Хорошо. Я заказываю сангрию, и он тоже. Я чуть не пнула нашу официантку в голень, потому что она стояла и пялилась на Маттиаса целую минуту, прежде чем уйти.

— Должно быть, у тебя это часто, — говорю я.

— Что?

Я смеюсь.

— То, что на тебя открыто пялятся. Что открывают при виде тебя рот. Ты… — я приближаюсь к нему и шепчу: — очень красив.

Он широко улыбается, и его голубые глаза мерцают от веселья.

— И ты тоже.

Я воспаряю.

— Ты очарователен.

— Я просто сказал правду.

Я прикусываю нижнюю губу и кручу бокал.

Он переплетает наши пальцы под столом, и я борюсь с нахлынувшей волной желания.

— Я вдруг очень обрадовался, что мне пришлось приехать сюда

— И я.

Наша официантка возвращается с тарелкой тапас, и я честно не помню, как её заказывала. Я была так очарована Маттиасом. Он благодарит официантку, и на этот раз она убегает, не сказав больше ни слова. Слава Богу.

— Ты не прикоснулся к вину, — говорю я, поднося полупустой бокал ко рту.

— Я был слишком занят, наслаждаясь окружением. — Что-то в его тоне подсказывает, что он говорит не об атмосфере бара.

Я краснею, а Маттиас улыбается.

— Не стесняйся своей красоты. Ты должна слышать это каждый день. Кто-то должен убедиться, чтобы ты знала.

— Расскажи о своей семье. Ты живёшь в Швеции, а остальное? Я хочу знать о тебе всё.

Он хихикает.

— Это будет очень долгая история. Обещаю, что когда-нибудь расскажу. А сейчас, как насчёт сокращённой версии?

Я киваю и намазываю оливковый тапенад на хрустящую питу.

— Слушаю.

Он сдерживает улыбку и смотрит мне в глаза.

— Я не родился в семье, которую теперь называю своей. Когда мне было около двадцати пяти, находился на волосок от смерти после неудачной охоты. Меня растерзали волки. Я должен был умереть. — Я невольно подношу руку к груди. От мысли, что он истекает кровью и ранен, совсем один в лесу, у меня болит сердце. — Человек, которого я называю отцом, нашёл меня и привёл к себе домой. Там меня вылечили. После этого я никогда не уходил.

— А как насчёт биологической семьи? Разве они не искали тебя?

Он качает головой.

— Я потерял их из-за лихорадки задолго до этого.

Лихорадки? Разве в Швеции ни одна из лучших систем медицинского обслуживания в мире? Я отбрасываю эту мысль и продолжаю слушать, пока Маттиас рассказывает о месте, где живёт. О любимой семье. Мужчине, которого ему как брат и который едва не умер. И каждое его слово укрепляет моё желание. Даже если мы проведём вместе совсем немного времени, прежде чем он уедет домой.

Спустя несколько часов и после прогулки по холодной лунной ночи, мы идём к моей машине, я держу Маттиаса под руку, и его энергия заставляет меня напрячься. Он молчит и не смотрит на меня. Такое ощущение, что я его чем-то обидела. На стоянке стоит лишь моя машина.

— Ты припарковался в другом месте? — спрашиваю я, роясь в сумочке в поисках ключей. А когда нахожу, нажимаю кнопку на брелоке.

— Нет, — говорит он резким рычащим тоном, а затем прижимает меня к машине, яростно впиваясь в губы и запутывая руку в волосах. — Чёрт, я хочу тебя. Просто попробовать. — Он спускается поцелуями от губ к шее, вздыхает и стонет. — Ваниль и орхидеи. Сладкий нектар. Моя.

— Господи, Маттиас, что ты со мной делаешь? — Уверена, что я уже вся влажная от возбуждения. — Поехали ко мне. Начнём то, что мы начали уже у меня в постели.

Но потом царапает зубами ключицу, и от этого ощущения я дрожу.

— Просто попробовать, — повторяет он.

— Попробовать что? — При воспоминании о его налитом члене, огромной силе и скорости, с которой он исчез вчера, смешивают возбуждение со страхом.

— Тебя.

Сердце колотится в груди.

— Маттиас.

— Элейн, моя пара.

Пара?

— Что ты делаешь?

Он скользит языком по моей шее.

— Хочу сделать тебя своей.

— Маттиас, посмотри на меня.

К моему удивлению, он так и делает, и в выражении его лица я вижу опасение.

— Ты меня не за того принимаешь, — говорит он, прижимаясь своим лбом к моему. — Но делаешь меня лучше.

— Не понимаю.

Он вжимается бёдрами в мои, и я издаю стон.

— Я хочу тебя, хочу, чтобы ты сказала, что моя.

— Слишком всё быстро. — Сердце набирает обороты, но я иду за инстинктом и закрываю глаза, следуя за своим сердцем. — Я тоже хочу тебя.

— Элейн, открой глаза. Открой и посмотри на меня.

Я так и делаю. Моё внимание приковано к великолепным синим глубинам, которые темнеют до чёрного. Я моргаю и хмурюсь, гадая, не кажется ли мне, но потом он открывает рот, и там, где должны быть нормальные человеческие зубы виднеются два клыка

— Ты… Ты… — шепчу я. У меня начинает кружиться голова, и подгибаются колени.

— Чёрт, — говорит он, бросаясь вперёд, когда я падаю на тротуар, и мир погружается во тьму.

Маттиас

Элейн падает, но я успеваю поймать её до того, как она ударится головой об асфальт.

— Дерьмо, — ругаюсь я.

Она не сбежала, но обморок тоже реакция. Её тело отключилось, чтобы защитить разум. Тихий стон срывается с её губ, и она хмурится. Я очень хочу взять свои слова обратно. Мне не следовало пока говорить ей правду о себе, но я настолько приблизился к тому, чтобы попробовать её на вкус. Так чертовски близко находился.

— Маттиас? — зовёт она и моргает. — Что произошло?

Я провожу рукой по её волосам, сопротивляясь желанию поцеловать её мягкие губы.

— Ты упала в обморок.

Тогда она округляет глаза, а выражение лица меняется от воспоминания, почему именно она отключилась.

— Что ты такое?

Она вырывается из моих объятий и прижимается всем телом к своей машине, пытаясь увеличить расстояние между нами.

— Стой там. — У неё руки и ноги дрожат, и воздух наполнен запахом страха.

— Элейн, прошу, не убегай.

— Ты… убил того мужчину, да?

Она хмурит брови и смотрит на меня, ожидая ответа.

— Да.

— Они сказали, что его машина сбила, но это не так. — Она бормочет себе под нос.

— Я не сожалею, он заслужил смерти.

— Я… — начинает она, но замолкает и отводит взгляд. — Мне нужно идти.

Инстинкт твердит удержать её, и я протягиваю руку.

— Не…

— Маттиас, ты только что признался, что убил человека. У тебя, — она приближается и продолжает шёпотом. — У тебя есть клыки. Не говори, что мне показалось.

— Тебе не показалось. В мире существуют не только люди.

Она накрывает рот ладонью.

— Люди, — бормочет она.

— Когда-то я был человеком. Но это было очень давно.

— Мне нужно, чтобы ты сказал, что ты такое, — требует она

Тяжело вздохнув, я смотрю прямо ей в глаза.

— Я — вампир.

— Я не… я не… — Она проводит руками по волосам и глубоко вздыхает. — Этого не может быть. Вампиров не существует. Что ты такое?

— Именно то, что сказал. Я вампир, и убил того человека, чтобы спасти тебя. Если возникнет когда-то такая же ситуация, я поступлю так же. Убью любого, кто посмеет напасть на тебя.

Меж её бровей пролегает морщинка, и я понимаю, что теряю ей.

— Мне нужно идти

Меня убивает её желание сбежать, но я её не останавливаю. Моя пара может быть со мной по собственному желанию. Заставить я не могу. Я нежно беру её за руки, с неохотой готовясь стереть память о нашем последнем разговоре. Если она хочет сбежать от меня, будет лучше, если она не будет знать, что я.

— Элейн, посмотри на меня.

Она поднимает на меня тёмные глаза, и я борюсь с болью, растущей в груди. Не могу. Не получится у меня жить, забрав у неё воспоминания, просто потому что не хочу, чтобы она боялась меня.

— Маттиас, отпусти меня, — говорит она. В глазах Элейн стоят слёзы, и я не знаю слёзы ли страха это, печали или отчаяния.

Я отпускаю её и отступаю, несмотря на боль на сердце. Я делаю это — отпускаю свою пару, позволяю ей сесть в машину и уехать.