У неё безумно чесалась шея. Посматривая, тайком, на свои вены, и то, как они темнеют, расползаются по телу, не хотелось в это верить… И в волосах, на лбу и по линии роста волос, накапливались сухие крупицы льда, который не таял. Или не льда… Во всяком случае, она их приняла за замёрзшую влагу. Но, стерев в порошок, и облизнув палец, на зубах заскрипело вещество, в которой содержали тех тварей. Этого только не хватало! Эта субстанция была хоть и жидкой, но очень плотной, как особое желе.

– Расскажи о себе, хоть что-нибудь, – послышался его голос.

– А? – выбросила, не желая отрываться от размытого изображения в окне своей двери. Но следом подумала о недавнем обещании, данное себе же – делать вид, как будто знакомы давно. – Разве не сказала?

Рик лишь недовольно покосился в её сторону.

– Что ты хочешь знать? Ведь, я уже сказала…

– Понятно, что стала жертвой эксперимента… – отрезал быстренько. И посмотрел в сторону странных пятен на щеках и шее, которые прячет от него под длинным воротом кофты. – Что это за хрень? Похоже на обычный иней.

– Это след от ожога, как и у тебя, – ответив, подняла ворот кофты ещё выше, надев её край на кончик носа.

Подумав об этом странном человеческом одеянии, сделанное длинным специально, для защиты горла и верхних органов дыхании, увидела странное совпадение. «Кто выбирал эту одежду? Следуя его воспоминаниям, – это сделал Рик, и принадлежали они человеку моей комплекции. Но точно знаю, что гражданам нашего государства такой вид одежды был чужд, а носили наши идейные враги, что были по ту сторону Щита… Которого больше нет. Из этого следует, что тому кто выбирал одежду, было известно о внешних проявлениях странной мутации. Если это правда, – Рик раздобыл эту одежду, а это значит, что ему (тому, кто подготовил одежду) было известно о моём побеге из лаборатории».

– Разве, к нему приближалась? – спросил он.

– Пока ты дрых, я уже столкнулась с существом, – ответила Эвелин, не слишком уверенно, увидев в его вопросе долю правды. Ведь, к нему не приближалась настолько близко, как он, и не было прямого контакта, чтобы остался след от прикосновения к коже экстремально холодного материала. А это значит, что природа её странных пятен, возникающих на шее и лице, совсем иная. «Вообще, это похоже на замёрзший пот, выделяемый у человека, как защитный механизм, дабы не допустить перегрева организма. Но разве он может замёрзнуть»? – Слушай, я правда не понимаю…

– Да мне начхать на ваши «родственные связи»… – сказал с намёком на генетическую связь с криоморфом. – Мы заключили устный договор, и пообещал защиту в обмен на информацию о существовании дочери… Так что не бзди по этому поводу.

– Чего же хочешь, тогда?

– Интересно узнать твоё прошлое. Того солдата, над которым издевались, – ответив, он посмотрев пронзительным взглядом.

– С чего ты взял…

– Но ты сама сказала, – ответил быстро. – Или даже здесь провал?

– Да нет, как раз своё детство помню очень хорошо.

– Какой он, твой отец?

– Отец? – для неё вопрос стал лёгкой неожиданностью, ведь ещё секунду назад он думал о другом. – Он был единственным, кто остался со мной, – неохотно начала, повернувшись к нему лицом, сверкнув темными огоньками глаз в разноцветном сумраке капсулы.

Взглядом просил её продолжить, настроившись, мысленно, на рассказ.

– Он… я не уверена, что смогу в точности его описать, но был не идеал, и меня любил очень сильно, – отвернулась в сторону окна, чтобы взглянуть в своё отражение, и попробовать представить её лицо. – Мать оставила, когда я маленькой была – любить физически не могла. Он говорил, что я её точная копия.

– Он тоже был военным?

– Не знаю даже… Может быть, – процедила заинтриговано. – Он никогда о прошлом не говорил. Но все время твердил, что «будущее не предопределено, нуждается в хозяине». Каждый вечер он куда-то уходил, объясняя это тем, что идёт «играть небесам», но возвращался аж под утро, измождённым. А днём рассказывал мне новые истории про полёты в поисках новых миров; описывал разные планеты, рассказывал о звезде – оранжевом гиганте, вокруг которого теплится похожий мир. Он учил ставить себя на первое место лишь потому, что так устроена природа человека. Понимаешь, ты очень старый, и не знаешь того, как трудно растить собственного ребёнка… Не «искусственного», виртуального, а своего – «живорождённого», – сказала, а сама подумала: «Стоит ли говорить о мире, который остался в прошлом? Имеет ли смысл данная игра? Думаю, что стоит подыграть, дабы не раскачивать психику».

– Чего? – посмотрел, с подозрением, искоса.

– В моём мире исчезло понятие «пол», как таковое. Это стало бзиком моды, заклеймить за ребёнком штамп «обоеполый», или к совершеннолетию поменять пол на противоположный. От биогенной революции люди сошли с ума. Они стали презирать даже тех, кто искренне желает выглядеть настоящим, от природы…

– Что-то не въезжаю я, – протянул так, будто услышал бред умалишённого.

– Люди поменялись, Рик! Они давно уже утратили способность жить наравне с природой, и продуцировать новые идеи… В чуждом мне мире каждый день меняют лица, и от них остаются лишь имена, а вторые – будучи отверженными, играют «тёплые» мелодии небесам.

– Говоришь так, будто ты пришелец…

– За пять миллиардов лет планета была разной, – вместо ответа, бросила заумную фразу. На что Рик просто оглянулся, нахмурившись сурово.

– Ладно. А почему тогда…

– Куда он делся? – сняла с языка. – Как-то раз, исчезнув на закате, оставив инструмент свой дома, он не вернулся больше никогда, – ответив, вновь натянув капюшон, спрятала лицо. Стало душно, слишком тепло и шея неимоверно жгла.

Помолчав с полминуты, будто попытавшись вспомнить тот самый эпизод, лишь глаза выразили слабую озабоченность. Внезапно, захотелось себя возненавидеть и пустить ещё одну слезу по утраченному детству, громко всплакнуть за пропавшим отцом. Но, то ли слабые эмоции в отношении него, или же родственная чувствительность была нарочно подавлена, извне, ничего трагичного изобразить не получилось.

Повернувшись в его сторону, она решила обнажить своё бледное лицо, и, поджав ноги, уткнулась спиной в боковое окно. Ремни безопасности уже осточертели давить на грудь. Сперва, прикусив губу, хотелось старые мысли в боли физической утопить, но, не ощутив необходимой реакции, подумала о том, что, рассказав, «это» будет легче пережить.

– Я была перспективным солдатом, с огромным потенциалом и способностью мыслить нестандартно… Но, мой самый большой изъян – невыполнение приказов, отказ подчиняться. На месте, я сама себе была хозяином и решала так, как подсказывало сердце и разум. Чаще всего, в угоду им, приходилось доделывать работу до конца, причём, в самой извращённой форме. Разведчикам присуще такое поведение и «там» решили просто, что в организме недостаточное количество вируса, а мозг не настолько им поражён, чтобы выполнять приказы беспрекословно… Второй чип, более сильный, на несколько лет отключил настоящую личность, вообще. Я была истощена его влиянием, – организм, как у наркомана, требовал действий и новых заданий, нуждался в адреналине…

Она говорила вдумчиво, взглядом уставившись в одну точку, а в голове прокручивались отдельно выбранные эпизоды воспоминаний, едва ли соответствующие её словам. Каждый укол в вену – болезненный, каждая головная боль приводила в бешенство. Никакой личной жизни, одни лишь воспоминания прошлого, где не существует чёткой логики, а презрения и издевательства сверстников подтверждали роль белой вороны. Была слишком исключительной, в генетическом плане, и обладала рядом врождённых мутаций.

Рик не сводил с неё глаз, забывая даже дышать, чтобы каждое слово не оказалось пропущенным. Её лицо показалось униженным и оскорблённым. На его бледном фоне даже мутные красно-жёлтые приборные огоньки не смогли избавить от безразличия на всю свою прошлую жизнь. Волосы уже давно не желали торчать смешными иглами вверх, а были перекрученные, будто целую вечность не отрывала голову от подушки. Глаза устало посматривали где-то в зад кабины, или мрачный серый пол, обтянутый рифлёным покрытием… Воротник кофты всё чаще складывался в гармошку, у самого подбородка, на котором стала проявляться та самая венозная сеть.