбами.

Колчанов давно заметил, что между излучиной старицы Амура и Чогором кочует большое стадо толстолобов. Уже около десяти точек поставил молодой ихтиолог на карте лабиринта, изучая маршрут и закономерности движения стада. Теперь ему хотелось попутно найти еще одну такую «точку».

Над безбрежной амурской поймой царил первозданный покой. Замерли травы на лугах, зеленые купы тальника гляделись в зеркало воды, повсюду разлилась вечерняя дремотная тишь. Амур словно отдыхал после многодневных штормов. Только иногда показывалась тяжелая и ленивая в полете цапля, изредка оглашая всю округу своими зычными, похожими на стон воплями.

В этой тиши звук мотора напоминал нескончаемый звон огромной струны, натянутой где-то от края и до края над просторами лугов. Колчанов давно уже так не отдыхал душой, как сейчас, весь отдаваясь упоению стремительным движением.

Они мчались протокой. Чуть правее лодки из воды вдруг выпрыгнула огромная серебристая рыбина. Толстолоб! Потрепетав плавниками в воздухе и весь изогнувшись, он бухнулся обратно в воду, подняв каскад изумрудных брызг. Это было как бы сигналом: через мгновение такие же серебристые красавцы замелькали в воздухе повсюду вокруг лодки. Колчанов мгновенно сбавил бег моторки и стал выписывать крутые виражи: придуманный им еще в прошлом году способ выловить несколько рыбин. Не успел Колчанов, пряча голову и пригибаясь, сделать и двух кругов, как на дно лодки, перепугав пса, с грохотом упал полупудовый толстолоб. Едва Шурка прикрыл рыбину пологом палатки, как ощутил тупой, довольно увесистый удар по спине — в лодку влетел второй толстолоб. Хватит, нужно скорее выскакивать из «опасной зоны»! И лодка понеслась своей дорогой: новая «точка» выпаса толстолоба найдена!

Под впечатлением встречи с толстолобами Колчанов — уже в который раз — принялся обдумывать способ постановки опыта для выяснения причин, которые заставляют выпрыгивать из воды эту любопытную рыбу. Одни утверждают, что толстолоба пугает тень лодки или катера, другие — внезапный звук. Но Колчанову хотелось выяснить главное: почему только толстолоб при встрече с лодкой или катером выпрыгивает из воды? По рассказам старожилов Приамурья, в старину, когда рыбы в Амуре было гораздо больше, рыбакам случалось встречаться с такими стаями толстолобов, что они опрокидывали лодку.

Задержка с Лидой Гаркавой на берегу и встреча с толстолобами, тоже отнявшая несколько минут, привели к тому, что сумерки застали путников километрах в тридцати от Шаман-косы в довольно сложном лабиринте проток и тальниковых зарослей. Пока догорала заря, Колчанов мог вести лодку на самой большой скорости, хотя протока, по которой они ехали, делала одну петлю за другой. Но вот в небе потухли последние отсветы зари, и густая темень окутала пойму Амура. Свет карманного фонарика почти не пробивал темноту — села батарейка. Колчанов сбавил обороты мотора до самых малых. Пригнувшись к самому борту лодки, он, как и Толпыгин, изо всех сил напрягал зрение. И все-таки в одном месте лодка с такой силой наскочила на затопленный сухостойник, что едва не опрокинулась. К счастью, тальниковый коридор вскоре кончился, и перед путниками открылась широкая, усеянная отраженными звездами гладь воды. По расчетам Колчанова это было Песочное озеро, от которого отходит к Амуру широкая протока. Он не ошибся: через четверть часа позади остались последние купы тальников, и лодка выскочила в русло Амура. Или он привык к темноте, или ярче заблестели звезды, подсвечивая воду сверху и снизу, из глубины, но он стал видеть гораздо лучше. Теперь Колчанов выжимал из мотора всю силу, на которую только тот был способен. Так они мчались с полчаса, пока наконец не увидели впереди огоньки знакомых створ на Шаман-косе. А еще минут через десять лодка ткнулась носом в песчаный берег неподалеку от хижины бакенщика.

— Кого бог принес? — послышался густой хрипловатый бас от порога избы. — Уж не Алексея ли Петровича?

— Он самый, Филимоныч! — отозвался Колчанов. — Принимай Верного!

Но пес уже выскочил на берег и теперь радостно скулил и тявкал возле хозяина.

— Ну, задал ты мне, паря, головоломку, — старик подошел к лодке. — Только утром от рыбинспекторов узнал, что ты, слава богу, жив и здоров. Заходь чайку-то попить, а то, может, и переночуешь?

— Недосуг, Филимоныч, завтра у меня будут гости, — говорил Колчанов, нащупывая рыбину. — На вот, на уху! — Под ноги бакенщика, сверкнув серебром, шлепнулся толстолоб.

— Благодарствую, Петрович, — крякнул старик, поднимая полупудовую рыбину. — А там уж, паря, и сейчас у тебя гости. Большой да нарядный катер, из Хабаровска, должно…

— Да ну! — обрадовался Колчанов. — Значит, приехали. Это экспедиция из Москвы. Может, кто-нибудь из друзей или знакомых. Поехали! Спокойной ночи, Филимоныч.

— С богом, Петрович, удачи тебе!

Колчанова и Филимоныча связывало не только соседство по озеру Чогор. Знакомясь с окрестностями Чогора, Колчанов объезжал однажды на лодке протоки и заливы, прилегающие к озеру, Неподалеку от Амура на лугу он заметил человека, который с ведром в руках шел к берегу реки. Подойдя к Амуру, человек выплеснул из ведра в воду какую-то жижу и снова зашагал в луга. Где-то во впадине он исчез, а вскоре снова появился с ведром и проделал то же, что в первый раз. Колчанова заинтересовало, чем он занимается. Алексей оставил свою лодку и поспешил в направлении впадины. И вот перед ним картина: длинная кочкастая ложбина, видимо заросшая старица какой-то протоки; на дне ее — небольшая и неглубокая, по щиколотку, мутная лужа, по ней бродит могучий старик, ловит пригоршнями мелкую рыбешку, которая здесь кишмя кишит, и бросает в ведро. Колчанову стало ясно: старик спасает молодь, оставшуюся в обсыхающем озерке. Не долго думая, Алексей разулся, засучил штаны и принялся помогать старику.

Так они познакомились и вскоре стали друзьями. С тех пор то Колчанов, то Филимоныч нередко заглядывали друг к другу в гости. Зимой бакенщик жил вдвоем со старухой. Во время же летних отпусков у него становилось людно: приезжали с женами и детьми сыновья (у Филимоныча их было шестеро), две дочери-учительницы с мужьями и тоже с детьми, и тогда на Шаман-косе возникал целый пионерский лагерь. Все попытки сыновей и дочерей переманить стариков в город пока не имели успеха. Филимоныч, избродивший в молодости весь Дальний Восток, испытавший труд и золотоискателя, и зверобоя, и рыбака, не хотел расставаться с привольными просторами Амура. Он превосходно знал здесь каждый уголок поймы, глубины и отмели в озере и окрестных протоках и был незаменимым советчиком в исследовательской работе Колчанова.

От Шаман-косы моторку повел Шурка. Волшебной иллюминацией переливались в темной блестящей глади воды хороводы синевато-серебристых звезд. Любуясь ночным Чогором, Колчанов кутался в плащ-накидку и думал, думал о том, как трудно ему придется разрешать свой конфликт с профессором Сафьяновым, а может быть и с институтом. Не сдаться ли? Не отступить ли?