— Откуда знаешь?

«Птичка на хвосте принесла».

Страж опустился хозяину на плечо и ласково клюнул в ухо.

— Она пришла исправить твою ошибку.

Радагаст чиркнул пальцем, и с кончика сорвалась спица. Засиявшей ладонью Лукерья уверенно отбила её в небо.

«Запомни, полукровка: я никогда не ошибаюсь».

Голос послышался отовсюду, словно Радагасту вторили шелестящие листья и горящие цветы, даже ветви одобрительно поскрипывали. Как бы не сбросили!

— Напомнить? Как ты должен был поступить с сестрой? Что сделал на самом деле? Не побоялся обмануть мать, а теперь обезумевшая от ярости Верлиока рвётся в коридор, чтобы отомстить! Если это не промах, то что?

Мужчина призадумался. Точнее, так показалось Миле. Звёзды в глазницах потускнели, словно Радагаст обдумывал слова Лукерьи.

«Чего ты хочешь?»

— Пропусти нас, — учительским тоном произнесла покровительница, — и, если не успеем, не дай зеркалу растаять. Это в твоих силах.

«Я подумаю».

Он взмахнул крыльями и закружился между ветвей. Стая последовала за хозяином, последний страж крылом коснулся плеча Милы. На рукаве остался золотистый след, будто мазок художественной кисти.

— Кто это? — Мила коснулась отметины.

— Брат Верлиоки.

На лице девушки отразилось столь явное изумление, что Лукерья пояснила:

— Один из тех, кто заключил её в ледяной склеп. Радагаст должен был успокоить сестру, вот и постарался.

— Уверен в себе.

— Самоуверен.

— Он поможет?

— Нет. Скорее всего, поступит наоборот, — Лукерья торопливо взбиралась по лестнице, — Радагасту выгоднее скрыть истину, поэтому он разобьёт зеркало. Ты растворишься, Верлиока останется за гранью, и он сохранит доброе имя.

Мила ощутила, что на глазах выступили слёзы:

— Тогда всё бесполезно?

— Отнюдь, — улыбнулась прародительница, — мы успеем раньше. Злым деянием Радагаст подтвердит твои слова и опорочит себя. На печати останется след.

Ветви истончались, трещины в светлеющей коре зарастали. Огонь в цветах полыхал ультрамарином, только из сердцевин пробивались жёлтые язычки. Побеги раскачивались и скрипели — девушки добрались до вершины дерева. В небесном покрывале колыхались оранжевые складки, пахло свежестью горных родников.

Послышался писк, и Мила увидела на рогатом сучке трёх воронят. Комочки сизого пуха щёлкали клювиками, махали крылышками и казались безобидными птенцами, но хищный блеск рубиновых глаз выдавал сущность. Непримиримые, пусть маленькие, стражи остановят любого, кто нарушит законы коридора бесконечности. Но есть ли кто-то, кому известны все устои мира звёзд? Возможно, создателю…

Вскарабкавшись по лестнице, Лукерья пропустила наследницу и присела на колени. Ветер трепал косу, словно хотел сорвать ленту.

— Дальше ты сама. Путь закончен.

— Что я скажу?

— Правду. Я в немилости и сделаю хуже. Твой порыв она оценит, — покровительница склонила голову, — строгая, но справедливая.

— Хорошо.

На краю ветви стояла та, ради кого Мила переступила через грань.

Ладия. Мать Верлиоки.

На последней странице дневника Алая Леди отыскала упоминание о существе, породившем грозную мстительницу. Тогда же незримая Лукерья пообещала помочь, если подопечная пройдёт сквозь печать. Отвести к Ладии, чтобы, возможно, та успокоила дочь. Иного спасения девушка не знала.

Записи не содержали портрета, и Мила, медленно шагая вперёд, во все глаза изучала сильнейшую из таинственного, малопонятного мира ушедших Леди.

Полураскрытые лебединые крылья мерцали жемчугом, концы скользили по коре, словно создательница опиралась о ветвь. Огненный венец на голове сиял, как солнце, складки звёздной фаты скрывали спину и волосы, и наследница видела только поднятую руку. Белую, словно покрытую толстым слоем рисовой пудры, такими природа не награждает людей. Мила сжала кулаки: в последнее время её окружали иные сущности.

Длинным, как спица, ногтем Ладия рисовала лепестки нового цветка. Плавная дуга, острый конец и снова дуга — вспыхнул в тёмно-синем ковре луч печати, затем ещё один… Алая Леди глубоко дышала, наблюдая, как создаётся мир.

Но как произнести слово, если страх сковал железными обручами?

«Я чувствую тебя, — раздался пугающе низкий женский голос, — коридор — не твой дом. Первый путь не закончен, рано становиться на второй. Уходи».

Ни капли интереса, только недовольство нарушением правил. Должно произойти чудо, чтобы Ладия повернулась к гостье.

— Не могу. Мне… моему миру очень нужна ваша помощь.

«Какому?»

Мила смутилась, вместо неё ответила неподвижная Лукерья:

— Аэрис.

«Его цветок юн и погаснет нескоро. Что за беда? Какой завет вы нарушили? Агле Лукерья, Аэрис расплачивается из-за очередного своеволия твоих детей? Поэтому ты привела наследницу? Надеешься оправдать себя?»

— Нам угрожает Верлиока, — Мила не дала покровительнице ответить, — она освободилась из плена и сейчас борется около печати с моей матерью и другими Леди! Верлиока хочет проникнуть в коридор и отомстить за унижения! Без вашей помощи она разрушит мой дом и вторгнется в ваш!

«Ложь, — резкий жест, и край лепестка раздвоился подобно змеиному жалу, — дочь развивает Ольман, так сказали сыновья».

— Они обманули и…

«Откуда это знать тебе, не прожившей секунды вечности?»

— Я видела Верлиоку, слышала угрозы. Не знаю, сколько лет, она томилась во льдах нашего мира! Сейчас её освободили и привели в Солонну! Ваша дочь жаждет мести и не остановится ни перед чем!

Ладия опустила руку и медленно повернулась к Миле. В глазницах бурлили звёздные водовороты, словно создательница пребывала в ярости. Роза ветров на левой щеке полыхала бордовым пламенем, которое стремительно чернело. Рыжие, льняные и угольные пряди выскользнули из-под фаты и закружились подобно щупальцам — в те мгновения мать напоминала безумную дочь.

«Радагаст и Алель пообещали напомнить сестре истинные цели. Почему я должна сомневаться в детях? Кто ты такая, чтобы оговаривать моих сыновей? Тех, кто с рождения оберегает зеркала коридора вечности?»

Мила расправила плечи. Либо сейчас, либо никогда. Скажи прямо, решительно и дерзко! Интуиция подсказывала: драгоценное время истекает.

— Да, у меня нет ни одного латыря, и пояс похож на ленту для волос, но я не лгу! Пойдёмте! Если обману, то сделайте со мной всё, что захотите! Иссушите! Отдайте на растерзание стражам! Сбросьте в бесконечный обрыв!

— И со мной, — добавила Лукерья.

— Пожалуйста, поверьте! Я готова на всё!

Сияние в глазницах потускнело, татуировка посветлела. Алая Леди кусала губы и про себя молила всех святых о помощи! Неизвестно сколько времени прошло дома, пока девушка взбиралась по ветвям!

Мысли оборвал мелодичный звон, будто разбилось зеркало. Ветер закружил серебряные осколки, а Мила почувствовала, как подгибаются ноги, и накатывает слабость. Покачнувшись, девушка упала с ветви. Руки становились прозрачными, а в голове бились горькие мысли, что мама не удержала Верлиоку, либо Радагаст «помог» родственникам. Ступившая за грань раньше положенного срока Леди растворялась в коридоре бесконечности.

Внезапно падение прекратилось. Что-то жёсткое, но гибкое держало Милу, которая раскачивалась, словно на детской карусели. Девушка открыла глаза и оказалась лицом к лицу с Ладией. Вблизи та ещё меньше походила на человека. Перламутровая кожа, плачущая огнём татуировка и глазницы, где поселилась бездна, — смотришь, и воля сминается подобно бумажному кораблику в руках шаловливого мальчугана.

«Я проверю твою истину, — Ладия мерно взмахивала крылом, вторым удерживала наследницу, — за ложь ты будешь сурово наказана. За правду — вознаграждена. Согласна?»

— Да, — прошептала девушка и слабо улыбнулась.

Не зря она решилась на безумный поступок.

Не зря.