— Ты в это и правда веришь? — Нанэ всплеснула руками и оскалилась. — Если бы не я, ты так и осталась бы отребьем. Ни на что не годным, никому не нужным…

— Неправда! — снова закричала я.

— Ты совершенно не умела жить и получать удовольствие от каждой минуты. Я дала тебе всё: тело, красоту, уверенность, силу. Что ты без меня?

— У меня было то, чего никаким колдовством не получишь!

— Уж не про этого ли неудачника речь? — усмехнулась Нанэ.

— Нет, я про любовь. И не смей так говорить про Кешу! Он лучше всех твоих любовников вместе взятых!

— Как ты заговорила… Любовь! — она прищурилась. — Где же она была, когда ты ругалась с матерью, хамила подругам, убивала и калечила коллег?

— Это не я… — произнесла на одном дыхании. Вот только память тут же услужливо развернула перед мысленным взором бездыханное тело начальника.

— Не стоит бить себя кулаком в грудь и метать слова обличения. Раньше у тебя не было шанса жить, как хочется. Толстая, слабовольная, бесхарактерная, ты подчинялась другим, попирая собственные желания. Я всего лишь дала тебе возможность, ты ею воспользовалась. Так что не надо теперь обвинять меня в своих грехах! — глаза Нанэ сверкали торжеством пополам с презрением.

Ярость захлестнула меня. Признаваться в собственных промахах так тяжело. Куда проще убедит себя в том, что кристально чист, и с остервенением и пеной у рта доказывать это остальным. Чем больше я пыталась копаться в себе, тем сильнее убеждалась, что Нанэ права. Совесть вгрызалась в душу, превращая в прах все наспех слепленные мною оправдания. Когда я успела превратиться в монстра? А главное, почему? Нет, это всё неправда! Нанэ просто пыталась запутать меня! Так хотелось верить в это, вопреки памяти и совести.

Нанэ ликовала, она видела и ощущала моё смятение, наслаждалась им. Я чувствовала фальшь в ее словах, но никак не могла понять, в чем именно она крылась? Сердце бешено ухало в пятки, а потом подскакивало к кадыку, картинка поплыла, во рту пересохло, всё тело колотило в ознобе. Только Нанэ, разразившаяся злорадным хохотом, продолжала стоять перед глазами. Этот звук врезался в сознание, отбирая остатки разума. Бешенство овладело мною, и в его порыве я схватила первое, что попало под руку, и запустила этим в зеркальную гладь.

Морок спал. Виноградные листья и змеи снова окаменели. Лишь на полу остались тысячи зеркальных кусков, в каждом из которых умирало моё отражение…

Около кровати, закрыв лицо руками, стояла женщина лет тридцати с каштановыми кудрявыми волосами. Через секунду она отняла ладони, оглядывая комнату. Ярко-зеленые глаза, сладострастные алые губы и родинка на ключице.

Осмотрев комнату, Нанэ, пошатываясь, направилась на кухню — за веником. Надо же прибраться там, где ей теперь придется жить. По крайней мере, до тех пор, пока она не поменяет квартиру. Проходя мимо пустого зеркального дна, Нанэ поправила прядь волос и ехидно усмехнулась. Она-то знала, что сейчас происходило по ту сторону зазеркалья…

Среди пустынных песков, смрада, копоти и огня, стояла я, прислонившись к твердой прозрачной глади. Там Нанэ по-хозяйски сметала осколки стекла с пола моей квартиры. Истошно крича и глотая песочную пыль, я колотила кулаками по обратной стороне зеркального дна, но никто меня не слышал и не видел.

В реальном мире меня больше не стало.

Я бестолково уставилась на то место, где только что находилась обратная сторона зеркала. Теперь там не осталось никакой связи с моим миром. Только бескрайняя пустыня со всех сторон: серые барханы, такого же цвета небо и ни одной живой души. Клубы песка, вздымаемые колючим ветром, хлестали по лицу. Душный зловонный воздух свербел в ноздрях. Тишина воцарилась вокруг, словно все звуки поглощались окружающим миром. Даже мои душераздирающие крики погрязали и растворялись в нем.

Словно в насмешку, перед глазами разворачивалась финальная серия про жизнь Нанэ.

Она знала, что за ней идут — зеркало подрагивало, открывая взору кравшихся в ночной темноте воинов. Их было десятка два — не меньше. Глупцы! Они думали, что тьма скроет их от глаз Нанэ! Если бы они знали, что ночь в ее власти, пришли бы днем, да еще и факелы с собой прихватили! Нанэ рассмеялась, беспечно легла на постель. Забавляясь, она принялась размышлять, что ей сделать с теми, кто решился потревожить ее, да еще таким бесцеремонным образом? Позволить Урсонури выпустить им кишки? Каждому по очереди, а остальных пока придержать в оцепенении, продлевая муки ожиданием своей участи?

Гепард всё еще был при ней, правда, теперь он держался не на родовой привязанности, а по колдовской воле Нанэ. Однажды настал день, когда зверь перестал ее понимать, а потом начал и кидаться, но она не позволила ему прикоснуться к себе. И, как не было жаль, пришлось приковать разум зверя уже не любовью, а демоническими цепями. Так оказалось даже лучше: Нанэ не просто приказывала гепарду, она была частью его разума — так он быстрее реагировал, да и она узнала много больше об окружающем мире.

Или отдаться этим воинам? Это было бы забавно: завлечь их в объятия — всех сразу, и предаться разнузданной страсти. Это будет получше, чем ночи в казармах, в которые она повадилась ходить последнее время. Остальные утехи стали скучны, а среди голодных на ласку взмыленных мужчин, Нанэ чувствовала себя как нельзя хорошо. Она думала, что во дворце не осталось ни одного стража, кто не познал бы ее, но нет! Вот они — молодые, налитые силой и угрозой — шли ее убивать.

А всё потому, что никакими стараниями Нанэ не смогла удержать в дряхлом Дарии жизнь. Он и так влачил ее слишком долго. Так долго, что наследники успели перегрызть друг друга раньше, чем труба с характерным плачем огласила державу. Остались два брата от разных цариц. Они единственные не стали участвовать в склоках и войнах, и остались в выигрыше. Нанэ стоило только дождаться, кто из них выйдет победителем, и завладеть его душой.

Это было даже скучно. Она стала часто себя ловить на том, что тоскует. Казалось — у нее было всё: золото, драгоценные камни, наряды, изысканная еда и вина, толпа услаждающих танцами и музыкой слуг. Пожелай — она могла бы выйти из дворца и отправиться, куда пожелает. Но этого ей как раз не хотелось. Дворцовые стены стали ее крепостью и защитой. Но и за них проникали проклятья, которые в изобилии сыпались на ее голову. Многим хотелось бы пустить ей кровь — Дарий и шага не ступал без ведома Нанэ. Интриги, когда-то витавшие в гареме, вырвались за дворцовые ворота и наводнили державу. Никто из просителей не мог добиться встречи с Царем царей, не принеся сначала дара ей — любимой наложнице. Нанэ мало обращала внимания на пустобрехов, а вот по-настоящему опасных людей находила, как заткнуть и утихомирить.

Она снова кинула взгляд на зеркало — воины были совсем близко. Их скулы сводило от напряжения, налитые мускулами руки цепко держали копья. Нанэ потянулась, мысленно заставила гепарда приготовиться к прыжку. Главное — остановить первого смельчака, остальное пойдет само собой. А что уж с ними делать — убить или что-то поинтереснее — это в ее власти. Самое главное, воины боялись. Они знали, что Нанэ — не простая наложница, и потому даже их мужественные души цеплял страх.

Это было ей на руку. Тот, кто боялся, всегда легче давался в ее руки. Сбросив расслабленность, Нанэ вскочила с постели. Пора было готовиться к встрече с гостями. Но тут неожиданно всё поплыло у нее перед глазами. В один миг пронеслась ее жизнь — от того дня, когда она шла нагая в запретную ночь, до того момента, когда Ангро-Майнью пришел к ней одарить силой. В голове разлился кисель, а внутри поселилось неприятное предчувствие. Нанэ казалось, она что-то упустила из виду, но что?

Рассыпая кудри по плечам кивком головы, она отмахнулась от тяготивших мыслей. Пора расставлять сети. Об остальном Нанэ подумает потом, когда всё закончится. Одним лишь жестом она обострила зрение и слух гепарда до предела. Пусть он видит добычу, чует ее страх и желание убить его. Пусть он яриться — и Урсонури послушно забил хвостом по бокам, прижимая уши. Он был готов рвать кого угодно.