— Вы заявляли, что способны контролировать человеческое сознание, — бесстрастно откликнулся Уллас. — Арифметика меня не интересует.

— Это поможет оценить достижения, если…

Этасалоу не договорил. Уллас весьма рассеянно разглядывал размещенный в колонне пульсирующий мозг. Подавив приступ раздражения, Этасалоу предпринял еще одну попытку.

— Мы пока что не можем создавать мысли. Пока что. Но зато нам под силу проследить некоторые — не все — синаптические связи.

Командор прикоснулся к другому выключателю. Десятки головидеоэкранов, укрепленных на стене, разом вспыхнули, и на них появился ряд последовательных изображений: результатов послойного электронного сканирования мозга.

— Мы помещаем перестраиваемых кандидатов в определенные стимулирующие ситуации. Мы используем для этого наркотики, гипноз, фильмы и подлинные события, порождающие мысленный отклик. Мозг вполне можно обмануть при помощи произвольно вызванных образов.

Еще один щелчок выключателя, и картинки на экранах внезапно ожили. На некоторых из них возникло и заметалось некое подобие искр. Другие же остались неподвижными. Этасалоу продолжал:

— Этот мозг был изучен в тот момент, когда его загипнотизированный владелец был уверен, что видит смерть своего друга. А теперь, взгляните вот на это.

Еще один щелчок. Экраны по-прежнему изображали те же самые части мозга. Этасалоу быстро указал на другие области.

— Вот это — реакция того же самого человека, все еще находящегося под гипнозом, на ту же самую сцену. Однако реакция изменилась — здесь, здесь и вот здесь, — и мы получили сильный отклик вот в этой секции, которая прежде вообще не была задействована. Различие очень простое: в первом случае смерть не была ничем приукрашена, а во втором субъекту сказали, что его друг умирает с честью и славой, за дело, которому он предан всем сердцем.

Прервавшись на миг, командор оценивающе взглянул на Улласа, ожидая увидеть на его лице благоговейный страх и восхищение. Вместо этого оказалось, что Уллас вообще отвернулся от экранов. Советник озирал лабораторию с видом человека, терзаемого скукой.

Этасалоу заставил себя вернуться к объяснениям. На лице его при этом невольно возникло выражение, какое бывает у мелкого торговца, предпринимающего последнюю попытку все-таки всучить покупателю товар.

— А вот абсолютное доказательство достижений нашей команды, советник. Если вы на минутку взглянете на этот экран… Пожалуйста.

Уллас неспешно соизволил выполнить просьбу командора. Этасалоу едва сдержался, чтобы не заскрежетать зубами.

— Вот это — гипокамп. На этой картинке красная область указывает на усиление кровотока. Это говорит нам, что субъект о чем-то вспоминает. В данном конкретном случае он вспоминает искусственно вызванное событие, созданное нами. Теперь — это важно, — обратите, пожалуйста, внимание на височные доли, которые также задействованы. Видите? Вот здесь и здесь. Отлично.

Этасалоу еще раз прикоснулся к переключателю экранов. Появившаяся картинка на первый взгляд казалась точно такой же.

— Вот это — мозг того же самого субъекта, исследованный после сеанса обычного гипноза. Мои техники создали у субъекта то же самое «воспоминание». Но видите, что произошло? В данный момент субъект отчетливо «помнит» о событии, о котором его расспрашивают. Но он лжет. Не намеренно, конечно. Он говорит именно то, что ему задано «помнить». Его мозг знает, что это не является правдой. Посмотрите: гипокамп так же активен, как прежде. А теперь посмотрите на височные доли. Они полностью бездействуют.

Захваченный волшебством этого достижения, Этасалоу раскинул руки, словно желая заключить экран в объятия.

— Мы создаем безукоризненные воспоминания. Даже мозг субъекта не в силах распознать отличия.

Уллас подергал себя за ухо.

— Любопытно. А для чего это нужно?

— Затем, советник, чтобы ввести эти сведения в компьютерный банк данных. Мы фиксируем все результаты. И сегодня мы можем с достаточной точностью воспроизвести любую выбранную нами схему. Мы создаем расу людей, которые будут стремиться жить в полном соответствии с любыми обстоятельствами, предписанными их лидерами. Перестроенные люди, готовые сражаться друг с другом по вашему приказу, были преобразованы таким образом, что теперь высшая радость для них — это повиновение вам.

Повернувшись спиной к стене с экранами, Уллас заявил:

— Это долг каждого жителя Хайре: верить, что его величайшая радость заключается в повиновении мне, командор. Судя по данному вами описанию конечного результата, полученного с такими затратами, ваша технология — не более чем вспомогательное средство для корректирования поведения и обеспечения должной дисциплины. Эти люди дрались друг с другом потому, что знали, что в противном случае я велел бы их казнить. При всем своем почтении к Люмину и к знаниям, которыми снабжает нас религия, я вижу, что это — всего лишь научная технология для выработки правильного поведения. Можно назвать его верностью.

— Мои войска никогда не станут выражать недовольства. Или увиливать от своих обязанностей. Или бунтовать.

Последнее утверждение страдало излишней категоричностью, но Этасалоу был раздражен до последней крайности. Он увидел, что Уллас быстро сощурился, и приготовился к поединку воль — возможно, грозящему губительными последствиями.

Но, к удивлению Этасалоу, Уллас пошел на попятный.

— Это очень важное уточнение. Жизнь станет намного проще, если каждый будет исполнять свой долг без лишних вопросов.

Советник полуобернулся, потом взглянул через плечо на Этасалоу.

— Вы можете перестроить все население?

— Дайте только срок. Два года назад максимум, чего нам удавалось добиться — это создать человека, соответствующего строго определенным параметрам. А теперь, как вы могли видеть, мы можем задавать куда более широкие рамки.

Этасалоу шагнул поближе к советнику и понизил голос.

— Вы будете править планетами, где целью каждого мужчины, женщины и ребенка будет доставить вам удовольствие.

Уллас взглянул в глаза Этасалоу. Он тоже заговорил тише. И в голосе его звучала подозрительность.

— А вы, сударь? Как насчет вас? Ваши амбиции подобны тучам, командор. Они перекатываются и вздымаются у нас над головами, от горизонта до горизонта, и становятся тем непонятнее, чем больше вы их выставляете напоказ. Так какой же будет цена вашего дара?

— Не больше той, которую мы уже обсуждали. Я стремлюсь определить, каким может стать человечество. Может и должно. Только дурак не увидит, что кто-то предназначен для того, чтобы властвовать. Прочие же должны выполнять то, что им приказывают. А мы — те, кто способен решать, что является хорошим и правильным, — должны иметь возможность творить. Нынешний император не имеет ни дальновидности, ни цели. Его империя рушится. Его первенец слаб, как вода, а двое младших сыновей еще слабее. Я же хочу работать с человеком, способным создать передовую, единую расу людей. Я уверен, что вы — именно этот человек. А какова цена? Помогите мне помочь вам править этим обществом.

Уллас кивнул. Двое мужчин обменялись пристальными взглядами — такими долгими и похожими, что это заметили даже работники лаборатории. Боковым зрением Этасалоу ухватил, что они беспокойно заерзали, придвигаясь поближе друг к другу. Неразборчивый шепот, которым они обменялись, напоминал чириканье испуганных птиц. Уллас произнес:

— Мощь, которую мы здесь обсуждали, может скомпрометировать одного человека.

Этасалоу выразил согласие, потом перевел разговор на более удобную почву.

— Я говорил вам о моральном состоянии нашего персонала. Пожалуйста, советник, пройдемте сюда. Разрешите, я покажу вам, почему ваши люди будут сражаться за вас, как никто другой не станет. Или не сможет.

Снова овладев ситуацией, Этасалоу вывел гостя из лаборатории в коридор. Энергично шагая, он быстро преодолел несколько длинных лестничных пролетов. Добравшись до верха, командор с удивлением обнаружил, что Уллас не только не отстал от него, но даже и не запыхался.