Выпила его одним глотком и поморщилась. Вкус оказался, мягко говоря, неприятным, зато на душе полегчало. Ненависть отпустила. Когда Соня вернулась, ни один мускул не дрогнул на моем лице. Хотя внутри все горело желанием вонзить сплетнице карандаш в глаз. Я мило улыбалась, поглядывая на стаканчик с канцелярскими принадлежностями, и сыпала в ее адрес любезностями.

Ближе к вечеру, когда до конца рабочего дня осталось меньше двадцати минут, я вспомнила о том, что нужно еще сходить по магазинам. Размышляя, что же купить в первую очередь, я достала полученные от Кеши деньги и принялась считать — днем на это совершенно не было времени. Вышло чуть меньше двадцати тысяч. Немалые деньги, если собираешься за продуктами. Но если учесть, что даже нижнего белья по размеру у меня не осталось — это сущие копейки. Вздохнув, я убрала деньги в сумочку.

— Откуда богатства? — Соня в очередной раз вернулась из курилки.

— От Кеши, — коротко ответила я, сдерживаясь, чтобы не послать нахалку куда подальше, отправив вдогонку что-нибудь потяжелее.

— А!.. Ну-ну… — «Уж мне-то можешь не врать, — читалось в ее глазах. — Я тебя насквозь вижу, дрянь».

«Сама дрянь», — подумала я, а вслух сказала:

— Соня, мы сейчас с тобой вдвоем в отделе, а работаю я одна. Завтра отдам тебе часть бумаг — будешь сама разбираться.

— Конечно, — подчиненная смерила меня пренебрежительным взглядом и нацепила на лицо восковую улыбку.

— Вика! — в кабинет зашла Оля в куртке, видимо, уже собралась домой. — Тебя опять шеф вызывает.

— Опять?! Рабочий день уже кончился. Он тебе не сказал — зачем?

Оля покачала головой — нет. Что ж, придется выяснить это самой. Отставив сумку, я отправилась к Петру Ивановичу, провожаемая ядовитой усмешкой Софьи. Уж она-то точно знала — зачем.

Впрочем, я теперь тоже догадывалась о причинах внезапного интереса со стороны начальника. А если вспомнить про его любвеобильность, то отпадали последние сомнения. Мой новый облик заставлял мужчин улыбаться при встрече и оборачиваться вслед. Стыдно признаться, но оказалось приятно видеть в глазах противоположного пола азарт и желание. То и дело я ловила себя на том, что хожу, виляя бедрами. Вот только заводить романы на стороне всё равно не собиралась.

Спать с мужчиной ради денег, мимолетного удовольствия или карьеры — это не для меня. Спасибо семи годам одиночества — оно научило ценить серьезные отношения. К тому же Кеша прочно и надежно засел в сердце, заколотив все возможные входы-выходы. Сама мысль об измене заставляла была противна.

К Петру Ивановичу я не спешила. По пути лихорадочно соображала, как вежливо отклонить ухаживания шефа? Да так, чтобы он понял, проникся и забыл о моей принадлежности к женскому полу. В голову не лезло ни одного дельного слова. А что, если он и не ждет от меня никаких разъяснений? Вдруг Петруша уже рассекает по своей цитадели со спущенными штанами, и никакие мои «не надо, я не хочу» слушать никто не станет? Теперь мы с Петром Ивановичем в разных весовых категориях, так что конкурировать с ним бесполезно. Если только не нанести коварный удар по самому уязвимому мужскому месту. Но тогда меня выкинут на улицу в ту же секунду. Может даже, трудовую книжку порвут на части и выбросят в помойку. Попробуй потом — докажи, что всё-таки работала тут, и восстанови документы. В конце концов я махнула рукой — а и хрен с ним! Это не повод послушно раздвигать ноги.

Раз уж на то пошло — сама уволюсь. По крайней мере, уйду главным бухгалтером. На секунду задумалась: стоит ли стучаться? Потом решила, что нет, ведь никого другого на нашем этаже уже не осталось. И шеф ждал именно меня. Набрала воздуха в легкие, на выходе открыла дверь и вошла. Но как только переступила порог — вся решительность испарилась.

Петр Иванович прятался за дверцей шкафа. И, хвала Духам, он был в брюках! Надо же, прилипли ко мне эти словечки из снов. Я повеселела и приободрилась. Вон, Нанэ, в какие только передряги не попадала, всё вытерпела, а я какое-то «нет» боюсь сказать.

Тем временем Петр Иванович жестом пригласил меня присесть и демонстративно поставил на стол армянский коньяк. Пара бокалов под шампанское и гроздь винограда дополнили натюрморт.

— Вызывали? — я прибегла к единственно возможной в данном случае тактике: прикинулась дурой.

— Конечно, — ответил Петруша, прикрыл дверцу шкафа и уселся на соседний стул.

— Что-то срочное? У меня просто есть важное дело, которое не хотелось бы откладывать на завтра.

— Какое? — шеф поставил локоть на стол и подпер щеку кулаком, сканируя меня хитрым взглядом.

— Мне надо срочно обновить гардероб. — Почему не соврала? Можно было наговорить, что угодно, в том числе сказать про больного жениха — и тем избавиться от лишних объяснений и обозначить статус занятой девушки. А я вместо этого леплю правду матку!

— Понимаю… Ты так изменилась за последнее время.

Петр Иванович без лишний вопросов и предложений откупоривал коньяк.

— Не хотелось бы ходить по магазинам поздно вечером, — промямлила я, с тоской наблюдая, как он разливал алкоголь по фужерам.

— Понимаю… Но ты же сегодня на такси едешь? — шеф лукаво подмигнул, протягивая бокал.

— Нет, на автобусе.

Я взяла предложенный бокал. А что еще оставалось делать? Во-первых, он пока ничего не такого не предложил, во-вторых, решительность опять пропала. И куда только подевалась моя вторая натура? Вот когда надо быть решительной и жесткой, а она дрыхла где-то на дне подсознания в самый неподходящий момент. Вот, когда не надо — она тут как тут!

— На такси, на такси… — рассмеялся Петр Иванович и отпил коньяка из второго фужера. — Я оплачу. И насчет гардероба тоже не беспокойся. Все расходы возьму на себя. Вот, кстати, платиновая карта нашего банка. — Он протянул мне карточку, которой у нас обладали только двое счастливцев — сам генеральный и Ирина Александровна во времена ее кардинальства. — Трать, на что пожелаешь, но сильно тоже не увлекайся, учитывай ошибки предыдущих обладательниц.

Шеф протянул подарок, но я не спешила хватать его и кидаться ему на шею с благодарностями и поцелуями. С радостью ощутила, что в груди снова заходила чужая гордыня. Собираясь с духом, отхлебнула коньяка и, чеканя каждое слово, сказала.

— Петр Иванович, я такие подарки от вас брать не буду.

— Почему же?

Глаза генерального вмиг утратили смешливость. Теперь в них плескались колючие льдинки.

— Потому что содержать себя я не позволю никому.

— Разве дело только в этом?

— И не хочу никому давать повода претендовать на власть надо мной, — меня снова понесло, будто кто-то стегал хлыстом и подстегивал произносить одно слово за другим. — Будем откровенны: я благодарна, что вы оставили меня работать здесь и, более того, повысили. Но моя благодарность носит исключительно духовный характер. Я не хочу и не позволю припирать себя к стенке чем бы то ни было!

— Забавно. — Начальник прищурился. — Вы и впрямь изменились. Что ж, не смею больше вас задерживать.

— До свидания.

Я залпом выпила содержимое фужера и вышла из кабинета в полной уверенности, что завтра на проходной меня не пустят.

На улице быстро стемнело. Подмерзшие лужи и грязь оттаяли, чавкая и хлюпая под ногами. Злой ветер трепал распущенные волосы, за несколько дней отросшие до лопаток. После разговора с начальником на душе образовался осадок негодования. Было противно от мысли, что теперь каждый второй мужик думает, что женщину можно деньгами или шантажом затащить в постель. И пусть я не поддалась на заманчивое предложение, всё равно чувствовала себя проституткой. Или выставленной на торг рабыней.

Походы по магазинам не прибавили энтузиазма, хотя ненадолго отвлекли от дурных мыслей. А вот дома тоска с новой силой набросилась на меня, заставляя всерьез подумывать о продолжении начатой в кабинете шефа вечеринки. Только теперь — в одно лицо. Я даже не стала примерять купленные вещи и ужинать. По-быстрому покончив с банными делами, я выпила снотворное и провалилась в сон.