– Не надо! Не надо! – замахал руками Ильич, отступая назад. – Брось… Я ведь пошутил.

Дверь спальни вновь захлопнулась и не отворялась уже до следующего утра.

– Вот что, так баба, – пробормотал он, вновь садясь на диван. – Это не прежняя Анютка, того и гляди, на тот свет отправит… Ах ты, Господи! Леворвером так в морду и тычет.

Свидетельница всей этой сцены, кухарка, была в восторге.

– Ну что, идол, нарвался? – бормотала она. – И барыня хорошая, а пальца ей в рот не клади.

Ильич прилег на диван и предался размышлению, но мозг его плохо работал, и он вскоре захрапел богатырским храпом.

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ он проснулся в восемь часов утра.

В квартире шла возня, кухарка бегала из кухни в спальню и обратно, утирая кулаком красные глаза.

– Илья Ильич, вставайте, – сказала она. – Барыня укладываются и собираются уезжать.

– Олимпиада Павловна? – спросил Ильич, вскакивая.

– А то кто же больше?

Кубарев подошел к затворенной двери спальни, но, вспомнив про вчерашний револьвер, остановился и тихо постучал. Сердце его трепетало.

– Можно войти? – спросил он робко.

– Войдите! – послышался ответ.

Олимпиада укладывала в большую корзину свои вещи и не подняла даже головы, когда он вошел.

– Проверьте, пожалуйста, эти вещи, чтобы вы не подумали, что беру вашу собственность.

– Ой, что ты, Олимпиадушка! – воскликнул Илья. – Прости меня за вчерашнюю дурость. Уж больно я был пьян.

– Оправдание, нечего сказать! И благодаря этому пьянству я должна переносить ваши дикие выходки?

В продолжение последнего времени, благодаря воздержанной жизни, она очень похорошела, и Ильич чувствовал себя еще больше влюбленным.

И он упал перед нею на колени и воскликнул:

– Олимпиада Павловна, простите!

И НА ЭТОТ раз Кубарев подучил прощение, к величайшей радости кухарки Ариньи и других, кто имел какие-либо дела с Олимпиадой Павловной.

С тех пор жизнь их пошла как по маслу. Хотя Кравцова и чувствовала, что имеет огромное влияние на своего сожителя, но этим пользоваться не хотела, предпочитая спокойную жизнь всевозможным ссорам и пререканиям.

Так прошло немало времени, как вдруг совершенно неожиданно благополучие это было нарушено.

В один из праздничных дней у них появились нежданные гости, то были Григорий Михайлович Ковалев и Ланцов.

Кубарев давно имел с ними какие-то дела, про которые Олимпиада, конечно, ничего не знала, точно так же, как и про этих господ. Пока она возилась на кухне, приготовляя угощение, гости таинственно совещались между собой.

– Выгода как для вас, так и для нас будет громадная, но сам посуди, я совершенно один! – говорил Ковалев. – Самое малое – это тысяч до двадцати пяти останется на брата, не считая расхода, который, понятно, будет разделен между нами.

– Что же нужно будет сделать с моей стороны? – спросил Кубарев.

– Да почти ничего! Просто называться моим братом, женатым, конечно, а тот господин, – и Григорий указал на Ланцова, – будет в качестве ее брата. О дальнейшем не извольте беспокоиться: соответствующие для вас паспорта или другие документы могут быть готовы хоть завтра. Согласны?

Кубарев задумался.

– Пожалуй, что нет, – сказал он после недолгого молчания. – Дело тут опасное…

– Да кто тут говорит, что не опасное! – вмешался Ланцов. – Тут зато верный и прямой и, главное, скорый путь к богатству, а без риску разве можно разбогатеть, сами посудите? Да и обязанности ваши будут не великие, разве только кое-где дать свою доверенность или подпись, – вымышленной фамилией, конечно. Понятно, переселившись к нам, вы будете жить безвыездно, так как вас могут узнать.

– Да, собственно говоря, в чем будет состоять это дело?

– А вот в чем…

И Ковалев начал излагать своему собеседнику давно задуманный план ограбления Бухтоярова с помощью управляющего его домом.

Прокутившийся купчик слушал внимательно. Ему так сильно хотелось поправить свои пошатнувшиеся дела, что он был не прочь получить несколько тысяч рублей, чтобы поднять свою упавшую торговлю.

А по словам Ковалева, все это выходило так просто и удобно, что просто протяни руки и клади в карманы чужие деньги без всякого риска подвергнуться какой-либо опасности. И он согласился. Только его тревожил один вопрос – как на это взглянет сама Кравцова.

Трудно было думать, чтобы эта женщина могла согласиться на какую-либо мошенническую сделку, но Ковалев обещался уладить и это дело.

Когда ей рассказали, в чем дело, то она настолько возмутилась, что едва не полезла в карман за револьвером и собралась куда-то, но Ковалев и Ланцов все-таки сумели убедить ее.

– Тем более, – говорил Ковалев, – вы давно живете с Ильей Ильичом, сами даже и не знаете, чем он по-настоящему и занимается.

– А мне какое до этого дело!

– Как, какое дело? Наоборот, вы и должны знать, что он делает, потому что, живя с ним, вы должны делить и его будущую судьбу.

– Но, во всяком случае, я ему не жена.

– Это ничего еще не обозначает. В случае, если он попадется в каком-нибудь противозаконном деле…

– А разве он занимается противозаконными делами?

– А чем же вы прикажете заняться порядочному человеку в наше время? Благочестием? Но на нем далеко не уедешь…

Трудиться и работать? Но тут опять вопрос, будет ли от этого польза?

Сколько тут ни бейся, а потерянного капитала не вернешь. Вот и приходится придумывать другие способы как можно скорее вернуть свое благополучие, но в наших законах существует только один способ приобретения – заработай и получи! Но скажите, пожалуйста, где вы можете найти такую работу, чтобы в один какой-нибудь месяц приобрести более двадцати тысяч рублей?

– Вот уж не знаю. Ясно, что это невозможно, но зато есть и способ, хотя и не одобряемый законом. Зато самый верный, это – афера.

– Да-с! Разве не аферист был тот негодяй, который бессовестно ограбил вас после смерти вашего супруга, который прекрасно живет на ваши деньги и в ус себе не дует?

– Молчите и не смейте мне говорить об этом! – вся покраснев, воскликнула Олимпиада.

– Простите меня, что я невольно вам напомнил об этом, – сказал Ковалев. – Но нельзя забыть и то, какие страшные последствия были для вас.

– Да, это верно.

– Точно таким же образом поступили все эти господа. Бухтояров и другие господа, нажившие себе громадный дом и капитал. Неужели, по-вашему, щадить и их?

– Но почему вы думаете, что Бухтояров нажил себе состояние такою подлостью?

– Я знаю всю его биографию как свои пять пальцев, – соврал Ковалев. – И потому не считаю нисколько преступным, если часть его капиталов перейдет в наши руки. Слушайте, Олимпиада Павловна, бросьте все ваши устаревшие убеждения о какой-то честности, необходимой только для нищих людишек и побирух. Вам надо жить и по-прежнему блистать и блистать. Раз вы были сами жертвою других, то пусть будут жертвы у вас.

Разбередив старые раны в сердце молодой женщины, хитрый Ковалев был убежден в том, что Кравцова пожелает выместить происшедшее с нею горе, доведшее ее до положения падшей женщины, еще на ком-нибудь. Он продолжал ей рассказывать выдуманную им самим историю прошлой жизни Бухтоярова, который, будучи якобы блестящим гвардейским офицером, соблазнил какую-то вдовушку, бросил ее, забрав все ее капиталы, и так далее в этом роде.

В унисон ему пели Илья Кубарев и Ланцов, так что, окруженная одними только негодяями, молодая женщина не слышала ничего лучшего и невольно должна была согласиться на все их предложения.

И вот мы видели уже их въезжающими торжественно в дом Бухтояровых с измененными физиономиями и фамилиями, потому что Илья Ильич Кубарев вдруг превратился в рыбинского купца Тимофея Михайловича Ковалева, Олимпиада – в госпожу Ковалеву, а Ланцов – в ее родного брата Иринарха Телегина. Причем у всех документы были в такой исправности, что только один управляющий домом Матвей Дементьев мог знать, что это за люди.