Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Марина быстро прошлась по Мальтийскому периоду, помянула недобрым словом Наполеона, мимоходом, по пути в Египет, захватившего в 1798-ом году Мальту; и добрым – Павла Первого, предложившего рыцарям убежище в Санкт-Петербурге.

– Существует гипотеза, – сказала Марина и тут же оговорилась. – Не признанная официальной наукой! Так вот, существует гипотеза, согласно которой рыцари Мальтийского ордена перевезли все свои сокровища сюда, в Санкт-Петербург.

Ковалев неожиданно поднял руку и, пользуясь наступившей тишиной, спросил.

– Всего лишь гипотеза?

– Она пока не получила подтверждения, – сказала Марина.

– Одну минуточку! – остановил Ковалев. – Так они перевезли или нет? Сокровища здесь, в Санкт-Петербурге, или – в другом месте?

Повисло молчание. Все ждали продолжения.

Виктор незаметно сфотографировал Ковалева. Потом, уловив на двенадцатом ряду неподдельный интерес, быстро снял Мануэля и Юзефа. Громил он давно уже запечатлел; на всякий случай; это были те же самые, что вчера вышли из «Корсара» вслед за вором.

– Я не знаю, – честно ответила Марина. – Но вполне допускаю такую возможность. У меня есть документ, который разыскал в архивах мой отец. Этот документ может многое объяснить.

– Что за документ? – не унимался Ковалев. Едва ли это был его собственный интерес; скорее, транслировал то, что слышал в наушнике.

– Письмо Натальи Александровны Суворовой неизвестному адресату, – сообщила Марина. – В письме она рассказывает о последних днях жизни своего мужа, цареубийцы Николая Зубова.

– Вы нам его покажете? – спросил Ковалев.

– Разумеется. Для этого я вас и пригласила. Будьте добры! – Марина повернулась к Мите. – Задерните шторы.

Митя нажал кнопку на пульте управления. Шторы поползли, закрывая окна.

– Покажите документ, – сказала Марина.

Митя положил склеенное письмо на площадку, включил проектор. На большом белом экране позади Марины возникло бледное изображение документа: желтая бумага, местами тронутая плесенью, и чернильные буквы. Марина взяла указку.

– Очень плохо видно. Пожалуйста, выключите свет.

Митя потянулся к пульту. Рука зависла над выключателем… Вдруг! Свет во всем зале погас сам, без его участия. Наступила темнота.

31

Экран внезапно стал черным.

Виноградов не мог понять, что случилось. Он ловил каждое слово Марины, каждый звук; интонацию и любой нюанс речи; обстановку в зале и шум за кадром. Сказывалась многолетняя привычка анализировать прежде всего поток информации, а потом уже – проблему в отдельности.

– В чем дело? – спросил Виноградов. – Скворцов! В чем дело?

– Наверное, прервали трансляцию, – предположил Скворцов.

– Нет! Я слышу звук! Ты слышишь звук?

Скворцов прислушался. Из динамиков доносились гул, отдельные фразы, потом раздался отчетливый вскрик; что угодно, но только не голос Марины.

– Где картинка? – закричал Виноградов.

– Я разберусь, – Скворцов поднес мобильный к уху.

Виноградов откинулся на подушку. С одной стороны, все шло не так, как надо: он не узнал то, что хотел. С другой – все шло именно так, как надо. Кто-то, пока неизвестно, кто, хотел помешать раскрытию тайны; это означало, что тайна есть.

Если бы ее не было вообще, Виноградов был бы бессилен. Но, коли она существует, Виноградов докопается. Это – в его силах. Впереди – целых две недели.

32

В актовом зале внезапно загорелся свет, и картина стала ясна.

Докладчика за трибуной – нет, изображения документа нет и самого документа – тоже нет. Митя стоял рядом с проектором и потирал рукой стремительно набухающий синяк под правым глазом; пока только бодро-румяная опухоль; но пару дней спустя она обещала перерасти в огромный полноценный фингал, сияющий как минимум четырьмя из семи цветов радуги.

Внимательный наблюдатель также заметил бы исчезновение фотокорреспондента с кричащим бэджиком «Пресса» на груди; вора в первом ряду тоже не было.

Зато – были суетящиеся громилы; они расталкивали людей, без стеснения били их по головам и рвались вниз; достигнув первого ряда, долго ругались и вслух размышляли, в какую сторону бежать.

Юзеф и Мануэль степенно встали и, спустившись по ступенькам, прошествовали к выходу; как раз мимо громил; те хотели толкнуть Юзефа, но, встретив неподвижно-кипящий взгляд черных глаз Мануэля, остереглись, что было правильно.

Ковалев не двинулся с места, лишь переставил ноутбук.

– Вы – все видите? Что мне делать?

33

Виноградов сориентировался мгновенно.

– Не упустите мальчишку!

– Проследите за мальчиком, – повторил Скворцов в трубку.

– Я был прав, – торжествующе сказал Виноградов. – Это – знак!

– Установите контакты, – инструктировал Скворцов Ковалева. – Без моего приказа не трогать.

34

Было душно и темно. Вот и все, что чувствовала Марина. Душно и темно! Душно и темно! Нет, так не годится. Паника – последнее, что ей бы теперь помогло. Марина постаралась взять себя в руки – в переносном смысле, поскольку чувствовала, что в буквальном – она и так находится в руках, но – чужих и очень крепких.

Итак. В зале погас свет, и наступила темнота. Что дальше? Послышался вскрик; громкий, совсем рядом; Марина готова поклясться, что это был голос Мити. А потом?

А потом – кто-то накинул ей на голову мешок, стиснул руки, лишив возможности сопротивляться, подхватил и понес. Как? Марина помнила, что ноги болтались где-то внизу, а голова была на уровне ног, и основную тяжесть тела принял на себя живот. Значит, ее несли на плече. Можно ли считать эту информацию полезной? Вряд ли. Но, пока голова работает, надо думать дальше.

А что происходит сейчас? Судя по звуку мотора, ее куда-то везут. Она лежит у кого-то на коленях, с мешком на голове, и руки по-прежнему стиснуты чьими-то крепкими пальцами. Да что же такое происходит?

Появился новый звук: шуршание гравия под колесами. Машина сбавила ход и ехала, плавно покачиваясь. Потом – остановилась.

Раздался щелчок; дверца открылась. Марине помогли выйти: вовсе не грубо; скорее, наоборот, – заботливо. Руки освободились, и первое, что Марина сделала, – стащила с головы мешок.

Она увидела, что находится на пустыре в какой-то промзоне на берегу Финского залива. За спиной стояла машина; та, на которой ее привезли. У водительской двери – чернявый «мелкий бес» с завитыми усиками; бес приподнял канотье и улыбнулся.

Рядом стоял блондин лет сорока; по виду – никак не богатырь, но Марина сразу поняла – это он сграбастал ее в охапку и утащил из зала. Блондин находился совсем близко, взгляд его был спокоен; Марина решила, что лучше не делать резких движений: зачем понапрасну злить человека с такими руками? Она мельком взглянула на его руки: обычные, белые, небольшие.

На другом конце пустыря стояла еще одна машина, и от нее к Марине направлялись двое: мужчина, лет шестидесяти, выступал величественно, как испанский гранд; женщина с короткой седой стрижкой держалась на два шага позади.

Блондин сделал приглашающий жест. Марина пошла вперед, навстречу гранду и седой женщине. Блондин сопровождал. Чернявый бес держался поодаль: дефилировал этакой развинченной походочкой, словно у него напрочь отсутствовали суставы; при этом – не забывал крутить головой на триста шестьдесят градусов.

На середине пустыря Марина остановилась.

– Здравствуйте, Марина Сергеевна! – сказал гранд.

Марина еще больше успокоилась: если ее знают и называют по имени-отчеству, может, не все так плохо?

– Кто вы такие? Что вам нужно? – она решила сразу перейти в атаку. А может, просто скопившийся страх требовал немедленного выхода.

– Мы не причиним вам зла, – сказал гранд. – Где документ?

Блондин достал из-за пазухи письмо Суворочки (основа не позволила ему рассыпаться) и передал гранду.

13
{"b":"655799","o":1}