Я осознала, что почти не дышу.

– Тренировки были бешеные, не знаю, как это вообще можно было выдержать. Во время одной из них он сломал руку – неудачно выпрыгнул из волны. Операция была несложная, серьезных повреждений не было, и он быстро пришел в форму. Но он рвался продолжить полноценные тренировки. Ему прописали таблетки, которые унимали ноющую боль, которая постоянно сопровождала его.

Я похолодела: я поняла, к чему она клонит.

– И однажды таблетки перестали действовать, и он попробовал опиум, потом кокаин, потом пересел на ЛСД. Да, когда это уже стало очевидным, я начала лихорадочно соображать, что с ним делать. Ему нужно было срочно помочь. Я пыталась поговорить об этом с его матерью, но она только причитала, что ничего не может с ним сделать. Я поняла, что нечего рассчитывать на нее – ей самой нужна помощь… Элина, ты не представляешь, что я пережила в те дни. Я всегда любила его как сына, которого у меня никогда не было. Я сходила с ума от отчаяния, потому что ощущала полную беспомощность. Я столько раз пыталась говорить с ним, объяснить, что он губит свою жизнь. Ты понимаешь, что это было бесполезно: он посылал всех, кто пытался, и убегал, хлопая дверью.

Когда она переводила дыхание, я кожей чувствовала, как ей было тяжело тогда и как тяжело сейчас.

– Это случилось, когда его пригласили на какую-то вечеринку. В какой-то бар. Я, конечно, никогда там не была, но могу себе представить, что они там делали. Мне позвонили после четырех утра, сказали, что его увезли на скорой. Я первым делом подумала про несчастный случай на машине или мотоцикле… Но когда пьяные всхлипывания на том конце провода немного утихли, я услышала, что врачи боятся, что не успеют откачать его… Говорят, в экстремальной ситуации у нас появляются силы, о которых мы и не подозреваем. Я бросилась туда, полетела в больницу, в которую его повезли. Я не знаю, как сама не попала тогда в аварию… Когда я приехала в отделение и носилась по всему этажу в поисках хоть кого-то, кто скажет мне, что происходит, я, наверно, пережила все девять кругов ада.

Когда она посмотрела мне в глаза, там стояли слезы… и боль, которая пронзила и меня.

– Его откачали, как ты понимаешь. Едва, как мне рассказал врач. Он заливал ЛСД алкоголем. Доктор вообще не понимал, как он жив остался. Когда его выписали из больницы, отец договорился о реабилитации в специализированном диспансере. Он, естественно, сопротивлялся, крыл всех на чем свет стоит. Это было ужасно, невыносимо. Но когда он выписался… Я одна приехала за ним. Он четко дал понять, что не хочет видеть ни отца, ни мать. Знаешь, в чем-то я была с ним согласна: Женевьева со своими стенаниями только бы еще больше его разозлила, а с отцом у него вообще все сложно. Сложнее не придумаешь. Не знаю, что конкретно произошло с ним там, но он изменился. Говорить, что он осознал что-то, я бы не стала – боюсь, Лео не из таких… Но когда мы ехали домой и я попыталась спросить, что он собирается делать дальше, он сказал, что если я про наркотики, то он больше никогда в жизни не попробует ни одного. Он произнес это так резко и категорично, что я не стала больше говорить об этом. С тех пор я просто молилась, чтобы это было так. И знаешь, Господь услышал мои молитвы. Я всегда боялась говорить, даже думать, но с каждым годом я все больше и больше верила, что он никогда не вернется к этому.

Она снова посмотрела на меня: на этот раз я увидела свет в ее глазах. Я попыталась улыбнуться, но поняла, что мое лицо застыло от слез.

– Я много беседовала с его лечащим врачом там, в диспансере. Много из того, что он сказал, привело меня в ужас. Наркомания – неизлечимая болезнь. Человек, получивший наркотическую зависимость, не может вылечиться, избавиться от нее раз и навсегда – он может только контролировать себя. Стоит один раз сорваться – и все начнется заново. Тогда я поняла, что нужно быть очень сильным человеком, чтобы справиться с этим. Я не знала, получится ли у Лео…

Она неожиданно взяла меня за руку.

– Теперь я знаю, что у него получилось. Я рассказала тебе это не для того, чтобы ты боялась. У каждого из нас есть свои темные пятна, которые не смыть, как ни старайся. Но это прошлое, а впереди всегда есть будущее. И я верю, что у вас с Лео оно есть. Конечно, оно вряд ли будет безоблачным, но у вас есть все, чтобы устоять. Поверь, у меня есть основания так думать.

Я хотела спросить ее, почему она так уверена в отношении меня, но она опередила мой вопрос.

– Не удивляйся, я же сказала, что кое-что понимаю в людях.

– Но почему вы думаете, что я сильная? Я ведь сама этого не знаю.

Она стерла последний след от слез на щеке и подмигнула мне.

– А иначе он бы тебя не выбрал.

…Покинув галерею, я решила не брать такси и не спускаться в метро. Мне был необходим свежий воздух. Сначала я шла, не совсем понимая куда. Видимо, не только мой разум был сбит с толку тем, что я узнала.

Итак, тайна Лео, над которой я ломала голову столько времени, перестала быть тайной. Цель достигнута, но стало ли мне легче? Что изменилось? Как это повлияет на меня, на мое отношение и мои чувства к нему и повлияет ли вообще?..

Мы все имеем тайны, и все имеем право на них. Как сказала Бланш, прошлое не выбирают. Каждый из нас хотел бы что-то изменить или предать забвению. И уж конечно, никто из нас не без греха. «Но наркотики?! – шептал мне мой здравый смысл. – Ты согласна провести свою жизнь с наркоманом?» «Бывшим», – отвечаю я. – «Не бывает бывших, ты же слышала, что сказала Бланш, – с этим живут всю жизнь!» – «Да, но ведь с тех пор прошло столько лет, он поборол зависимость…»

Я пыталась припомнить какие-нибудь странности в его поведении. Резкие смены настроения? Повышенная раздражительность? Неадекватные реакции? Нет. Скорее, внезапные уходы в себя, в некий мир, в который нет доступа другим. Да. Но мне всегда казалось, что причиной этого могло быть что-то совсем иное…

Возможно, я просто успокаивала себя, пыталась убедить, что все хорошо, но было еще не поздно повернуть назад, и я могла это сделать прямо сейчас. Но почему-то именно в этот момент перед глазами всплыло самодовольное лицо Игоря Сладкова и эта мерзкая ухмылка на его губах… И я ужаснулась от одной только вероятности того, что отныне и впредь моя прошлая жизнь будет ассоциироваться с этим человеком. И если я снова вернусь к ней…

Я стою на переходе, передо мной мигает красным светофор. Я жду, когда загорится зеленый. И мне кажется, что время остановилось – в ожидании, когда я приму одно из самых важных решений в своей жизни.

Больше всего я боялась склянок[3]…

Сначала я надеялась, что помпы удастся благополучно избежать. Никакого торжества, никаких толп гостей с кучей подарков, ни бантиков, ни воздушных кринолинов, ни громкой музыки. Ничего, что хотя бы как-то ассоциировалось у меня со словом «свадьба». За месяц до знаменательного события я была спокойна: он тоже не любил весь этот карнавал, более того – просто ненавидел. Но когда я поняла, что в свои руки все берут друзья и родственники со стороны жениха, было уже поздно. Последующие события повергли меня в настоящий шок. Все время я была абсолютно уверена, что его родственники палец о палец не ударят – им же была противна сама мысль об этом браке.

Лео поссорился с отцом накануне свадьбы. Марэ-старший несколько дней не приходил в себя после той жуткой ссоры; когда я случайно столкнулась с ним тогда, я не на шутку испугалась: он был не красным, а, скорее, багровым – то ли от злости, то ли от бессилия. И тогда я стала по-настоящему переживать. Я меньше всего хотела вставать между Лео и его семьей. Конечно, здравый смысл твердил, что Лео достаточно взрослый, чтобы решать, с кем жить. Но с кем жить – это одно, а на ком жениться – совсем другое. Я знала, что их отношения всегда были натянутыми, а в последнее время – особенно. Но что я могла сделать? Мне нравился Лео, я была без ума от него. Я хотела только Лео – вопреки всему, что узнала о нем и о чем еще не подозревала. И самое главное – я была уверена, что вот-вот полюблю его. Я знала, чего ожидать от этого брака, я подготовилась к тому, что мне придется через многое пройти, чтобы завоевать если не любовь, то, по крайней мере, уважение его родных. Я знала, что придется терпеть его внезапные, необузданные вспышки гнева, пусть даже и направленные на кого-то третьего. А самое главное – мне придется учиться жить по-другому, так, как я никогда не жила раньше. Я никогда не смеялась над словами «люди с разных планет», они никогда не казались мне банальным или нелепым сравнением. Потому что я и Лео были живым олицетворением этой метафоры. Мы были людьми с разных планет… Которые сегодня готовились дать клятву верности друг другу.