Это был Дурьодхана, похожий на асура. Бледно-синеватая кожа, длинные антрацитовые волосы, как пакли, длинные зубы, которые он постоянно щерил, толстые и острые когти. Одет он был в одни рваные штаны, сверкая своим голым торсом.
– Видишь, как я хорошо тебя накормил! Угадал, что тебе надо! Пожалел тебя! – он ехидно улыбался и постоянно двигался вокруг Бхимы. – А ты меня не пожалел, мой брат! Теперь и кушать не могу, и света белого видеть не могу, приходится скрываться в горах!
Бхима был уравновешенный и выдержанный, он понимал, что нападение будет, поэтому он был начеку, и еще он знал, что он сильнее всех на свете, и его мощь непреоборима.
– Ты сам виноват, выбрав такую судьбу, – невозмутимо ответил Бхима. – За дело я тебя покарал, и отнял жизнь.
Дурьодхана с негодованием зашипел, и дернулся на него, как будто хотел кинуться. Но Бхима видел, что тот только блефует и для нападения он еще не выбрал время.
– Ты меня совсем не боишься! Почему?
Дурьодхана явно заговаривал зубы, тянул время и искал момент для нападения, и это было так очевидно, что не надо было быть стратегом, чтобы понять это.
– А что мне тебя бояться? Ты всего лишь демон, нежить, с которой я без лишних усилий разделаюсь.
Абсолютная уверенность Бхимы, поколебала Дурьодхана. У него слетела хищная улыбка, и он на мгновение замер, словно пришел в замешательство, и мысли разбежались в разные стороны. Потом он вдруг что-то вспомнил, и пустое лицо снова приняло свой уродский звериный оскал.
– Я забыл тебе сказать, что я отравил тебя. Да-да, я отравил тебя, уже не в первый раз. В еду и питье я добавил яду! – При этом уже не рычал, а говорил мягким баритоном, разумно, с небольшой иронией. – Представляешь себе, как легко все сработало. Ты раб своего брюха, а я раб своей подлости, и вот так сошлось все в одну точку, мне и делать ничего не пришлось!
– Тварь! – рыкнул Бхима.
Он пока не чувствовал никаких изменений, но Дурьодхана был способен на любое коварство, отрицать этого было нельзя.
– Что ты так волнуешься? Твое тело до того пышет здоровьем, что яд не убьет тебя, а вот силы лишит.
Голос асура постепенно из уравновешенного превращался в крикливый и истеричный. Он опять суетливо начал двигаться вокруг Бхимы.
Бхима не успел подумать о его словах, как Дурьодхан кинулся на него руками вперед, пытаясь сомкнуть свои руки на его шеи. Ему это не удалось. Реакции Бхимы хватило, чтобы поймать руки Дурьодхана, хоть и с усилием отвести их от себя. При этом он не почувствовал, что теряет контроль над своим телом и силой.
– Я думаю, Дурьодхан, что твой гнусный план опять не сработал! И на этот раз я с тобой расквитаюсь по-свойски, и Юдхиштхира на этот раз мне не помешает!
Дурьодхан не испугался этого заявления, а еще больше рассвирепел, и перешел на пафосный тон.
– Как я погляжу, ты человек мстительный и злопамятный, да еще и хвастливый! Покажи свою силу, я жду!
Бхима не заставил себя долго ждать, когда тебя куда-то приглашают, невежливо отказываться, а нужно принять этот дар с благодарностью, даже если предлагают тебе смерть. Он схватил Дурьодхана за руки и хотел уже швырнуть его об камни, и на этом уже закончить бой, но тот играючи разбил его захват и ударил по горлу, так что внутри что-то резко повернулось.
Лицо Бхимы быстро приобрело красный оттенок, затем синий. Силы его оставили, он упал и начал задыхаться. Он не мог вобрать воздух в себя.
– Видишь, как бывает, – голос Дурьодхана был разумным и почтительным. – Вначале ты меня убил, а теперь я убил тебя. Ты умрешь, можешь не сомневаться, и твоя сила тебе уже не поможет. Как только твой дух оставит тело, я буду глумиться над ним, как ты глумился над моим, таков незыблемый закон!
Бхима уже не слышал и в агонии корчился, испуская остатки духа…
Арджуна обернулся назад и увидел внизу мертвого лежащего Бхиму. Не устояв перед братскими чувствами, он как можно быстрее спустился к нему. Его могучие тело лежало, раскинув руки и ноги, он был синим. Смотря на своего брата, Арджуна вдруг вспомнил про Кришну, который направлял его и поддерживал в этой бойне, когда у него закрадывались сомнения.
Склонившись над Бхимой, Арджуна увидел, что у его брата свернут кадык. Это был как гром среди ясного неба. В душе Арджуны поднялось смятение. Он резко встал и оглянулся, пытаясь углядеть, где же другие братья. Ничего не увидел, ветер, как назло начал плеваться мокрым снегом прямо в лицо.
Вид был удручающим. Стальное небо, в котором не было ни единого просвета. Снег, бушующий ветер, видимости никакой, как будто в тупике, стена непроглядности и мрачности с ухудшением погодных условий.
Арджуна чувствовал, что он здесь. Он прячется. Только бог мог убить его брата Бхиму, или например кровожадный Кришна.
– Выходи! Я знаю, что ты здесь! Я вижу не глазами тебя, а сердцем своим! – без тени сомнения обратился он к пустоте.
Из холодной мглы вышел Кришна. Падающий снег обтекал его, не прикрепляясь к нему. Он был синий, торс его голый, весь в драгоценностях, и с лукавой улыбкой на лице. Весь облик напомнил Арджуне то время, когда он приходил к нему во дворец за поддержкой в войне против своих братьев Куравов.
– Какое у тебя большое и прозорливое сердце, плохо, что оно приобрело мягкость твоего я, а не твердость закона.
– Сердце мое не мягкое, – возразил Арджуна. – Что касается закона, я исполнителен и непоколебим. Но иногда я хочу выбрать милосердие, а не закон.
– Конечно, так всегда бывает, когда твое «я» одерживает победу над «не-я». Когда человек живет и забывает, что спит, что вокруг плоды сна, и что на самом деле все это не существует, что реальность – это не реальность вовсе, а всего лишь слабое строение твоего сознания. Твоя милость, которую ты даешь людям или хочешь дать, бессмысленна. Этих людей не существует, они лишь формы вечной пустоты. Или ты знаешь, что твой акт милосердия поможет им, объясни мне!
Арджуна внимательно выслушал его, задумчиво вздохнул и ответил.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Возможно истина, а может быть, и нет, но я знаю заветное слово «не знаю». Нельзя быть уверенным, что «я» это «я», что нахожусь именно здесь, и что вообще существую. Возможно, я кому-то снюсь, и скоро этот сон закончится, и тот человек проснется, и выйдет так, что я никогда не существовал. Но сердце мое говорит о другом, что мои поступки имеют объективную причину, и влияют на всю веселенную.
– Нет никакой вселенной, потому что она нигде. Она находится в твоей голове, а ты находишься опять нигде. И этих гор нет; истина в том, что вокруг одна пустота! Это высший закон! Объективный закон! И твое «не-я» в конце обратится в эту пустоту! Юдхиштхира близок к этому понимаю, и это повело его в горы, туда, где обитает Шива, дающий конец всему.
Арджуна покачал головой.
– Нет, я не могу с этим согласиться! Я вижу своего мертвого брата, и сердце мое плачет! Пока я могу чувствовать, думать, переживать, я существую, я это знаю! И пусть ты мне скажешь, что я только думаю, что знаю, и что я потерялся в своих собственных иллюзиях, – пускай будет так! Точка отсчета моей объективности начинается здесь и содержатся в словах, которые отражают то, что у меня находится внутри, и являются не продуктом пустоты, а моего «я»!
Кришна усмехнулся.
– Ты все-таки безнадежный. Я ведь могу забрать твою жизнь, и ты вернешься снова в поток всеобщего духа, где твоей объективности самое место. Как ты сможешь этому противиться? Если ты действительно реален, почему ты не можешь мне сопротивляться. Значит, я более реален, чем ты. Но это невозможно! Скажу тебе так, есть закон, которому подчиняются все, хочешь ты этого или не хочешь, знаешь ты о нем или не знаешь – все подчиненно началу и концу, в котором нет ни начала, ни конца, потому что все бесконечно, и бесконечности не существует, потому что все в безмолвной пустоте. А вот, что такое пустота – неведомо никому, это и ненужно знать.
– Знаешь, я вдруг понял одну вещь! Брахманы говорят, что мысль, облаченная в слово, уже является ложью. И даже мысль, возникшая, тоже является ложью. Потому что все твои чувства, мысли и слова, не могут быть отражением объективной реальности, а значит, по своей сути не отражают истину, а лишь дают рост лжи, которая уводит действительно от чего-то важного. А если все не так, если мои слова, сказанные мною, могут быть истиной, в том плане, что они влияют на эту реальность, тогда я могу сказать, что реальность есть. Это не мое воображение, это просто моя неполность. Мое тело не все может, мой дух не все может познать, но это не значит, что на самом деле все морок, чей-то глупый сон и что истина только в пустоте, откуда все приходит. Не могу в это поверить! Человек, конечно, не является критерием истины, и, я уверен, что есть много существ выше человека, но не человеческого «я»! Пустота или общий дух, тоже не могут являться критерием истины, потому что в них нет понятий «критерия», и «истины», просто нет. Может быть, мы и не должны стремиться к пустоте? А если это так, то и перерождение здесь не имеет смысла! Зачем! Если пустота не является истиной и конечная цель совершенно другая! Пустота и человек никогда не смогут пересечься!