Митя как-то очень быстро позволил себе перейти на дружеский тон; это задело и отрезвило Марину.

– Послушай! Как тебя там? Митя, да? А почему я должна тебе верить? С какой стати? Может, ты меня обманываешь?

Митя открыл сумку и достал запечатанный конверт.

Командор сцепил руки за спиной, прошелся по залу.

– Да. Вы правы. Как думаете, если исходить из худшего, есть ли вероятность, что профессор перед смертью мог что-нибудь рассказать?

– Я в это не верю, – Виктор не колебался. – Тем не менее, мы приняли меры. Закрыли прежний командный пункт, сейчас мы находимся на резервном; сменили легенды, телефоны и адреса.

– И все-таки?

– Вы видели вход. Сюда не так просто проникнуть. Пространство вокруг, начиная с дальних подступов, контролируется камерами и датчиками давления. Но, если это все-таки случится, компьютеры самоуничтожатся. Запасной выход – через систему подземных переходов. Люк – в полу.

Виктор показал в дальнюю часть зала, где находился эвакуационный выход, но командор, вместо того, чтобы следовать взглядом за рукой Виктора, посмотрел на Валентина.

– А вы? Вы ведь не сможете бежать?

Валентин положил руки на ободья колес.

– Нет смысла уничтожать компьютеры и оставлять меня в живых. У меня слишком хорошая память. На этот случай есть ампула с ядом.

Командора удовлетворил его ответ.

– Хорошо. Я хотел бы выслушать предложения по текущей работе. С кого начнем?

Марина взяла конверт в руки. Сердце забилось. Рука отца, в этом нет сомнений. Только он мог выводить такие мелкие и в то же время – каллиграфически четкие буквы; отец писал каждую отдельно, не связывая их между собой; при этом Марину всегда поражала скорость отцовского письма.

– Это – его почерк! – сказала Марина.

– Я не открывал. Письмо пришло уже после того, как я узнал о его смерти.

– Узнал? Откуда?

– Из интернета, откуда же еще? Посмотри!

Митя подошел ближе, склонился над конвертом. Марина уловила Митин запах, и он не вызвал у нее инстинктивного отторжения; даже наоборот, показался знакомым. Марина почувствовала, как охватившее ее напряжение постепенно отпускает. Она позволила себе немного успокоиться.

– Видишь? – Митя показал на графу «адрес получателя». – Это – мой адрес. А адрес отправителя – твой.

– Да, только индекс неверный, – машинально отметила Марина.

– А штемпель на конверте – почтового отделения, которое расположено на Лиговском проспекте. Я проверил.

– Его там убили. Неподалеку, – горло перехватило, но Марина быстро взяла себя в руки.

– И дата отправления. Видишь? На следующий день. Короче, тут все непонятно. Поэтому я решил приехать и разобраться.

– Ладно. Как ты нашел мой дом, теперь ясно. Адрес на конверте. Извини, кстати, что ударила тебя дверью.

– Ты уже извинилась.

– Но как ты нашел кладбище? – Марина отстранилась; хотела заглянуть Мите в глаза; а вдруг он не совсем честен.

– Я же сказал: увидел в интернете репортаж о похоронах. Ваш, местный ресурс. Раздел «наука и культура». Ты что, до сих пор мне не веришь?

– Как я могу в это поверить? – возмутилась Марина. – У меня есть брат, да еще и москвич!

Последний выпад Митя пропустил мимо ушей.

– Открой конверт! Тебе не интересно, что там? Я ради этого всю ночь ехал в общем вагоне.

Марина подняла конверт, посмотрела на свет. Последнее послание отца. Опять сердцебиение. И руки предательски дрожат.

Марина оторвала от торца конверта узкую полоску, запустила пальцы, слегка потянула и… Еще до того, как увидела пожелтевший лист, сложенный вдвое, ощутила его хрупкость и важность. Марина аккуратно, буквально по миллиметру, засунула лист обратно в конверт.

– Тихо-тихо-тихо! Это – исторический документ. Его нельзя читать здесь. Нужна специальная обстановка.

Митя улыбнулся.

– Как ты похожа на отца.

– А ты – не очень.

– Я – не похож на тебя. Но это еще ничего не значит. Пригласи меня домой. Я, между прочим, голодный. Ты умеешь готовить?

Марина промолчала. Однозначного ответа у нее не было: не то, чтобы вовсе «нет», но и совсем не «да».

Пресс-конференция закончилась. На подземной стоянке ждал лимузин.

Виноградов шел по служебному коридору здания в окружении четверки крепких телохранителей. Два широких бритых затылка бугрились перед глазами; два размеренных могучих дыхания подталкивали в спину.

Пятым, чуть отстав от процессии, шел Ковалев. На согнутой руке он нес раскрытый ноутбук; камера, вмонтированная в крышку, фиксировала каждое движение Виноградова.

Ковалев услышал сигнал. Голос в наушнике сообщил приказ.

– Прямо сейчас? – переспросил Ковалев. – Да, понял. Остановка!

Виноградов и телохранители остановились.

– Что-то случилось? – спросил Виноградов.

– Ничего особенного.

Ковалев огляделся: кроме них, в коридоре никого не было. Ковалев прошел вдоль стены, трогая двери, ведущие в подсобные помещения. Одна из дверей была открыта. Ковалев вошел, убедился, что камер наблюдения нет.

– Заходим!

Виноградов и телохранители вошли в небольшое помещение, судя по всему, служившее раздевалкой для уборщиков; в одном углу – ряд железных шкафчиков для одежды, в другом – швабры и моющие средства.

Один из телохранителей тут же подпер стодвадцатикилограммовым тренированным телом дверь; двое других взяли Виноградова под руки и поставили спиной к стене.

Ковалев нацелил камеру ноутбука на Виноградова, поднес руку к лицу, сказал в микрофон, спрятанный в рукаве.

– Вам хорошо видно?

Видимо, ответ был утвердительным.

А дальше произошло то, что журналисты наверняка назвали бы «главной сенсацией Санкт-Петербургского экономического форума». Но их в подсобку не пригласили, поэтому дважды стать основным ньюсмейкером Виноградову было не суждено.

Ковалев еле заметно кивнул.

Двое, стоявшие по бокам, схватили Виноградова за плечи и запястья, фиксируя руки. Еще один – размахнулся и коротко ударил «охраняемое лицо» в живот. Потом – еще и еще.

Бил уверенно и умело; не задевал ребра и щадил от разрыва печень. Четырех ударов хватило; глаза Виноградова закатились. Двое по бокам разжали руки; «шестьдесят шестой в списке «Форбс»» рухнул на колени и сблеванул. Если бы боец не успел отступить, попало бы на ботинки.

– Этого достаточно? – спросил Ковалев у своего рукава. – Или еще?

Голос в наушнике ответил.

Вопрос не поставил Виктора в тупик; он давно уже размышлял над тем, что делать дальше.

– В сложившейся ситуации я вижу две главные проблемы. Первая – пропавший документ. Если профессора убили наши враги, документ мы не найдем.

– Увы! – вздохнул командор.

– Если же это все-таки дело рук криминальных элементов, – продолжал Виктор, – предлагаю задействовать месье Жана. Он может выйти на контакт с преступными авторитетами и попытаться разыскать портфель.

– Это разумно. Одобряю, – кивнул командор.

Месье Жан расплылся в улыбке и галантно поклонился.

– К вашим услугам, мессир!

Но командор не был настроен шутить.

– Вторая проблема?

– Вторая, – доложил Виктор, – заключается в том, что мы потеряли аналитика. Человека, который мог бы квалифицированно работать с историческими документами и устанавливать взаимосвязь между ними.

– В Санкт-Петербурге больше нет историков? – спросил командор.

Виктор испытал досаду; но не разрешил электрическим импульсам привести в движение мимические мышцы. Положительно, этот «посланник из Рима» не понимал всех тонкостей работы; однако же субординация не позволяла реагировать на его некомпетентность снисходительной усмешкой.

– Даже опуская этическую сторону, хотя она, безусловно, важна, поскольку профессор был одним из нас и, как все мы, работал за идею… Так вот, даже не принимая во внимание этот момент, хочу сказать, что ученых такого уровня в России больше нет. И в мире – тоже.