Вот тут-то все и стало на свои места! Марина вспомнила слова Мити; теперь она и сама понимала, что все беды – из-за этого проклятого документа.

Страх уступил место ярости; эмоции намного опередили мысли.

– Так это вы убили моего отца? – зловещим голосом произнесла Марина и бросилась вперед с твердым намерением вцепиться гранду в горло.

Ей удалось сделать только первый рывок; каким-то непостижимым образом блондин сократил пространство и снова стиснул Марину; можно было сказать «заключил в объятия», но от этих объятий перехватило дыхание. О сопротивлении опять не могло быть и речи.

– Кто еще, кроме вас, знает содержание этого документа? – спросил гранд.

Блондин чуть ослабил хватку.

– Никто, – прохрипела Марина.

– А молодой человек? Который помогал вам? Кто он?

– Он не читал! – соврала Марина.

– Допустим, – гранд пригладил волосы. – Вы никому не должны говорить о письме. Это может привести к очень тяжелым последствиям.

И тут… Скорее всего, не к месту, но в Марине заговорил ученый. Страх ушел, ярость ослабла, на первое место вышла подлинная сущность.

– Это письмо нашел мой отец. И я вправе распоряжаться им, как хочу.

Конечно, звучало это глупо; особенно учитывая обстоятельство, что Марина не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, а письмо Суворочки было у гранда. Но он, как ни странно, не разразился мефистофельским смехом. Просто спросил.

– Вы знаете, кем был ваш отец?

– Историком. Автором книг. Заведующим кафедрой исторического факультета.

– И все?

– А кем еще? – Марина внутренне похолодела, ожидая, что услышит какую-нибудь мерзость.

Но то, что сказал командор, превосходило все ожидания.

– Рыцарем Мальтийского ордена. Одним из нас.

Марина обмякла. Блондин это почувствовал и разжал объятия; ровно настолько, чтобы не дать ей упасть. Прошло несколько секунд. Блондин отстранился и взял ее под локоть. Оказывается, эти руки могли быть не только жесткими.

Но эта мысль промелькнула где-то позади, как второстепенная; на первом плане пульсировала другая: отец – рыцарь?

Командор, не оглядываясь, протянул руку. Анна вложила в нее пачку фотографий.

– Посмотрите, – командор отдал фотографии Марине.

Марина взяла пачку в руки и машинально отметила, что снимки старые; не отпечатаны с цифровой копии на принтере, а сделаны в фотолаборатории.

Марина перебирала снимки и с каждым движением все больше понимала, что она ничего не знала о своем отце. Вот отец – в Риме. Давно. Костюм и бородка, пока без очков. А вот – фотография здания; с виду – не сильно выделяющегося среди остальных. А вот – отец в парадном одеянии мальтийского рыцаря; и вокруг него – другие, такие же. Рыцари.

– Рим, – пояснил командор. – Виа Кондотти, шестьдесят восемь. Мальтийский дворец. Главная зала. Церемония посвящения в рыцари. Одна тысяча девятьсот девяносто восьмой год от Рождества Христова.

Двадцать лет! – подумала Марина. – Двадцать лет он жил рядом со мной, и ни словом…

– Посмотрите на обороте, – сказал командор.

Марина перевернула фотографию и увидела почерк отца; мелкий, бисерный, четкий. В голове возник его голос. «Когда-нибудь ты узнаешь, – писал отец. – И все поймешь». Она узнала. Но, откровенно говоря, ничего не поняла.

Марина подняла глаза. Рядом с ней стояла Анна.

– Можно, я… – Марина замешкалась. – Можно, я оставлю это себе?

– Конечно, нет, – ответила Анна и мягко забрала фотографии.

Марина стояла посреди пустыря. Небо было серым. Ветер с залива холодил лицо. Гравий хрустел под ногами. Все было, как обычно. И в то же время – Марина ощущала, что стоит не посреди пустыря, а в центре перевернувшегося мироздания. Слова командора доносились откуда-то издалека.

– Если вы не хотите погубить дело, ради которого ваш отец отдал свою жизнь, никому не говорите, что здесь написано. Обещаете?

Желтым пятном поплыло письмо Суворочки; командор держал его перед глазами Марины. Оставалось только кивнуть и наблюдать, как в этом перевернутом мироздании удаляются прямая спина командора и мальчишески задорная, но абсолютно седая, стрижка Анны.

Голос Виктора вывел Марину из задумчивости.

– Простите! Я вас не сильно помял?

Марина обернулась.

– Что?

– Я нес вас на плече от актового зала до машины.

Теперь, когда ей больше ничто не грозило, Марина окончательно пришла в себя. Оказалось, что и в изменившемся мире было место для злости.

– Поздравляю! У вас – сильные руки, – сказала и осеклась.

Да что она так зациклилась на его руках? Даже лицо толком не разглядела. Впрочем, лицо себя ничем особенным не проявило.

– Извините! Мы не могли позволить, чтобы содержание письма стало известно посторонним. Они были в зале.

– Как мило!

– На какое-то время вам лучше уехать из города.

– Отлично!

Теперь ей предлагают бежать. Спасаться. При том, что она никому ничего плохого не сделала. Марина подняла глаза и наконец рассмотрела его лицо. Обычное. Более того, неприметное. Таких – миллионы.

Виктор достал визитку и протянул Марине.

– Если возникнут проблемы, вот мой номер.

– Я так понимаю, они – возникнут?

– Возьмите.

Марина взяла визитку.

– Что-нибудь еще?

– Да, – Виктор помялся. – В письме Наталья Александровна говорит, что спрятала страницу из дневника Павла Первого за их домом в Фетиньино. Где это?

Одного презрительного взгляда было явно недостаточно; Марина прибегла к трюку из Митиного арсенала.

– Пф-ф-у! Имение Зубовых. Между Киржачом и Владимиром. Но боюсь, вас ожидает жестокое разочарование. Дом давно разрушен.

Виктор мягко улыбнулся.

– Мы будем искать.

И пошел к машине. Наглец! А ведь Марина не успела задать самый главный вопрос.

– Вы и правда верите, что сокровища где-то здесь? В Санкт-Петербурге?

Виктор оглянулся. Еще одна мягкая улыбка. Надо же! Неприметное лицо умеет улыбаться.

– Мы – знаем, – ответил Виктор. – Всего хорошего! Удачи вам!

Теперь уже Виктор сел за руль. «Человек без суставов», месье Жан, отсалютовал Марине шляпой, пошаркал ножкой, послал воздушный поцелуй, но на этом не успокоился. Еще и рукой помахал.

Потом машина уехала, и Марина осталась одна.

Оглянулась – никого. Словно и не было. Пустырь. Пустота. Хотя – не совсем пустота. Оставалась тайна отца, и Марина очень хотела знать, почему за эти двадцать лет он так с ней и не поделился?

– Отец! – мысленно спросила Марина. – Если ты меня еще слышишь… Если ты еще здесь… Скажи! Неужели все это правда?

Отец появился. Он ее не бросил. Он не возник в виде качающегося марева перед глазами; наверное, стоял где-то рядом с правым плечом; Марина это чувствовала, но боялась повернуть голову, чтобы желанное наваждение не растаяло. Главное – она отчетливо слышала его голос.

– Приходилось скрывать, – сказал отец. – Злишься?

Марина понимала, что отца уже нет. И все же – он был рядом. Ну, и как спорить с призраком? Тем более, что и с живым-то не спорила. Злишься? Нет.

– Восхищаюсь, – произнесла Марина. – Еще больше. Ты – великий человек, я всегда об этом знала. Я хотела бы повторить твою судьбу.

Отец усмехнулся. Марине очень хотелось еще раз увидеть, как он это делает: беззлобно, совсем не обидно, любя. Но она боялась повернуться.

Отец усмехнулся.

– А, по-моему, ты выпрашиваешь подсказку.

Ну, даже если так. Почему бы и нет? Почему, если я уже встала на твой путь; почему я не могу пройти на пару шагов дальше? Сделать то, что ты – не успел?

Мысли. Только мысли. Но Марина знала, что отец их слышит. Смешалась и тут же мысленно спросила.

– О чем ты? Сокровища – это миф! – она уже знала, что не миф. Виктор подтвердил. Да и вся жизнь отца подтверждала. Но надо же было «вытащить» его на себя, заставить раскрыться.

Марина услышала смех отца: раскатистый, бархатистый.

– Суворочка! – сказал он. – Малый левый зал.

– Малый левый зал? – переспросила Марина.