Все трое уселись, и ландо, шурша резиновыми шинами, покатилось вдоль Невского проспекта.

– Коли ты так поведешь дело, как я, то годика через три мы и не в таких ландах ездить будем, – говорил Матвей. – Только делай все по-моему. Ты, кажется, прежде выпивать был мастер?

– Да, но этого мастерства я и посейчас не оставляю, – сознался Иван.

– Напрасно. У нас надо держать себя в струне. Оно действительно, отчего же и не выпить, выпиваю и я, но только чувствия не терять и чтоб ни в одном глазе. Тут тебя в кажинную минуту хозяин может потребовать днем и особенно ночью, когда господа из тиятера приезжают. Вот тут и напейся как следует. В праздники-то еще туда-сюда, можно еще, потому что сами хозяева понимают, что мы все одинаково грешны.

– Значит, у вас будет очень трудно?

– Да, нелегко, зато прибыльно. Впрочем, я сам приучу тебя как действовать, а будешь меня слушать, и все пойдет как по маслу. Вот и Большая Морская, сейчас мы будем дома.

Матвей, предполагая видеть в брате деятельного помощника в своих замыслах, решил подкупить его своей заботой о нем и вниманием, поэтому небольшая квартира, предназначенная для мужа и жены, была обставлена совсем не по-крестьянски. Вообще в ней было чрезвычайно просто и уютно, что понравилось Марьюшке.

– А и хорошо же здесь! – сказала она.

– Вот ваша спальня, – указывал Матвей на комнаты. – А тут приемная, где людей будет принимать можно, особенно по делам. Младшие дворники в особой комнатке живут. Их двое. Ну, хозяюшка, распоряжайтесь в своем новом хозяйстве. Вот вам самоварчик, посуда разная… С собою вы не привезли?

Марьюшка что-то вспомнила, ужаснулась и руками даже взмахнула.

– Ах! Беда ведь у нас! – воскликнула она.

– Что такое? – озабоченно спросил Иван.

– А вещи наши в особенный вагон были отправлены! Мы-то об них и забыли.

– Багаж ваш в целости, была бы хфитанция в порядке, а завтра вы можете получить, только малость за полежалое заплотите, – успокоил ее Матвей.

Приехали с вокзала в девять часов утра, и до приезда хозяина со службы управляющий ознакомил нового дворника с квартирохозяевами.

– Вот наш новый дворник, – рекомендовал Матвей своего брата, очень довольный тем, что производил повсюду эффект.

Действительно все обитатели и обитательницы квартир таращили глаза от удивления, видя замечательное сходство между управляющим и дворником. Оба одинаково одетые – в пиджаках, в блестящих сапогах, красивые, с темно-русыми вьющимися волосами, короткими бородами, со свежими здоровыми лицами, одинаково высокие и плечистые производили эффект довольно приятный.

– Теперь положительно можно запутаться, – сказала жена Павла Михайловича, когда оба явились к ней первой, как к супруге домовладельца. – И не разберешь, который из вас Матвей и который…

– Иван, – дополнил Матвей. – Но, сударыня, промеж нас есть и большая разница.

– Какая?

– Такая-с: брат Иван женат, а я холост.

– А, в этом-то! – улыбнулась хозяйка. – Говорят, Иван, и жена у тебя красавица, вот я не видала ее еще. Пришли ее к нам, может быть, и для нее у нас найдется дело.

– Благодарим покорно, – поклонился Иван, они хотели было уйти, но хозяйка остановила их.

– Погодите! – сказала она. – Ты, Матвей, знаешь, кто живет в тридцать шестом номере?

– Прописался купеческим сыном Григорьем Михайловым Ковалевым.

– Он не говорил, чем занимается?

– Сказал, что адвокатскими делами. Прошения пишет, по судам ходит.

– Больше ничего?

– Кто его знает, сударыня, ночь дома не бывает, приходит под утро, спит до первого часу, потом уходит и возвращается утром.

– Это странно… Какая же адвокатура по ночам… Вы оба последите за ним хорошенько. Платит за квартиру исправно?

– Постоянно вперед, сударыня, копеечка в копеечку.

– Странно… – повторила хозяйка. – Живет совершенно один, никто к нему не ходит, занимает большую квартиру, прислуги никакой не держит, по ночам работает, и если он там что делает, Бог его знает, днем спит. И рожа-то у него какая-то подозрительная. Уж не попросить ли его выехать, что ли?

– Без причины будто неудобно, – сказал Матвей.

– Причина всегда может найтись. Допустим, что квартира нам самим нужна для чего-нибудь, отдать ему неустойку, и Бог с ним, пускай переезжает. Да не мешает посмотреть, нет ли у него какого-нибудь склада возмутительной пропаганды или чего-нибудь такого противозаконного. На всякий случай, не мешает заявить полиции.

– Слушаюсь.

– Теперь можете идти… Как тебя зовут, Иван, что ли?

– Так точно.

– Скажи твоей жене, пусть зайдет.

– Покорно благодарим.

– Жильца-то надо теперь навестить, он дрыхнет еще, – сказал Матвей, взглянув на часы после того, как они покинули хозяйскую квартиру. – Странно, что живет совсем один и никого к себе не пущает.

– Пожалуй, и нас не пустит, – сказал Иван.

– Нас не пустить не имеет права. А если не пустит, то мы сейчас и в участок заявим, что он за личность такая!

– Но ведь он прописан и личность свою предъявил.

– Эх, брат, не знаешь ты здешнего питерского народа! Шалыган какой-нибудь али там мазурик какой прописывается сразу на нескольких квартирах; в одной он Иван Иваныч, чиновник, в другой Сидор Поликарпов, потому что у него не один пачпорт, а несколько. Вот ты тут и учти. Вот и тридцать шестой номер. Заперто изнутри, значит, спит еще. Теперь половина первого, – взглянув на часы, произнес Матвей и дернул за рукоятку звонка.

За дверями послышался кашель и затем шлепанье туфель.

– Кто там? – послышался грубый голос.

– Это я-с, управляющий!

– Сейчас.

Отворил дверь высокий человек, средних лет, одетый в халат и туфли на босу ногу. Он посмотрел мрачно, несмотря на то что ничего уродливого в его лице не было.

Он посторонился, чтобы дать дорогу пришедшим, и затем затворил дверь, глядя с недоумением на этих двух похожих друг на друга людей. Они пошли в небольшую кухню, в которой топилась плита и на ней кипело что-то в небольшом котелке. У окна был обыкновенный кухонный стол и около него две табуретки, на столе находились чайник и стакан с только что налитым горячим чаем. Тут же лежали намасленная чухонским маслом булка, само масло, свернутое в бумаге, недопитая сороковка и большая рюмка, два яйца и с фунт колбасы.

– Позвольте вам представить нового дворника, – сказал Матвей, кивая головой на брата.

– А… новый дворник, – произнес Ковалев, смотря то на одного, то на другого. – Это интересно!

– Чем интересно, позвольте спросить?

– Такое сходство, черт возьми. Редко бывают такие случаи, чтобы дворник так походил на управляющего.

– Мы родные братья, – сказал Матвей.

– А, братья! Но и родные братья не всегда походят друг на друга… Наверно, и водку пьете совершенно одинаково?

Братья с улыбкой переглянулись между собой.

– Я вас понял! – воскликнул Ковалев, не дожидаясь ответа. – Садитесь и хватим по такому случаю по единой. Что вы смотрите на бутылку, думаете, не хватит, найдется еще! Садитесь, пожалуйста, не церемоньтесь…

Ковалев почти что насильно посадил их на обе табуретки и сам почти выбежал из кухни.

– Удобно ли это будет? – спросил тихо Иван.

– Что ж из этого? По крайности, мы кое-что и расспросим у него, – еще тише ответил Матвей. – Видишь, он малость выпивши, а такие люди больше откровенны.

Ковалев вновь появился, волоча за собою стул и держа под мышкой большой бумажный сверток, а в руке – полбутылки.

– Вы уж меня извините, – сказал он. – Я человек одинокий, бабы у меня не водится, потому щи варить для меня или там стряпать некому. Чем богат, тем и рад…

Он сел на стул и начал развертывать сверток.

– Да, однем вам плохо, – согласился Матвей. – И даже квартиру держать одному невыгодно, вот комнату бы…

– А почему вы знаете, что мне нужна одна только комната?

– Опять-таки из одиночества, а в комнате, глядишь, и хозяйка бы посмотрела за вами, приготовила бы кушанье, чаю заварила бы.