Казалось, она еле шевелила колесами. Время расплылось. Словно и не будет никогда заветной станции, только бесконечный стук и тряска. Полупустой вагон, но на удивление теплый. Обшарпанные сиденья с вырезанными именами. Глаза чесались, в носу щипало. Я не раз ссорилась с мамой, но не так, как сегодня. Червяк тревоги вползал в душу. Я еле дождалась, когда объявят мою станцию.

Дома мамы не оказалось, и я, недолго думая, помчалась к тете Дусе — двоюродной сестре моей мамы. Сердце бешено стучало, предчувствуя недоброе. Она жила практически по соседству: на другой улице. Деревянный одноэтажный осунувшийся дом с резными ставнями и облупившейся зеленой краской на фасаде. Распахнутая калитка и свет в одном из окон выдавали присутствие хозяйки. Тетя Дуся жила одна — мужа у нее никогда не было. С училища до пенсии она проработала в школе-интернате, поднимая на ноги чужих детей. И ни разу никто не слышал от нее ни одной жалобы на судьбу, не видел ни попрека, ни зависти. Я прошмыгнула к двери и без стука вошла в дом. В прихожей в нос ударил запах валокордина. Сердце — слабое место у нас в роду. Тетя Дуся — не исключение.

Я тихонько разделась, нацепила потрепанные пушистые тапки, неизменно прятавшиеся под короткой скамейкой, и прошла в зал. Тетя Дуся — невысокого роста, располневшая после ухода на пенсию, с седыми волосами, аккуратно убранными в пучок, с морщинами возле глаз и на лбу, сидела на диване около телевизора. Вот только, судя по отрешенному взгляду, она его не смотрела.

— Теть Дусь, чего калитку не закрываете?! — воскликнула я. Она вздрогнула, обернулась, но не сказала ни слова. Более того, по ее лицу и красным заплаканным глазам я поняла — в моё отсутствие случилось страшное. — Что случилось-то? Мама в порядке?

Страшная догадка оглушила меня. Я еще отказывалась верить в нее, но в душе уже понимала, что если что-то случилось, то виной этому — я.

— Насколько я поняла, тебе нет дела до того, что с ней происходит, — ровным тоном ответила, наконец, тетя Дуся.

— Это неправда! Что произошло?

— Анечку увезли на скорой. Не у каждого сердце выдержит, когда родная дочь плюет в душу, — голос ее задрожал, по щекам побежали слезы.

— Но я не… Я не хотела! — Я пыталась найти во взгляде тети сочувствие и оправдание, но не находила. Только укор и разочарование.

Такое отношение тети Дуси казалось мне диким и непривычным. С детских лет она вставала на мою защиту. Тайком от мамы помогала справиться с уроками и домашней работой. Никогда не приходила в гости без конфет или торта. Даже когда я превратилась в несносного подростка, тетя выгораживала и оправдывала меня.

— Когда ты стала такой?

— Я недавно похудела, спортом занималась, — принялась врать напропалую, но только потом сообразила, что она не об этом.

Тетя Дуся горько усмехнулась.

— Когда ты успела стать такой неблагодарной пустышкой?

Ее слова окатили меня ушатом ледяной воды. С глаз спала пелена гордыни, и я разревелась, выплескивая на тетю потоки покаянных слов. Она и сама этого не ожидала, встала с дивана, обняла меня за плечи и гладила по волосам.

— Доченька, всё это наносное, пришлое. Понимаю, всё понимаю, но мать есть мать. Она тебе только добра желает. И потом, другой матери у тебя не будет, — приговаривала тетя Дуся.

Когда я немного успокоилась, мы вызвали такси, собрались и поехали к маме в больницу. Всю обратную дорогу я содрогалась от угрызений совести. Мама на больничной койке выглядела такой беспомощной, бледной, с заостренными скулами и темными кругами под глазами. Одного взгляда на нее хватило, чтобы сердце тоскливо защемило. Мамочка… Как я посмела довести тебя до такого состояния?! И куда только подевалась моя независимость? Как маленькая девочка я прильнула к маме и разревелась, не переставая просить прощения.

Она тоже заплакала, пыталась что-то объяснить, но сбивалась. Слезы и всхлипывания не давали ей выразить чувства в словах. Поняв, что это бесполезная затея, мама замолчала и крепко меня обняла. Распрощались мы ближе к вечеру. Если бы не на работу — я бы осталась здесь. На прощание мама наказала, чтобы я обязательно помирилась с Аркашей. Я пообещала.

И теперь, прислонившись лбом к окну в продуваемой сквозняками электричке, думала о том, как выполнить данное слово. И дело не в том, что мне этого не хотелось. Самой было тошнотворно плохо без любимого человека, который согревал одним только своим присутствием. Недавние вспышки гнева и тщеславия не вызывали ничего, кроме жгучего стыда. Но станет ли Кеша слушать меня? Чем оправдаться? В голове поселилась пустота. Да и что тут можно придумать? Поведение на свадьбе весило больше слов.

Ближе к одиннадцати, лежа в постели, я наконец-то решилась набрать его номер. И при этом искренне надеялась, что он уже мирно посапывал в кровати. Внутри всё дрожало от волнения. Что я скажу? Ответит ли он? Я, наконец, поняла — всего за один день без него мир вокруг потускнел и опостылел. И теперь мне стало невыносимо от мысли, что Кеша может сказать «нет» и навсегда исчезнет из моей жизни. Через пару гудков я опустила телефонную трубку. В висках бешено отстукивал пульс. В ту же минуту зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть. На дисплее высветилось «Кеша Любимый».

Я подняла трубку и застыла с ней около уха. Аркаша тоже молчал.

— Приезжай, — дрожащим голосом выдавила после нескольких минут тишины. В ту же секунду в трубке раздались частые гудки. Я опустила ее на место и уткнулась в подушку, задыхаясь от рвущихся наружу рыданий.

Так и уснула. Восточные образы снова поплыли перед глазами, но я настолько сильно засопротивлялась, что морок спал, уступая место кромешной тьме.

Рано утром, отрывая лицо от подушки, я с удивлением и радостью обнаружила в кровати Кешу. Он обнимал меня и тихо посапывал. Я приподнялась на локтях, аккуратно убрав его руки, и никак не могла на него наглядеться. Вот оно — счастье, думала, гладя его ладонью по щеке. Чмокнула в висок и побежала на кухню — готовить завтрак.

Вскоре Аркаша тоже пришел на кухню. Он сделал вид, что ссоры не существовало и в помине, за что я безмерно была ему благодарна. На автобусной остановке, уже разбегаясь по работам, мы договорились вечером сходить-таки к его маме. Причем на этот раз инициатором визита стала я.

Весь день я проработала, как в тумане. Дела валились из рук, тревога за маму и предстоящий поход в гости к Кеше сменяли друг друга. Хорошо еще, что шеф уехал в командировку, а то пришлось бы еще отчитываться за растраченные капиталы. Согреваясь этой мыслью, я сняла еще денег. Часть из них потратила на новый мобильный, а другую — отправила экспресс-переводом тете Дусе. Маме сейчас требовались дорогие лекарства, да и наша бесплатная медицина требовала подачек — без этого не будет человеческого отношения.

Вечером Аркаша встретил меня после работы. Судя по голосу — он тоже волновался. Несколько раз порывался отговорить меня от гостей, особенно после того, как узнал про мою маму. Но я решительно сказала: «Нет, мы так никогда не соберемся», и потащила его на остановку.

Уже проходя в любезно распахнутую будущей свекровью дверь, я пожалела о недавней уверенности. Всё-таки Аркаша знал, почему меня отговаривал. Только напрямую сказать не решился.

Вероника Павловна — Кешина мама, оказалась худой стройной женщиной далеко за пятьдесят. На ее голове красовался парик приглушенно бордового цвета, на лице — макияж, состоявший из туши, коричневых теней и темно-вишневой помады. Я удивилась — не ожидала, что больной человек, совсем недавно прикованный к постели так следит за собой. Дополняло образ крепдешиновое приталенное платье с ажурным воротником и жемчужные бусы.

Выцветшие темно-голубые глаза Вероники Павловны сузились, изучая меня с головы до ног. Пока я сидела в гостях, меня не покидало ощущение, что будущая свекровь обладала рентгеновским зрением, которое вовсю практиковала на потенциальной невестке. Если она встречала так всех претенденток на руку и сердце единственного сына, то неудивительно, что Аркаша до сих пор оставался холостяком. Вот только меня такими уловками теперь было не испугать. Это прежняя Вика бросилась бы наутек от одного только вида свекрови. Я же нынешняя сразу поняла, что Вероника Павловна вряд ли останется довольна моей персоной. Твердо решила — не стану обращать внимания на ее приемы.