Непосредственно сами великаны участия в схватке до сих пор не принимали. Всё так и стояли несокрушимой живой преградой, бесцельно размахивая лапами и никого за неё не выпуская. Кого-то они достают, но это вина всадников, что кидаются на них со своими жалкими потугами. Люди, очумевшие от свистящей в воздухе смерти, не замечают этого. Им видится, что враг повсюду, и что он стягивает окружение! И если не вырваться, пока прочие древни ещё не навалились на них, то полягут все до одного!

Расстояния, разделяющего обе стороны, как такового более не осталось. Летят стрелы и короткие пики, со звоном отскакивают от металла. А когда не отскакивают, падают тела. Часть рыцарей разъехалась, но многие продолжают топтаться, натыкаясь друг на друга. Кто-то из сотников зовом рога пытается собрать подле себя группу, потом он умолкает. Топоры врубаются в торсы громил, брызжут щепки — редкие случаи, древни на них даже не отмахиваются. Лишь всё громче бубнят, словно бы осуждающе.

Толкотня и духота. Вздыбливается лошадь, в её боку древко.

Матерщина — это командор, не разобрать ни слова. Проносятся перед глазами спины и лица с выпученными глазами. Кто туда, кто сюда. Великаны совсем рядом. Вдруг возле тебя больше нет помех, ты прорвался! — но нет, перед тобой встаёт Он, и на нём беснующимися чертями прыгают карлы. Запах гари — подпалили ещё кого-то! Только бы опять не самих себя. Копыта громыхают прямо в твоей голове, хрипы и завывания, твои хрипы, чужие завывания. А наверху безмятежное небо. Кружится, кружится. И нет выхода из огромной давильни.

Подходят ещё древни. А с ними свора недомерков, почуявших бессилие загнанной в угол добычи, и от того пришедших вовсе в неописуемое возбуждение. Их стрелы выхватывают жизни. Карлы стреляют с ветвей, обхватив те ногами и тем освободив себе руки. Умелые охотники. Лесные дикари.

Стрела ломается и об твой шлем. Словно кто-то отвешивает тебе оплеуху, удар и на миг всё поплыло. Божий свет перекрывают древесные стволы. Ходящие брёвна топчут землю. Сокрушающие плети секут воздух, что без того стонет от басовитого бормотания.

— Меж ними! — всё же прорезает вселенский ор крик Шрама.

Да разве ещё хоть кто-то способен что-то соображать? Лошади несут сами, куда попало. Управлять ими едва возможно. Но может они и почуют вдруг появившуюся случайную брешь!

БА-БАХ!

От громыхания заложило уши, и все звуки разом отдалились. Маги вновь изловчились ударить. Ай, да мэтр, а ещё говорил: стар совсем! Рукотворная молния повторно шандарахнула в однорукого великана, на котором продолжало плясать масляное пламя. Хвоя на его ветвях побурела, половина лица закоптилась, в трещинах коры проступили смоляные потёки. И на этот раз древень не устоял. Медленно, подрубленным деревом завалился навзничь. От него взвиваются клубы дыма. Соседние громилы благоразумно пятятся в стороны.

Вот он — проход! Шанс!

Подобная мысль одновременно пронеслась в десятках голов. Всадники пытаются развернуться на месте и всем скопом устремляются во вновь образовавшуюся прореху.

Лошади сталкиваются, падают, не удержавшись. Участь быть затоптанным постигает и тех из карлов, что оказываются в образовавшейся бреши. Этих не жаль. Людской вал прёт, не помещаясь в тесном устье прохода. В безумных прыжках кони перескакивают через дымящегося великана. Загромождение из лежащих на земле тел — лошадиных и нет, мёртвых и ещё корчившихся в муках, растёт, мешая продвижению.

Новых ударов небесного пламени не последовало, и громилы затягивают разрыв в своих рядах… Длинные как копья и столь же твёрдые пальцы древня пробивают лошадь насквозь, выйдя с другой стороны красными, поднимают и отшвыривают её над головами далеко прочь. Рыцарь успел спрыгнуть с седла, но что с ним сталось не разобрать… Пока громилы сходились, ещё части смертников удаётся вырваться из западни. Среди этих оказываются командор с господином Аргустом.

Счастливчики скрываются в чащи, вослед им летят стрелы и негодующий посвист, но и их уже не настичь.

Великаны повторно смыкают окружение. И те, кто остаётся в нём, постепенно откатываются обратно к центру прогалины. Лишь там для них ещё сохраняется возможность прожить какое-то время. Туда же бегут оставшиеся без лошади, хромающие, безоружные, там же по-прежнему стоят маги, что вовсе не двигались с места. Стрелки отстреливаются. Невероятно, но кто-то выпускает горящие стрелы. Вспыхивает ещё один облитый маслом громила; карлы осыпаются с его ветвей верещащими комками. В спины всадникам летят ответные стрелы. Рыцари падают на землю, и их лошади, почуяв внезапную лёгкость, несутся дальше галопом.

Всё возвращается к тому, с чего началось. Огонь и безумие схватки перегорают, оставляя после себя обратившуюся в пепел надежду. Нахлынувшее отчаяние опустошает души.

Затравленные лошади рвутся бежать, дальше, ещё дальше, но бежать некуда. Лошади брызжут пеной и кровью. Только ценой неимоверных усилий их удаётся сдержать. Собаки, заливаясь воем, носятся кругами, прошмыгивают под громилами. Стрелы сбивают их, но, в общем, ни карлам, ни великанам до псин нет дела.

По всей прогалине лежат тела, и древни ступают прямо по ним.

Уцелевшие рыцари съезжаются в плотную кучу. Существенно поредевшую кучу. Конные и пешие жмутся друг к другу. Это ничем не поможет, их смерть рядом, не сводит с них глаз, не отпустит их. С ними больше нет командора, нет веры.

Дваро Догвиль, растерявший весь свой десяток и волей судьбы оставшийся последним, кто ещё был способен на внятные приказы, орёт и бьёт кулачищами направо и налево, пытаясь привести в чувство скованное отчаянием стадо. Помощи ждать неоткуда. Но даже это не повод ссать в штаны и лишаться разума!

Древни всё же начали сближаться. Великаны прекратили своё безучастное стояние. Они чего-то ждали, но так и не дождались.

— Мартин! Да постой ты! Мэрих и Орнир мертвы, я сам видел! Хью — не знаю, но здесь его нет! Звать их бесполезно! В лучшем случае спаслась сотня. Кроули и его дети остались там, про них все просто забыли… Что станем делать? Либо вперёд, либо назад. За нами могут погнаться. На раздумья времени нет!

Шрам кричал. Аргуст с трудом усмирял хрипящего коня, зыркающего на окружающих налитым кровью взглядом.

— Я никого не брошу! — взгляд командора горел не меньшим буйством, бородатое лицо перекосило от ярости. Перед глазами всё виделось, как падали его воины, когда он сам без шлема не получил и царапины! Проклятые стрелы и лапы громил обходили его как заговорённого. — Я возвращаюсь!

— Я с тобой. — Аргуст захлопнул забрало. Его меч успел вкусить крови недомерков и желал больше.

Штрауб хотел что-то ответить, уже рот раскрыл. Но смолчал.

— Пошли! — маэдо хлестнул поводьями. — Может, ещё что-то и выйдет. Твари не ждут, что мы ударим им с тыла!

— Мы возвращаемся! — Шрам крутанул топором смертоносный стальной круг. — В атаку! Руби их, жги их! Никакой пощады!

Всадники, что выскочили из засады и за некоторым числом не рассеялись, кто куда, съехались на поляне вблизи от злосчастной прогалины. И сейчас они поворачивали лошадей. Ослушаться командора никто не посмел.

О пережитом до того затмении и позорном паникёрстве было стыдно (и страшно) вспоминать. И возвращаться было страшно. Но, воистину, не бросать же своих на растерзание нелюди!

Лесной сумрак огласили запальчивые крики, впрочем, по знаку Шрама сразу умолкшие. И тогда вновь стал слышен разносящийся над чащей трубный вой великанов. Битва не утихала.

Неполная сотня прорвавшихся возвращалась к полю сражения. Надежда переломить ход схватки ещё оставалась.

Вражеское кольцо сжималось. Древесные монстры шли столь плотно, что зазоров меж ними не наблюдалось вовсе. Карлики тоже подступали, семеня следом за своими исполинскими союзниками и восседая на них, как на своеобразной ездовой живности.

Древни приближались, но делали это медленно, словно всем своим видом продолжая показывать нежелание нападать на глупых людишек. Несколько карлов, вздумавших выпустить стрелы в окружённых уже после того, как воинственный всплеск последних иссяк, тут же распрощались с жизнями. Могучие лапы громил при необходимости могли быть весьма ловкими. Остальные, усвоив урок, опустили луки, непрерывно вереща на своём крысином языке.