Затем полковник вынул из ящика стола хрустальную пепельницу — ее подарили сослуживцы лет двадцать назад. Тогда он еще курил, сегодня — здоровье уже не позволяет. Семь с половиной лет назад пепельница вместе с зажигалкой отправились на пенсию — в дальней угол ящика. Рядом валялась открытая много зим назад пачка сигарет “Marlboro”. Так, на всякий случай.

Булдаков чиркнул зажигалкой и поднес огонек к уголку отчета Смирнова. Не гася огонь, вынул из пачки сигарету и закурил.

— Будем считать, что “бумаги Бестужева похищены”, - пробормотал Булдаков, глядя, как огонь жадно съедает отчет. Полковник подошел к окну, открыл одну створку и выкинул пепел. Ветер с удовольствием подхватил черные ошметки и понес к соседним зданиям. Булдаков проводил из взглядом — оставаться на работе больше не хотелось. Он подошел к телефону и попросил дежурного вызвать его служебную машину.

Через двадцать минут, выйдя из здания РОВД, Булдаков отметил, как душно стало на улице. С запада не спеша накатывали чернющие тучи.

— Быть грозе! — констатировал он и оглянулся в поисках служебной машины. Взгляд сам собой зацепился за бежевую “четверку” Бестужева. Поддавшись секундному порыву, он подошел к ней и дернул за ручку — закрыто. Вплотную прильнув к окошку, полковник внимательно изучил салон авто, но ничего необычного не обнаружил. Разве что полупустую бутылку коньяка на полу пассажирского места. Булдаков осуждающе покачал головой.

Он выпрямился, пару секунд постоял в раздумьях, а затем зашел со стороны багажника, посмотрел по сторонам, затем незаметным движением нажал на кнопку замка. Заперто.

— Стар я уже для этого, — вздохнул полковник и вынул из портфеля связку отмычек. На борьбу с замком потребовалось около минуты. — А раньше справлялся менее чем за десять секунд. Старею.

Замок щелкнул, дверь багажника подалась вверх. Булдаков потянул ее и открыл полностью. Да так и остался стоять, держась за ручку. Это продолжалось до тех пор, пока его не окликнул лейтенант Федоров — личный водитель, положенный по штату:

— Товарищ полковник, с вами все хорошо?

Булдаков вздрогнул и резким движением захлопнул багажник.

— Да, Федь, поехали домой.

Он сел в машину, но мысли раз за разом возвращались к увиденному в багажнике Бестужева: черные армейские ботинки, черные штаны и куртка, а сверху — небрежно брошенная черная бейсболка с эмблемой московского “Спартака”.

Первой, кого встретил Бестужев следующим утром в отделе, была Инга. Видно, что она ждала шефа. Скорее всего, “нарыла” что-то новенькое и спешила поделиться информацией.

— Что-то о Хачериди? Или о нашем Мистере Х? — спросил капитан.

— Нет, я нашла кучу интересной информации о Доме с привидениями, — ответила хакерша. — Оказывается, у нас во Владимире существуют свои городские легенды. А я, всю жизнь здесь прожившая, даже не знала об этом.

— Ну чему тут удивляться? Город-то древний. Если уж у Владимира не будет своих тайн, то другим городам и подавно ничего не светит.

Капитан сел за свой стол, в этот момент в кабинет вошел Олег. Он выглядел невыспавшимся и помятым.

— Кто-то скрасил твою ночь? — попытался пошутить Бестужев.

— Ага, — угрюмо ответил лейтенант. — Бутылка виски и два литра колы. Башка раскалывается. Что у нас нового?

— Инга раскопала что-то интересное про дом с привидениями. Но молчит, как брянский партизан.

— Я просто ждала, когда все будут в сборе, чтобы не рассказывать по пять раз, — надула губки Инга. — Грека ждать будем?

— Греку я потом сам расскажу, — решил Бестужев. — Вкратце. Так что начинай.

— ОК, шеф. Начну с того, что мимо дома с привидениями каждый из нас ходил миллион раз и пройдет еще столько же. Находится он в самом центре города. Это здание номер двадцать четыре по улице Большая Московская. Сейчас там располагается Центр пропаганды изобразительного искусства. На самом деле у него два названия: помимо уже упомянутого “Дома с привидениями” его еще называют “Губернаторским домом”. Почему — отвечу чуть позже.

Не заметить здание очень сложно, ведь оно выделяется из общего ряда застройки центральной улицы города. Оно является самым высоким на участке от Золотых ворот до Соборной площади. Имея три с половиной этажа, здание возвышается над остальными словно пятиэтажка.

— Три с половиной этажа? — не понял Олег.

— Дом начали строить в 1787 году в стиле соседних зданий. Архитекторы изначально планировали трехэтажный дом, где первый этаж был бы полуподвальным. Обратите внимание: на Большой Московской полно магазинчиков и кабачков куда надо спускаться с улицы. Все они располагаются в таких вот полуподвальных помещениях.

Наш дом строили для приказа общественного призрения. Это особое ведомство, занимавшееся богадельнями, сиротскими приютами и работными домами. Однако, когда через год он был построен, первыми его жителями стала губернаторская семья. Отсюда — первое название здания.

— Ты сейчас о каком губернаторе? — уточнил Бестужев.

— О первом гражданском губернаторе Петре Гавриловиче Лазареве. Он, кстати, отец знаменитого мореплавателя Михаила Лазарева. Они сменили место жительства из-за обветшалости их старого дома в Манежном тупике. Однако прожили они в новом жилище не так уж и долго — через какое-то время губернаторская семья переселилась в другое здание — там, где сейчас располагается областное телевидение. Официальная версия смены жительства — неудобное расположение комнат внутри дома. Это отчасти соответствует действительности. Но сохранились записки, свидетельствующие о странных делах, происходивших в здании, особенно по ночам.

— И поэтому двадцать четвертый дом получил свое второе название? — спросил Бестужев.

— Нет, это случилось позже, уже в двадцатом веке. Сейчас все расскажу. Следующий владимирский губернатор Иван Михайлович Долгоруков жил в доме со своей семьей в период с 1802 по 1807 годы. Этот дворянин, вынужденный по долгу службы уехать из прекрасной Москвы, очень тосковал по столице. Музыкант, поэт, артист — ему было душно в провинциальном Владимире. Кроме того, наш древний град довлел над князем. Его тревожило темное предчувствие, которому он безотчетно верил. В своих записках он писал: “Я давно питал суеверную мысль, что в жизни моей каждая сильная радость предварять должна была сильную печаль. Постоянная мысль о том тревожила воображение мое всечасно. Я не видал еще готовящегося мне несчастья, но, как бы предчувствуя его, тосковал уже, и скрытая сия тоска поколебала мои силы”.

И беда не заставила себя ждать. В доме умерла молодая жена губернатора — княгиня Евгения. Ее поразила чахотка. И вот уже после смерти в различных комнатах видели ее призрак. По ночам слышались шаги на лестнице и шорохи за портьерами.

После смерти княгини губернатор покинул дом на Большой Московской. В дальнейшем тут размещалось народное училище, потом — мужская гимназия, пока здание не выкупили купцы Ильин и Никитин. Именно они возвели четвертый этаж в доме, из-за которого он стал так выделяться среди соседей.

— Вот, — воскликнул Олег, — еще сто пятьдесят лет назад у нас уже была точечная застройка. Так что беда уходит своими корнями глубоко в историю!

— Можно сказать и так, — улыбнулась Инга. — Изначально дом строился в стиле раннего классицизма. Понимаю, Олег, что тебе это ни о чем не скажет, но здесь, увы, помочь уже ничем не смогу — изучай матчасть. Потом, при достройках, архитекторы добавили черты ампира и эклектики, особенно внутри дома — старинные своды и лестница впечатляют до сих пор.

Можно предположить, что утяжеление дома из-за надстройки четвертого этажа привело со временем к деформации несущих конструкций, к трещинам, повреждениям вентиляционных систем. Именно они, скорее всего, являются причиной того, что в доме в ветреную погоду слышатся странные звуки: шорохи, завывания, шаги… Все это и в наше время создает нездоровую психологическую атмосферу. Неудивительно, что люди, работающие там, предпочитают в одиночку не засиживаться допоздна.