Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Первым долгом бабушка Ирина пожаловалась Елизару на то, что ее сын возымел привычку работать по праздникам и во время богослужения.

– Вот уж это не ладно, племянничек, – с укором покачал головой Елизар. – В таку пору и немец не работает, не только православный. Был бы жив твой отец, Царство ему Небесное, не похвалил бы за это!

– Да что же тут поделать, делов необоримая куча, – оправдывался Иван. – Вот уж месяц как собираюсь новые столбы под навес поставить, старые совсем прогнили, а через крышу вода протекает, новым тесом покрывать надо, а где время-то взять, сам не знаешь, страдная пора теперича, везде работа в поле, везде… А много ли рук у нас, только мои две. Марья тоже по горло занята.

– Ну что ж, нетто у тебя одного только работа? У всех, батенька, одинаково, а в воскресенье все празднуют, потому что сказано в Писании: шесть дней работай, а седьмой – Господу Богу твоему, вот оно как.

– Ах, дядя, ты вот на немцев ссылаешься, а между тем в горячую пору я своими глазами видел, в ихней колонии в праздник работают вовсю.

– Все может быть, и я это хорошо знаю. Но они все-таки утром ходят в свою кирку, потом, пообедавши, отдохнут, а после и за работу… Это, по-моему, простительно, потому что все-таки честь Господу Богу сперва воздать надо, а потом уже… Ну да ладно, не нам тебя судить, а все-таки нетерпение у меня узнать, что Матвей наш пишет.

– Да что ты, дяденька, сидишь и ничего не ешь? Попробуй хоть жарковья-то, очень скусное! – сказала Марьюшка.

– Спасибо, сытехоньки. Обедал недавно, и только того ради, что выпил малость, закусил, а то ни в рот ногой!

– Тогда выпьем еще для аппетиту! – предложил Иван, наливая стаканчик.

Старик взглянул на водку, подумал немного и сказал:

– Разве что… Ну за ваше здоровье, еще раз с праздником!..

И оба, чокнувшись, выпили.

Наконец кончился этот бесконечный праздничный обед, и тогда Иван принялся за чтение письма.

Вот что писал Матвей Дементьев. Выпустив все эти бесконечные поклоны всем родным и знакомым, из которых каждый именуется по имени и отчеству с приложением после каждого имени: «От племянника вашего (или от знакомого, если не родня) Матвея Михайловича» и так далее, что занимало главное место в несколько страниц, прочтем следующее:

А о себе сообщаем, что я жив и здоров, чего и вам желаю, что я нонеча из старших дворников стал управляющим в доме Бухтоярова, что на Морской улице, а дворник теперича очинно нужен в доме. Доход большой, и по симу мне ни охота ставить на эвто место из посторонних личностев, а лучше сваво сродственника хота и брата, потому что ты в грамоте гораздо знаешь лучи меня дело не мудреное, а землю, избу передай, передай дяди Елизару пущай ен за все поглядаит и родительницу нашу возлюбленную держит в спокойствии и дениг мы ей завсегда пришлем пущай, значит, старушка Божия, живет в спокое, потому сам Бог велел почитать своих родителей. Как уберешься в поле, так приезжай к нам в осени с супругой Марьей Васильевной потому бис хозяйки жить никак не возможно, а место я приберег до осени…

Иван прочел письмо до конца, медленно свернул его и сказал:

– Ну, что ты скажешь, дядя Елизар? Брат в Питер зовет и хорошее дело сулит.

Елизар был мужик степенный и рассудительный, и потому племянник ждал от него справедливого ответа.

– Не знаю, как тебе сказать… – произнес старик, немного подумав. – Тебе там и делать, по-моему, нечего.

– Таки нечего! Гляди, какое там мне богатое место брат дает.

– Да ты сам посуди, племянничек, что тебя заставляет ехать туда? Тут ты живешь, слава Тебе Господи, в достатке, сахарный кусок ешь, среди мужиков богатым считаешься, а там что? Соблазн только один, и больше ничего! Ну ладно, место хорошее, доходное, да на это место еще и потрафить надо суметь: не потрафлять хозяину, гляди, и взашей прогонят, ищи опосля этого другого. Брат!

Брат! – передразнил Елизар, – да нетто ему ты будешь служить, а не хозяину, который его же, Матюшку, в прислужающих держит? По-моему, как ты себе хочешь, твое дело, как хочешь, а в Питер ехать я тебе не советовал бы… Здесь ты сам хозяин, и нечего тебе в батраки идти и за богатыми доходами гоняться. Худое хозяйство, да свое!

Бабушка Иринья слушала все это, отирая слезы концом своего платка.

– И последнего сынка взять у меня хотят! – говорила она. – Видно, умереть мне придется одинокой, вас обоих не видаючи…

– Э, полно, маменька! – успокаивал ее Иван. – Мало ли у нас родителей оставляют и на заработки ездят, почитай чуть ли не половина села.

– Да те волей-неволей поехали, – сказал Елизар, – потому что беднота. А будь у них твои достатки, не выгнать бы их отсюда! Эх, Ваня, брось ты все это!

– Что касается до меня, – заявила Марьюшка, – что хочешь делай со мною, а в Питер я не поеду!

Тем и кончился этот разговор.

Прошло после этого много дней, Иван Дементьев работал без устали и в будни, и в праздники и не переставал помышлять о Петербурге.

Какая громадная разница между селом тем и огромным городом, где ему пришлось пожить с неделю в гостях у брата. Здесь – однообразие, тишина и бабьи сплетни и пересуды, там – кипучая жизнь и движение. Здесь – труд тяжелый от зари до зари, а там – легко и свободно. Он вспомнил про брата, разъевшегося мужика, одетого чисто, по-купечески, почти ничего не делающего и вечно сидящего то в трактире, то в портерной, в то время как за него работали нанятые им подручные. Они подметали улицу, чистили панели, носили охапки дров на шестой этаж, носили в участок паспорта на прописку, а Матвей только и делал, что получал доходы с огромного дома, толстел и жирел…

И такое место вдруг предлагают Ивану! Не безумье ли отказываться от такого счастья?

Подошла осень. Все полевые работы были уже закончены. Марьюшка стала замечать, что ее муженек чаще и чаще заглядывает в трактир, где останавливаются проезжие торговцы и скупщики всего что угодно.

Из них все больше бывалые люди: кто был в Москве, кто в Питере, кто в Одессе или Киеве.

Не прошел еще сентябрь, как Иван снова получил письмо от брата.

В этом письме Матвей задавал прямой вопрос, что называется, ребром, приедет ли Иван в Питер, или нет, иначе он передаст его место другому человеку, который дает двести рублей отступного. Совершенно ни в чем не нуждающийся Иван позавидовал питерскому вольготному житью, особенно наслышавшись рассказов от вышеупомянутых торговцев о том, что там, почти пальцем о палец не ударивши, можно умеючи нажить большие деньги, особенно если человек со смекалкой.

– Непременно поеду! – пришел к окончательному решению Иван и объявил об этом жене.

Красивое, покрытое здоровым румянцем лицо молодой женщины стало белее полотенца.

– Неужто поедешь? – спросила она с ужасом.

– Чего ты испужалась! – воскликнул муж. – Чай, в Питере не ведмеди живут, а те же добрые люди.

– Поезжай сам, коли тебе приспичило! – решительно сказала Марья, – а я останусь здесь, при маменьке.

– Врешь, поедешь!

– Что хошь делай со мною, а не поеду. Мало ли людей туда ездят, а жен дома оставляют?

Бабушка Иринья только плакала, чувствуя, что ее уговоры ни к чему не приведут. В особенности восстал против этой поездки дядя Елизар:

– Натолковали тебе, дураку, про Питер этот, а ты и уши развесил! И дернула нелегкая этого Матюшку в соблазн вводить тебя, будто сам и обойтись не может!

– Да он пишет, что там у меня будут такие доходы, что здесь в год не заработаешь того, как там в месяц!

– То-то там богачи есть! – сказал он. – Что неделя, то оттуда их к нам по этапу доставляют… Да, брат, везде хорошо, где нас нет. Ну да шут с тобой, поезжай, только хозяйство на кого оставишь?

– На тебя, дядя Елизар. Возьми на свое попечение, да и матушку мою тоже. По гроб благодарен буду!

– Мне и за своим хозяйством не усмотреть, – упрямился дядя. – Иринью-то я возьму, а землю с домом кому-нибудь в аренду сдай…

2
{"b":"653399","o":1}