– У меня это… Дело есть, певун… – баба нагнулась к Весэлю, и в нос ему ударил крепкий запах чеснока и кровяной колбасы. У Весэля аж голова закружилась от голода…

– Только не здесь, не на людях, а…

– А чё, красавица, – подмигнул хитро музыкант, – может, угостишь молодца рюмочкой сливовой?

Баба вспыхнула, отчего её лицо стало просто пунцовым, и кивнула. Весэль вскочил, нахлобучил на седеющую голову феску и, зацепив одеревеневшую тётку под ручку, направился в известное всем ярмарочным гулякам местечко под вывеской «Хромой барсук».

Хохотушка Марго старательно закатывала белки к небу. При этом она норовила ещё и рассмотреть получше своих соседок. Нет, не получалось. Тогда Марго плюнула на это дело и нагло уставилась прямо на жреца, так, что тот даже нахмурился и укоризненно покачал бритой головой. Изумрудный полумесяц в святейшем ухе покачнулся в такт, и Марго тут же принялась подсчитывать, сколько клиентов надо обслужить, чтобы заработать на такой вот камушек. По всему выходило, что заведению пришлось бы аж лет пятнадцать вкалывать без перерыва и ежемесячных капризов. Марго огорчилась ненадолго, но тут же нашла себе другое занятие. Узрев в толпе, в первых её рядах, с десяток-другой знакомых купцов, Марго начала строить многозначительные рожи, доводя почтенных жителей чуть не до лихорадки – жены-то рядышком. Прикинув, какой скандал может из всего этого получиться, Марго аж присвистнула. Приосанилась, выпятила грудь в низком корсете и только приготовилась было осуществить задуманное, как получила сильный тычок в бедро и услыхала шипение.

– Не кривляйся, погань. Не скверни ступени трона, – тощая инокиня сверлила Марго насквозь сумасшедшим взглядом.

– От ты, дрянь! – Марго взвилась было, но заткнулась. Права была монашка, ох права… И дело-то тут не в «сквернить – не сквернить». Имелись у Хохотушки причины стоять сегодня здесь, на высоком помосте посреди храмовой площади. Не просто так собралась старушка Марго стать одной из пятнадцати «пороком не тронутых, духом святых, на великое избранных». Не со скуки одна из самых разбитных продажных девок столицы собрала пожитки и смылась, не попрощавшись с подружками. Не со скуки и не по глупости… И уж коли решилась она на этот нелегкий шаг, то и вести себя надо так, как следует… Как следует «чреву богоизбранному, несущему мессию и сына божьего во спасенье мира грешного…»

– …Избранницы… пройдут через земные и небесные испытания… вести их рука Единственного… святость и невинность лишь одной… лживые и порочные наказаны будут… знамение Великого Старца… воцарится благодать, и сядет Сын на троне, почитаемый всеми тварями земными, а в мир его принесшая станет великой Валиде, чтобы вершить справедливость наравне с ним…

Жрец убрал свиток в рукав балахона и строго оглядел притихших горожан. Толпа молчала. Прятали глаза жёны, покашливали толстобрюхие богачи, испуганно моргали ресницами девки. Дело-то нешуточное. Храмовники объявили приход Спасителя. Первый раз за сорок лет. Значит, являлось Главному Смотрителю видение, значит, снова пробил час, и если будет на то воля Великого Старца, придёт на эту землю Сын Божий в человеческом обличье и станет править. И наступит, наконец, благоденствие.

Весэль спрятался за спину здоровенного детины и почесался. Не верил он во все эти храмовые штучки. И кому нужна эта справедливость, когда и так всё неплохо? Гудят оливковые прессы, шумят винодавильни, по праздникам спешит народ в харчевни да кабаки. Есть и богатеи, есть и нищие, найдется место и таким, как Весэль – весёлым да бестолковым певунам-затейникам. А болтовня о Спасителе… Весэль, хоть и неграмотным был, много чего разумел. Жизнь его помотала, побила как следует. Видел Весэль, что раздобрел народ да разленился. Перестал толпиться у храмовых ворот с дарами и развязывать толстые кошели, чтобы бросить пару золотых в мешочек с пожертвованиями. А жрецы тоже покушать любят, да и деревянное изображение Великого Старца не мешало бы покрыть новой позолотой. Значит, либо напасть какую надо придумать, либо показуху, чтобы обомлел люд и снова потёк денежный ручеёк к белым клобукам. А что может быть лучше да прибыльнее, чем приход Спасителя? Прошлого раза Весэль не помнил, под стол пешком ходил. Но матушка рассказывала. Хорошо погуляли, ярмарку затеяли. И весь положенный срок пили, ели и, понятное дело, на Храмовую площадь бегали – на избранниц смотреть. Люди толковые ставками баловались. Правда, не то не родился никто, не то знака от Великого Старца не последовало. Так тоже, если подумать хорошенько, всё верно. Разве позволят храмовники, чтобы свершилось, чтобы пришел Долгожданный и закончилось их время?

Весэль ещё разок почесался и потихонечку, бочком начал пятиться с площади. Сейчас народ разойдется. Самое время присесть у дороги и спеть подходящую к случаю балладу… Весэлю эти стишки порядком оскомину набили.

Избранных, однако, было числом четырнадцать, что жреца безмерно огорчало. Не найди он до вечера ещё одну дуру, и всё! Состязания придется отменить! И тогда придется ему брать котомку и ходить по деревням, собирая скудные грошики. Дела финансовые в храме обстояли хуже некуда. Решение провести состязания назрело ещё лет пять назад, да уж очень не хотелось всё это затевать. Мороки много. Сначала Главного Смотрителя уговори, потом кельи подготовь, потом малую толику средств изыщи, чтоб уплатить семьям избранных хоть какой-никакой калым, а потом – самая что ни на есть неприятность. Разослать послушников по деревням да городишкам, чтобы весть несли и девок искали… Пятнадцать дев, от духа Великого Старца зачавших. Пятнадцать избранниц, в чреве своем благодать несущих. Тьфу ты… Блудницы! Жрец отмахнулся от назойливой мошки и оглядел измученных полуденной жарой девиц. Ну, с деревенскими-то всё понятно. Нагуляли, не спохватились вовремя, вытравить не сумели, и всё. Тут уж либо в поганый дом идти, за деньги собой торговать, либо быть камнями закиданной. У мужичья суд скорый. Не соблюла честь – сдохни как собака! Убогатеек родовитых судьба другая. Жрец покосился на отороченный соболем воротник длинной, словно жердь, уродины. И кто польстился-то? Тех с приблудышами ждал костер, будь бастардёныш хоть королевской крови… тем более королевской. Монашки тоже – дело обычное. Те либо молодухи обманутые, либо фанатички уверовавшие. Жрец крякнул, потрогал серьгу в ухе и покраснел, припомнив тощие сиськи сестры Вельды. Недолго её пришлось уговаривать, мол, Великому Старцу угодное вершим… Ещё раз оглядел вспотевших «спасоносиц» жрец. Мда. Как не было средь них дочек купеческих, так и не будет. Крепка торговая гильдия. Хранит свои тайны и дщерей своих в строгости блюдёт. А коли и не блюдёт, никто о том не ведает. Появится в белокаменном доме чужой младенчик – ответ короткий: «Подкидыша взяли, благодеяние творим».

– Ну что, красавицы, потерпите до заката? Потерпите, куда деваться-то? Явится последняя – значит, верное было видение. Значит, состязаться вам до последнего. А коли не явится, ну, сами знаете…

– Чай не дуры, ведаем, – размалёванная бабёнка почмокала губами и села прямо на пыльный помост.

– Встань, избранница.

– Чичас! – Марго, а это была именно она, повела плечами и осталась сидеть, только юбки подобрала немного. – Подь-ка сюды.

Жрец вздрогнул. Бабёнку эту он сразу приметил. Как на рассвете вышел на пустую ещё площадь, так и уткнулся в неё глазами. Их на тот час не то десять, не то девять подошло… Белую кость позже в каретах подвезли. А мужички ещё поутру объявились. Эта среди них как рубиновая бусинка торчала. Сразу понял жрец, что за птичка. Понял, но промолчал. Хоть и не верил он в божий промысел, но ритуал соблюдал точно. Пятнадцать спасоносиц, Великим Старцем ведомых, из которых лишь одна Матерью стать достойна. В равноденствие с рассвета до заката спешат они к трону…