— Ты и твои солдаты будете жить, если готовы умереть. Несмотря на всю осторожность, что прилагаешь на тренировках, случайность может внести свои коррективы в мелодию, но это не оправдание оставлять на волю случая больше, чем требуют законы вселенной.

— Несмотря на все, что ты слышала во всех этих историях, героям нет места. Ты не станешь героем. Если погонишься за славой, потратишь время своей жизни зря. Слава найдет тебя сама. Если решишь выделить время размышлениям о будущей славе, молись, чтобы ты и твои близкие были готовы к тяжелому бремени, когда она обрушится на тебя в пылу битвы.

— И, наконец, помни, мы рассказываем истории не для того, чтобы греться в лучах чужой славы. Мы рассказываем их, потому что должны рассказывать. Мы рассказываем их, чтобы сохранить веру, несмотря на то, что преследует нас в ночи и омрачает наши дни. Они бросили все, что, возможно, когда-то имели — любовь, детей, закаты, — не для славы, а потому что верили. Не для планеты, а ради товарищей. Не потому, что им приказали, а потому что сами так решили.

— Раз ты выбрала эту форму, значит, принимаешь эту веру, жизнь и смерть тех, кто был перед тобой. Разбей веру, и, хоть будешь продолжать дышать, в тебе не будет жизни.

Закончив, Эмма откинулась на спинку стула, словно ее покинул дух. Крис осталась сидеть в тишине более священной, чем когда-либо раньше. Где-то далеко полковник вызвал волынщиков. Они вошли, но их присутствие вовсе не нарушило тишину в сердце Крис. Она окончила колледж, все еще разгневанная разговором с родителями о том, что сделала выбор в пользу Космофлота. Она прошла экзамены Школы Кандидатов в офицеры, сходя с ума от того, что родители не удосужились найти в своих графиках времени для нее. Ее мысли в те моменты были не о том, что она делает, а откуда она вышла. В те моменты она оставалась одной из тех самых Лонгкнайф.

Но здесь, рядом с ней, находятся эти незнакомцы со своими традициями, сохранив то, что приблизило ее к тому, что на самом деле значит быть Лонгкнайф, чем когда-либо раньше. И, вместо того, чтобы почувствовать себя ничтожной, она, наоборот, поняла, что превращается в нечто гораздо большее. Что-то внутри нее выросло, что-то, чего она не смогла понять. Понимание придет со временем. Времени теперь у нее много.

Больше не голодная, Крис сидела, сложив руки на коленях. Народ в столовой продолжал праздник. Играли волынки. В какой-то момент Томми решил попробовать свои силы, вернее, ноги, в танце с мечами и у него получилось, пусть не грациозно, но, по крайней мере, достаточно грамотно, чтобы не вызвать осуждения присутствующих. Соседи Крис оставили ее в безмолвном пузыре, как ребенка, плавающего в утробе матери. И, словно этот самый ребенок, все звуки, чувства, движения воздействовали на нее и воспринимались не столько глазами, ушами и пальцами, сколько как единое целое.

Когда танец закончился, волынщики снова покинули столовую, а вокруг воцарилась атмосфера коньяка и сигар, Крис наклонилась ближе к Эмме.

— Спасибо, что поделилась тем, что все это время хранила в своем сердце.

— Я храню эти слова, пока не придет время передать их дочери или сыну.

— Надеюсь, они не будут возражать, поделившись ими со мной.

— В них есть что-то волшебное. Поделившись ими, становишься только сильнее.

Следующим полднем полковник Хэнкок лично отвез Крис с Томми на космодром.

— Когда я сюда прибыла, все было совсем не так, — сказала Крис на его предложение. Он на самом деле хочет, чтобы мы убрались.

— Да и место совсем не то, что было, когда ты здесь появилась, — ответил полковник. — С Лонгкнайф всегда так? Командиры их либо обвиняют в неподчинении, либо выдают медали?

— Скажите вы мне. Я в этом деле с Лонгкнайф немного новичок, — сказала Крис и поняла, что это правда. Двадцать два года, а она только-только открывает, кто она такая на самом деле.

Посадочный шаттл играл в обычную игру уклонений от выбоин при посадке. Когда из него выбрались солдаты с горсткой офицеров и побежали от модуля к автобусам, нанятым Крис, полковник Хэнкок снова обратился к ней.

— Передай мои наилучшие пожелания капитану Торпу. Если он хоть немного остался похож на того парня из академии, он будет только рад иметь на борту такого тигра, как ты.

— До сих пор он не выказывал большой признательности, — засмеялась Крис. И если то, что капитан обычно проходил мимо нее, было его идеей счастья, он был весьма странным человеком.

— Ты должна помнить, что такие парни, как твой капитан, надевает форму для того, чтобы стать героем войны. В космосе на героев спроса нет. Я как-то пытался уговорить его присоединиться к Корпусу, но он очень хотел командовать собственным кораблем. Интересно, не пожалел ли?

— Я не хочу даже спрашивать, — сказала Крис.

— И не надо. Вопрос только испортит эффект отчета о твоей профпригодности, который я ему отправлю. Подозреваю, такой отчет изменит его точку зрения насчет тебя, когда он узнает, что у него на борту завелся тигр, а не какая-то светская львица.

Крис осталось только надеяться на такое.

Полет обратно на Вардхейвен оказался хорош для того, чтобы наверстать сон, изучения последних новостей... и того, что Крис до сих пор откладывала. С угрюмым видом они с Томми изучали новости. Все дела на Олимпии для новостных каналов, кажется, были не интересны.

— А ведь нас могли и убить, — фыркнул Томми.

— Не радостная мысль, — согласилась Крис. А ведь убивали. Как теперь сказать семье Вилли Хантера, что он погиб за что-то важное в то время, как новостные каналы и программы полностью игнорируют эти события? Крис дала Нелли задание исследовать художественные произведения на предмет писем родным о погибших при несении службы солдатам. Чувствуя себя виноватой, она из всего этого выбрала лучшие предложения, составила письмо и отослала по адресу, сказав себе, что родителям такую весть лучше получить сейчас.

Но ничто не подготовило ее к тому, что произошло, когда она шла через переполненный терминал прибытия нижней части космического лифта. Молодая женщина перегородила дорогу Крис и Томми, презрительно оглядела их с ног до головы, после чего плюнула.

— Пришла похитить еще одну девочку, земная мерзавка? — крикнула она и скрылась в толпе прежде, чем Крис смогла ее остановить, чтоб узнать, в чем дело. Космофлот, наоборот, спас маленькую девочку и, черт побери, это сделала я. Пока Крис стояла на месте и дрожала из-за не успевшего выйти из нее гнева, появился Харви.

— Извини. Мне нужно было предупредить, чтобы вы переоделись в гражданское. Вокруг стало слишком много неприязни к военным.

— Когда я доберусь до этой молодой особы, у нее из носа сопли потекут, — рыкнул Томми. Крис удивилась, а Томми молча поднял брови. — Я серьезно. Я не для того бегал по колено в грязи Олимпии и терпел, когда в меня стреляли, чтобы со мной так общались.

Крис мысленно снова увидела Вилли, лежащего в грязи, в покрасневшей от его же крови луже, потом перед глазами встала скрывшаяся молодая женщина. Она попыталась найти какие-то слова и для того, и для другой. Может быть, смог бы поэт, но не она.

— Насколько все плохо? — спросила она у Харви, желая, чтобы тот заговорил и наполнил ее голову чем-нибудь, кроме того, что сейчас в ней засело.

— Премьер-министр держит Вардхейвен в Сообществе зубами и ногтями. Ему вскоре придется сдаться, но это разобьет ему сердце. Оппозиция требует референдума. Пока ему удается его откладывать. Твой отец хочет, чтобы Земля первой заявила о выходе из Сообщества. Это даст Вардхейвену больше рычагов для создания подобной организации вне Кольца. Пятьдесят, может, шестьдесят планет готовы присоединиться к Вардхейвену в любой межпланетной организации. Но, пока что, все выходят из Сообщества. Никто пока не собирается объединяться.

— Пятьдесят или шестьдесят планет, — пробормотала Крис, прокрутив цифру в голове. В Сообществе больше шестьсот планет. Правда, если не считать новые колонии, права голосования имеют всего пятьсот. — А остальные?