Халиб неохотно открыл глаза и выпрямился. Приняв подобающий государственному деятелю вид, он крикнул:

— Войдите!

Часть стены с закрепленными на ней книжными полками отворилась, словно дверь. Из потайного хода появился управляющий Вед. Рука управляющего покоилась на рукояти меча. Он обвел комнату быстрым, цепким взглядом хищника.

Халиб расхохотался.

— Зачем бы я стал звать тебя сюда, если бы здесь был кто-то еще?

Вед отошел от потайной двери, и та затворилась. Управляющий сказал:

— Безопасности можно добиться лишь предосторожностью, а не самонадеянностью, Возвышенный. Существуют приборы, позволяющие подделывать голос.

Халиб посерьезнел и кивнул:

— Ты прав, старый приятель. Много чего существует на свете. Или тебя беспокоит тот факт, что мы с тобой сами — обманщики наихудшего пошиба?

— В минуты слабости — да. — Вед пожал плечами, и по лакированной перевязи пробежали блики. — Мы рождены именно для того, чем занимаемся: вы — чтобы править, я — чтобы вас поддерживать. Для нас не существует никаких правил. Значение имеет лишь выигрыш.

— Или проигрыш. Но ты никогда не рассматриваешь такой вариант, верно?

— Никогда, Возвышенный.

Халиб покачал головой.

— Возможно, именно поэтому я и доверяю тебе. Ты единственный человек, о котором я могу это сказать.

Вед усмехнулся. Любому другому наблюдателю эта усмешка могла бы показаться жутковатой, какой-то волчьей. Для императора и Веда она служила знаком доверия.

— Взаимно, Возвышенный, — отозвался Вед, и оба собеседника от всего сердца рассмеялись над этой жестокой истиной.

Когда они успокоились, Халиб спросил:

— Что нового, Вед? Он на Хайре? На Илионе? Или, может, на Агамеме? Хоть что-нибудь прояснилось?

— Он на Хайре, Возвышенный. Как вы и подозревали.

— Это казалось наиболее вероятным. По части репрессивного режима Хайре переплюнет любую другую планету. Советник Уллас наиболее скрупулезно следит за выполнением ритуалов повиновения и верности трону. Ты с ним когда-нибудь встречался?

— Несколько лет назад, когда он приезжал на День Памяти.

— Его сын был воителем. Я помню его последнюю схватку. Очень храбрый был боец. Думаю, судьи вмешались чуть-чуть рановато.

— Для того чтобы позволить умереть сыну правителя планеты — пусть даже младшему сыну, — нужны очень веские причины, Возвышенный. А он был тяжело ранен. Кстати, вы знаете, что он снова на Атике? Входит в правление Хайренской Культурной Братской Группы.

Халиб просиял.

— Я и забыл! Хайренская КБГ? Так, значит, мы располагаем очень ценным заложником!

Взгляд Веда подсказал императору, что управляющий отнюдь не в восторге от этой идеи.

— Императоры не пользовались такими уловками вот уж по крайней мере двести лет. Кроме того, Уллас всегда производил на меня впечатление человека, который готов приветствовать мученичество. Если, конечно, мученический венец не достанется ему лично.

— Ладно, как скажешь. Ну и как именно советник Уллас намерен поддерживать нашего предателя? И сколько пройдет времени, прежде чем мы снова ощутим влияние Этасалоу на империю?

— Хайре — чрезвычайно плодородное поле деятельности для человека его талантов, Возвышенный. Несмотря на репрессии, проводимые советником Улласом, сопротивление существует. Но ему недостает организованности. Зная способности нашего человечка, можно предполагать, что ему потребуется не так уж много времени на проникновение в администрацию советника. Этасалоу станет ночным кошмаром для мятежников. И возмездием для Улласа.

— Ты думаешь, Этасалоу действительно рвется к власти?

— Он подбирается к управлению империей.

Эти хладнокровно произнесенные слова были рассчитаны на то, чтобы вызвать шок. И они сработали.

— Паро — всего лишь захолустье, пустое место! — запротестовал Халиб. — Непосредственной угрозы революции не существует. Мы соберем верные войска…

Император не окончил фразу — что вообще-то не было ему свойственно. Взгляд Халиба сделался отсутствующим и презрительным. Император принялся пощипывать поджатые губы.

— Захватить Этасалоу недостаточно, Возвышенный, — подвел итог Вед. — Его следует уничтожить.

Халиб перестал теребить губы.

— Уничтожить? Без показательного суда?

— Нам не нужны мученики. Нам нужны мертвые негодяи. Нужно послать своего человека, чтобы он убил Этасалоу.

Халиб скептически покачал головой. Однако, прежде чем император успел что-либо сказать, накал бушевавших в Веде страстей превзошел его уважение к требованиям этикета.

— Возвышенный, я не могу привести доказательства, которые подтверждали бы мои слова, но я не могу и молчать! Я считаю, что командор Этасалоу забрал с Гектора большую часть оборудования и специалистов и тайком вывез их оттуда. Я считаю, что сейчас они держат путь на Хайре и вот-вот присоединятся к командору.

— Работы, связанные с контролем сознания? Но ты сам докладывал, что лаборатория уничтожена. Ты говорил, что Этасалоу обезумел от горя. Ты сказал, что это было главным фактором, заставившим его улететь, вместо того чтобы остаться и восстановить свое положение здесь, в центре империи. И как прикажешь понимать твои нынешние слова? Изволь объясниться, Вед. Это как-то… непрофессионально. И внушает беспокойство.

Суровое, словно высеченное из камня лицо управляющего обмякло.

— Это лишь ощущения, Возвышенный. У меня нет никаких сведений. Но зато я знаю Этасалоу. Все эти годы я находился рядом с ним, ел и пил вместе с ним. И все же я так и не раскусил его до конца. Равно как и он меня. Он не желает знать никого, кроме своих родственников. Он всегда вел невероятно замкнутый образ жизни. Я полагаю, что лаборатория на Гекторе вписывалась в этот замкнутый круг. Я не верю, что она была уничтожена. Нутром чувствую — тогда меня обманули.

— Ну и откуда мне знать — вдруг твое нутро ноет от того, что ты что-нибудь не то съел? Посланный нами убийца сможет уничтожить лишь конкретного человека. А лаборатория останется. Еще один довод в пользу того, что против Этасалоу следует направить войска.

Печально улыбнувшись, Вед произнес:

— Насчет ноющего нутра вы, может, и правы, Возвышенный, а вот насчет силовой акции — нет. Позвольте мне высказать предположение: если мы отправим против Этасалоу войска, они с советником Улласом все спрячут. Мы ничего не найдем. А нам при любом раскладе нужно, чтобы Этасалоу был мертв. Пошлите против него своего человека. Человека, знающего, где живет Этасалоу, где он работает, с кем имеет дело. А когда Этасалоу погибнет, тогда и можно будет захватить лабораторию вместе со всем, что связано с ее деятельностью.

— А если там не окажется ни лаборатории, ни ученых?

Вед снова обнажил зубы в своей волчьей усмешке.

— Тогда я удовольствуюсь смертью Этасалоу.

— Я уверен, что он возгордился бы, услышав твои слова. Хорошо, я подумаю над этим. Ты же знаешь, я никогда не питал особого доверия к убийству. В нем, конечно, есть нечто древнее, изначальное, но оно всегда влечет за собой непредвиденные последствия. Предупреждаю: я буду очень придирчиво относиться к кандидатуре исполнителя. Это должен быть лучший из лучших.

— Раз Возвышенный согласился обдумать все возможные варианты этого замысла, я могу заверить его, что ему не придется усомниться в кандидате, которого я предложу.

Удивленно приподняв бровь, Халиб поинтересовался:

— Так у тебя уже есть на примете конкретный человек? Должно быть, он и вправду очень хорош. Могу я повидаться с ним?

— Возвышенный однажды обедал с ним — здесь, в этих самых покоях, — Вед помедлил, позволяя императору продлить восхитительное состояние неопределенности. — Человек, который убьет для вас командора Этасалоу, — капитан Лэннет.

Конечно же, Лэннет знал о существовании односторонних камер. О них знали все. А вот людей, познакомившихся с ними на собственном опыте, было куда как меньше. И Лэннет отнюдь не был счастлив, оказавшись в их числе.