Кровь Гейр потекла по клинку в сердце Анны-Белл, движимая древней магией. Пока у меня был голос, я мог многое. Пока у меня была власть творить заклинания, я был непобедим. Ни Беймиш, ни Хинга не могли равняться со мной по части заклятий, и тем более никто из жалких людских колдунов.

Анна-Белл закрыла глаза, и колени её подогнулись. Открыла она их уже сине-стальными, со слепящей искрой. Гейр занимала её тело, как сосуд; рвалось на плечах тесное платье; как змеи, заструились локоны, ниспадая на землю; менялись черты. Я осторожно вынул клинок из раны, и от Анны-Белл не осталось и следа. Одна магия свершилась.

– Звееееееерь! – закричал я, чувствуя поднимающуюся силу. Так хорошо было чувствовать возможность говорить.

– Звееееерь!

Аишь одно слово добавил я к этому. Слово на языке, от которого сдвинулись камни в основании Башни.

«Приди».

Зверь, всегда живший внутри меня, проснулся, поднял свою длинную морду, зарычал. Скала задрожала под ногами. Древняя сила – не моя, и даже не моих предков. Земля ушла вниз, и дымное небо приблизилось, когда сквозь боль плоти и костей я почувствовал, как он заменяет меня изнутри. Мой единственный шанс на победу, единственный верный солдат, кроме Гейр. Моя другая сторона, от которой я начал своё восхождение и которая уберегла меня от окончательного падения.

Я разрушу вас, разрушу всё, что создал. Вы не смогли достойно встретить победу, и никакой победы вам не будет.

Мне больше уже ничего не нужно, только Гейр, и она со мной. Но сначала да свершится месть.

Я падаю на четыре лапы, доспех гнётся, лопаются заклёпки, и плащ улетает в сторону серой тряпкой. Я поднимаю длинную морду, чувствую мокрым языком острые зубы, множество их. Мои мускулы полны силы. Это мой боевой облик, который у меня не было возможности вызвать, не имея голоса.

Сейчас я не могу говорить, но скоро… Скоро.

Я запрокидываю голову, и Гейр взлетает мне на спину. Как в старые времена – я бы не сказал, что добрые, нет, но прекрасные – когда мы вместе начинали этот путь. Когда это тело было моей единственной формой.

Гейр поднимает клинок и смеётся. Гром вторит ей, всепожирающая стена ливня накатывает из-за края пропасти, и запах мокрой гари, такой сильный, радует меня.

Мы влетаем в ворота. Они идут нам навстречу. Их много, но…

В голосе Горна я слышу страх.

Во мне его нет.

Где-то за краем мира восходит солнце.

Олицетворяет ум, ментальное тело. Это дух, передвигающийся по своей воле, вольный деятель. Королеве, или Ферзю, покровительствует Луна.

В клуб я приехал поздно. Разумеется, часть народа уже разбрелась по домам, кто-то торчал в соседнем зале за рулеткой, а те, кто всё ещё полуночничал за пустым столом, были мне почти незнакомы. Худой, чуть сутулый очкарик с симпатичным позывным «Журавель», кивнул, приветствуя. Я подсел на соседний стул и пожал протянутую ладонь.

– Вы, если не ошибаюсь, Аккуратист? – Журавель слегка заикался, не то от количества выпитого спиртного, не то просто…

– Точно. Именно так, – в долгие беседы вступать не хотелось, а хотелось лишь быстро поесть, увидеть координатора, забрать досье и убраться вон из прокуренного зала. – Именно. Аккуратист.

– Наслышан. Восхищён. Напарник не требуется?

Я внимательно уставился на его блеклые глаза в колечках дешёвой оправы. Ухмыльнулся тяжело, нарочито неприятно.

– Увы, играю один, если вы ещё не в курсе. Всегда.

Журавель сник, посидел рядом ещё с полминуты, а затем исчез куда-то, не забыв прихватить со стола свою кружку с нефильтрованным тёмным. Часовая стрелка словно приклеилась к циферблату: ещё десять минут, ещё полчаса… Сопелька не приходила, зато пришли кураж и лёгкость, как и всегда перед игрой.

Я заказал водки, потом ещё, и ещё немного. Потом я увидел, как Сопелька морщится от запаха табака, стоя совсем рядом – почти в двух шагах, и как в тоненьких её пальцах, обтянутых лайкой перчаток, переливается сиреневым долгожданный диск. Если бы Сопелька не являлась моим персональным координатором и если бы её статус был хотя бы на три пункта ниже, я бы её расцеловал. Я бы увёз её к себе, уложил бы её тоненькое тело на ковёр и целовал бы его долго-долго, или просто содрал бы с неё старенькие джинсы и свитер в неопрятной бахроме катышков, развернул бы, словно луковицу, и добрался бы до хрупкой и горькой сердцевины.

– Аккуратист, ну, блин, ты и накачался! Где болтался вообще, а? Тут такое дело… Отдают её, короче, – Сопелька нервничала, я ощущал это в её интонациях, в чуть сиплом дыхании, пахнущем ментоловой жвачкой.

Неизвестно откуда возникший Журавель замер, наткнувшись на колючий взгляд Сопельки, и, пьяненько заулыбавшись, ретировался. Я вытянул из кармана персоналку, аккуратно установил код на процессор и вложил тонкий блин диска в ячейку.

– Даже пальцы не дрожат. Аккуратист, блин, – Сопелька хмыкнула. Знала, что под маской безразличия таится любопытство, смешанное с азартом.

«Шпонько Е.В., закрытая параллель, координаты 67 ХР-87665». На дисплей высыпались цветными кружками диаграммы, трёхмерки, приблизительные параметры маршрутов – изучай не хочу, – а я никак не мог оторваться от мерцающих сиреневых букв в верхней ячейке: «Шпонько Е.В.»… Шпонько Е.В. Елена Шпонько. Ленка.

– Маааать твою!!! С возвращением, Пса! – Сопелька громко выдохнула. – Не обманули садовники.

– Пива будешь? Журавель, притащи пару кружек, – окликнул я маячившего неподалёку очкарика. Журавель нехотя направился к стойке.

Сопелька нервно закурила, сделала две глубокие затяжки, откашлялась.

– Пойдёшь? – бычок зашипел в тарелке с остатками харчо. – Решайся. Кроме тебя всё равно отдать некому. Не Журавлику же. Садовники, кстати, денег прилично просят, у тебя как?

– Нормально. Сколько?

Сопелька кивнула, облизнула губы тонким языком с блестящей горошиной пирсинга на кончике и назвала сумму. Через секунду, устало прикрыв глаза, она наблюдала, как я набиваю цифры в окошке банковского браузера, как жму на ячейку «перевести», и как бегущая строка уверенно опустошает и так не слишком солидный счёт.

– Аккуратней там. Ну, сам знаешь, – голос её звучал непривычно серьёзно. – Рада, что именно ты, а не кто-то другой. Ленке привет передавай.

Журавель поставил передо мной ребристую кружку. Я взялся за стеклянные холодные бока обеими руками, коснулся губами пены и не отрываясь выпил содержимое до дна.

Мы с Ленкой попали в клуб одновременно. Она, может быть, на месяц раньше, но, так или иначе, статус новичков сделал нас почти друзьями. Там, в другой жизни, светящейся неоном за стеклянными дверьми клуба, я никогда не обратил бы внимания на некрасивую сорокалетнюю тётку с тяжёлой задницей, по-мужски густыми бровями и злым, каким-то волчьим лицом. Но тогда, выбираясь на первые пробные игры, проходящие под неприятным, но обязательным надзором координатора, я восхищался Ленкой. Она была безудержна, она была изобретательна и непредсказуема. Сопелька пожимала плечами, глядя, как Ленка бесшабашно и жестоко крушит несложные мирки, сляпанные на скорую руку специально для обучения неофитов.

У меня не получалось так лихо, как у Ленки. Она влетала в реалку без подготовки, не ведая, что её там ждёт, и с ходу приступала к резне. Я же, наоборот, прежде чем уйти в параллель, тщательно изучал инфу, анализировал вводные, приглядывался к сутям.

– Аккуратист, – смеялась Ленка, обнажая розовую полоску над неровными зубами. – Аккуратист и зануда. Ты же всё удовольствие себе портишь.