– Хитрая вы! Ну, я тоже не упущу своего!

Раздался звук поцелуя, и швейцар вскочил со своего стула.

– Тут нужно одно из двух: или целоваться, или лестницу подметать! – крикнул он.

Горничная ахнула и юркнула в свою квартиру, а Дементьев с испугом схватился за щетку и принялся за дело.

Этот инцидент был передан Савельичем Никонову, который и решил немедленно избавиться от своего подручного.

На другой день Матвей был уволен.

Кроме полученного жалованья, у него было сбережено немало «чайных» денег, так как он был мужик аккуратный и запасливый. Поселившись неподалеку, Матвей ловко повел интригу против Петра Никонова, в чем много способствовали бегавшие к нему влюбленные горничные. На бедного Никонова посыпались разные неприятности и подвохи. Наконец все это надоело ему, и старик, плюнув на все, взял у домовладельца расчет и перешел на другое, заранее рекомендованное ему место.

Понадобился новый старший дворник, о чем Дементьев прекрасно знал. На следующее утро по уходе Никонова Матвей пошел поджидать выхода барина, который аккуратно в десять часов выходил на службу.

– Ну что, как? – спросил его Савельич.

– Какие наши дела, знамо, не важные, – ответил Матвей.

– Никак пришел на место проситься?

– Отчего бы и не так. Кажись, у меня было все в опрятности.

Швейцар ехидно усмехнулся.

– Еще бы! – сказал он. – Всем угодил: и Дашенькам, и Машенькам, и Дунечкам.

Дементьев тоже усмехнулся.

– На этот счет охулки на руку не положим, – ответил он.

– Ну ладно, ступай, нам не жалко.

Павел Михайлович Бухтояров, держа под мышкой портфель, медленно сходил по ступеням лестницы. Пока швейцар отворял ему дверь, Дементьев, чтобы угодить домовладельцу, бросился нанимать извозчика.

– Не оставьте, ваше скородие, вашею милостью! – сказал он, сняв шапку и низко кланяясь.

– А отчего тебя отказал Никонов? – спросил барин.

Матвей слегка смешался от этого неожиданного вопроса.

– Видит Бог и добрые люди, – сказал он, – что я честно и исправно исполнял свои обязанности, все мною довольны были. А отказал это он меня сам не знает за что, – управлюсь, говорит.

– Ну ладно, иди и скажи управляющему, что я тебя принимаю в старшие дворники.

Хозяин уехал, а Матвей, не чувствуя под собой ног, бросился чуть не бегом в контору.

Управляющий был там и, увидя входившего Дементьева, хмуро и сердито взглянул на него.

В душе он терпеть не мог этого балованного красавца, отлично понимая, из-за чего Никонов, человек вообще хороший и строго честный, должен был покинуть свое место.

– Здравия желаем, Павел Иванович, – кланялся Матвей, стоя у порога конторы.

– Что тебе? – послышался суровый вопрос.

– К вашей милости объявиться.

– Как это объявиться?

– Барин определили меня к себе старшим дворником и приказали объявиться.

– Гм… старшим! Я тут, братец, ничего не знаю, сам мне ничего не говорил.

– Это верно-с… Извольте спросить у свицара.

– Ладно! Приходи после четырех часов, когда сам обедать будет.

– Слушаю-с.

– Упросился, сволочь этакая, – проворчал управляющий, после того, когда новоиспеченный «старший» вышел из конторы. – Ну ладно, не долго тут поцарствуешь!

Он и предполагать не мог, что долго или коротко, но Дементьев сживет его самого.

Прошло после этого года полтора.

В продолжение этого времени «маленький комендант», как шутя называли жильцы этого дома Дементьева, повел дело на чистоту. Повсюду: на дворе, на лестницах, на чердаке и везде, куда мог проникнуть хозяйский глаз, царила образцовая чистота и порядок. Управляющий Бухтоярова совал свой нос повсюду, чтобы привязаться за что-нибудь к ненавистному дворнику, но ничего такого не находил. Дементьев был вполне безупречен. Но зато не легко было его подручным. Сам он почти ничего не делал, и вся забота его состояла в том, чтобы исправно получать с квартир доходы и изобретать средство для получения «на чай», беззастенчиво облагая этим налогом извозчиков, татар, тряпичников, зеленщиков, мясников и чуть ли не кошек и собак. Подручным (их было трое) платил он мало, но работать заставлял много, почему они подолгу у него не заживались, так как это были большею частью люди без места и рады были работать из-за куска хлеба, пока не отыщется какое-нибудь дело.

Павел Михайлович был им очень доволен и в конце концов пришел к такому заключению, что управляющий ему почти и не нужен, так как Матвей Дементьев сам может вести новые книги, если выпишет из деревни своего брата, хорошо грамотного человека.

Оно так и случилось. Вкравшись в доверие хозяина, хитрый и пронырливый мужик, который давно вырабатывал план постепенного его ограбления, справедливо рассудил, что один в поле не воин, то есть грабить без помощников несподручно, а найти по подобным делам товарища сложно да и опасно, а чего лучше кого-нибудь из своих. И выбор пал на Ивана.

Тут только он одного не сообразил! Иван и он, Матвей, были совершенно разные люди, несмотря на наружное сходство. Матвей был естественный плут и чисто иезуитского характера, между тем Иван был безупречной честности.

МИНОВАВ СТАНЦИЮ КОАПИНО, поезд начал подходить к Петербургу. Марьюшка, давно уже переставшая плакать, не отрывала глаз от окна, мимо которого то и дело мелькали стоявшие на пути запасные вагоны, маневрирующие поезда, всевозможные постройки, а вдали уже был виден огромный город с дымящимися заводскими и фабричными трубами.

– Это и есть Питер? – спросила она.

– Да, это Питер, – ответил муж.

Она припомнила провинциальные города, красиво раскинувшиеся по берегам рек, белея своими зданиями и сверкая на солнце куполами и крестами своих церквей. Но тут перед ее глазами было что-то такое громадное, мрачное, тонущее в сером тумане.

– Какой он некрасивый, – сказала она.

– Это только отсюда так кажется, – сказал Иван. – А внутри он красивей даже Москвы. Один только Невский прошпект, по которому мы поедем, чего стоит. Дома все агромадные, взглянуть – шапка валится, рек сколько, страсть, и все широкие!

– А как мы там найдем Матвея?

– Я ему посылал телеграмму еще из Москвы, пущай идет встречать. Наверно, сам встречать будет.

Поезд начал уменьшать ход. Пассажиры поднялись с мест и схватились за свои узлы и чемоданы. Вот показалась и платформа, на которой толпилась ожидающая публика.

– Вон брат Матвей! – сказал Иван, показывая на солидную фигуру, напоминающую если не купца, то зажиточного торговца. – Ишь как раздобрел, его и не узнать.

– Да он ли это, Ваня? Больно уж на господина смахивает.

– Еще бы и не смахивать, коли этакое место занимает. Погоди, и нас, серых, пообтешет, и мы такие будем.

Поезд остановился, и все начали выходить из вагона.

Матвей шел навстречу брату и его жене с распростертыми объятьями.

Оба они были поразительно похожи друг на друга, отличаясь только свойствами одежды, так как Матвей был одет богато, сообразно званию управляющего, между тем как Иван был одет просто, по-деревенски, хотя и прилично.

– Однако же и женка у тебя, – сказал Матвей, не бывший на свадьбе брата, – писаная красавица.

Марьюшка густо покраснела. Она в первый раз услышала похвалу своей красоте. Там, в Подозерье, после выхода ее замуж на нее мало кто обращал внимание.

– Для вас и квартиру я подобрал хорошую, две комнаты и кухня, вам обоим ладно будет.

– Спасибо, братец Матвей, куда нам такая большая! Нам и в уголку и то ладно было бы.

– Зачем? Дом ведь у нас большой, квартир не перечесть, хватит и вам. Ну, идемте.

Около вокзала их ожидало хозяйское ландо с кучером Евстигнеем.

– Ну, садитесь! – сказал Матвей, указывая на экипаж. – Барин наш добрый и вот чем сподобил…

– На таких мы отродясь не езживали, – сказал Иван. – Ишь тут как просторно! Садись, жена.