Ветер гулял в вершинах сосен, трепал плащи и гривы лошадей. Луи с Лопухом увлечённо болтали. Рыцарь взялся расписывать их будущую славную жизнь в крепости. Юлиан почти не слушал. Нет, не все ещё кусочки мозаики нашли отведённые им места. Взять того же маэдо, о котором до сих пор ничего не известно.

— Стойте! — воскликнул стражник, натягивая поводья, на что его кобыла недовольно заржала. — Господин Аргуст, которого мэтр Кроули по странному называет «маэдо», он-то кто такой?

— Господин Аргуст? А кто ж его знает? — пожал плечами Луи, тоже придерживая лошадь. Наступающие сзади всадники начали покрывать их сбавившую ход компашку почём зря. — Ты только не ори так на его счёт — не советую.

Юлиан утёр перчаткой мокрое лицо и согласно кивнул. Луи счёл это достаточным, чтобы поделиться ещё кое-какими сведениями.

— Где-то года два с половиной назад он появился у нас в Жести и сразу сдружился с командором. Откуда явился и кто такой — никто вам не скажет. Лишь имя известно — Аргуст, и то немногим. Командор, если обращается к нему, то обычно без имени, а мэтр — как ты сказал: маэдо. Раз он не желает распространять подробности о себе, значит, на то есть причины. И, как бы удивительно это от меня ни звучало, я думаю, что сиё есть не нашего с вами ума дело.

Юлиан цокнул языком. А Луи, понизив голос, добавил:

— С такими лучше не связываться — себе дороже. Во-первых, первоклассный боец, я сам видел, как он на тренировках мечом машет. А во-вторых, человек не из простых. С командором они с первых дней были в приятелях. Но прошлой весной между ними словно кошка пробежала. Подробностей не знаю, только то, что в том как-то была замешана столичная делегация, явившаяся вдруг к нам с проверкой. Маэдо — он сеньор малость заносчивый, и… Как бы то ни было, он тогда быстренько собрался и покинул крепость. О нём скоро все и забыли. Но тут мы приезжаем в Медвежий Угол и видим его снова! Вон он, оказывается, куда подался. К нему-то командор и ехал. Великаны, может статься, поначалу были лишь поводом. А повернулось всё по-иному… Теперь все раздоры между ними, вроде бы, забылись. В нынешнее время не до старых обид.

— Это как раз понятно. — Юлиан встряхнул головой. — Другое не понятно… Ну, да о том мы ещё успеем наговориться, — стражник улыбнулся. — А пока, распрекрасный ты наш «без страх и упрёка», что ты там про Жесть вещал? Так уж она непревзойдённа или это опять лишь пустой трёп?

Они тронули лошадей, теперь едва ли не замыкая колонну. Но так было и лучше — никто не пихался. Вот только едущие впереди настолько размесили грязь, что тащиться приходилось в лучшем случае быстрым шагом.

— Чистая правда! Крепость стоит на скальной основе, а её стены возносятся до самых небес! — вмиг загорелся сир, лихо подкрутив, вернее, попытавшись подкрутить свои усишки. Конь под ним взбрыкнул — такого вертлявого наездника и врагу не пожелаешь.

На последнем привале Луи решил сбрить отросшую щетину, но оставил тонкие полоски над верхней губой и бородку-клинышек под нижней, сказав, что они делают его ещё мужественнее. А Лопух добавил: «И похожее на козла». Тогда рыцарь предложил пари на полновесный золотой — ладно, серебряный, кто из них двоих за зиму обзаведётся более видной растительностью на лице. Юлиан тут же был назначен выступать судьёй в их споре. Теперь, что не случай, оба стремились поддеть друг друга по этому поводу.

Ветер усилился, налетая порывами. Мир выцвел, сделавшись до невозможности хмурым. Ну, хотя бы наверху, пусть временно, поиссякли запасы воды — всё там сейчас клубилось грозными бледно-лиловыми горами. Мимо проехал Догвиль в нахлобученной по самые глаза уже подзабытой треуголке, сменившей солдатский шлем. Сощуренный взгляд скользнул по притихшим подчинённым. Но, так ничего не сказав, десятник проследовал дальше, подгонять совсем отстающих. Порой даже Догвиль позволял себе чрезмерную добросердечность.

Стражники выдохнули лёгкие облачка пара. Луи же заржал и взялся допытываться, отчего так напряглись их рожи.

Впереди их ставшей немногочисленной процессии двигались непривычно тихий командор Штрауб, ссутулившийся мэтр Кроули, замотанный в тёплый плащ, и пребывающий в задумчивости господин-маэдо Аргуст, верхом на маститом вороном жеребце. Они тоже беседовали, чуть слышно и словно бы нехотя. Что объединяло этих троих? Какая истинная причина заставила ввязаться в авантюру с великанами? Показное спокойствие снаружи. А внутри крепнущая уверенность, что близится Нечто, по сравнению с чем все их нынешние бедствия покажутся сущим пустяком… Но рано или поздно даже самая тщательно хранимая тайна становится явью.

Этого они и опасались больше всего.

С нависающего полога туч вместо дождя посыпалась похожая на крупу снежная крошка. Пока ещё мелкая и робкая. Ветер подхватывал её, закручивая в воздушные шлейфы. Это было даже красиво. Всадники косились на небо и плотнее кутались в плащи, теша себя надеждой убежать от непогоды.

Поздно ночью грозовые тучи разошлись, и на просветлевшем небосводе заискрилась драгоценная россыпь по-весеннему ярких звёзд. Но не они были хозяевами этой ночи. На бархатном занавесе, пришпиленном к вышине оголовками звёздных гвоздей, заправляла покрытая пятнами ржи луна. Её призрачный свет разливался по округе, вычерчивая тени мокрых после дождя, ещё голых деревьев. Отражался в лужах и искрился на покрывающих землю ошмётках рыхлого снега. Он же превращал невысокий Береговой кряж в монолитную скалу, вознёсшуюся едва ли не до тех самых звёзд.

Подул напористый ветер, окончательно расчистивший небо. Это был ветер с юга. Он принёс в Дальний удел настоящее тепло, а с ним столь раннюю в этом году весну, что припомнить подобную могли лишь немногие из старожилов.

Юлиан открыл глаза и понял, что больше не уснёт.

Со своей койки он видел два узких прямоугольника окна на фоне стены. За ними в бледном ореоле над миром висел круг луны. Последнее время стражнику Стены, а с недавних пор и рыцарю Чёрной Розы (титул присвоен в порядке особого исключения, другим для того требовалось отслужить в Жести не менее семи лет, а тут ещё прилагался памятный кинжал), всё настойчивее казалось, что эта растущая изо дня в день луна — зловещая луна.

Уже не первую ночь он просыпался без всяких причин до рассвета и, лёжа в тиши, наблюдал за её неспешным плаванием по тёмной реке неба. Ему мнилось, что именно луна будит его. Измывается. Желает, чтобы он смотрел на неё и осознавал свою человеческую ничтожность в сравнении с вечным и всевидящим «солнцем ночи». Недобрая луна сулила беду. Не помня когда, Юлиан уверился, что она же являлась причиной и их прошлых бед.

Глупость, конечно. Только плод замутнённого, страдающего от бессонницы разума… Но сегодня, в ночь полнолуния, неясные и от того ещё более гнетущие страхи не казались столь уж бредовыми. Напротив. Казалось… Хотя нет — глупость, она и есть глупость.

Новоиспечённый рыцарь был романтиком. И пусть у вас это не соотносится лишь с томными вздохами под балконами красоток. Ему просто было немного тоскливо. Случается, накатывает. Лунная ночь — ночь беспричинной тоски и воспоминаний, что непременно полезут в голову, если не перестать таращиться в окно. Пускай. Наступит рассвет, и всё развеется, как стылый туман поутру.

До чего же тепло. И ведь только начало апреля.

— Эй, чего не спишь?

— А? И ты тоже. — Юлиан повернулся на бок, чтобы видеть койку приятеля. Также, кстати, полноправного рыцаря. — Всё луна.

— Да, луна нынче знатная. — Лопух глянул в окно и умолк.

Комнату на первом этаже одного из каменных строений внутри крепости, язык не поворачивался назвать её казармой, где размещался их десяток, наполняли умиротворённые похрапывания. Высвеченные дорожки пролегали от окон по койкам со спящими. Они казались столь густыми, что бери и режь ножом. Омытые лунными струями люди были белыми как мраморные скульптуры. Луи лежал дальше по проходу, скинув с себя одеяло, подложив одну ладонь под голову, вторую под зад и свесив правую ногу на пол, — оказывается, и так можно спать.