Его мимика и движения были очень резкие, эмоциональные и где-то даже угрожающие.

– Ты послушай, что он такое мелит… Это сволочь меня оскорбляет! – негодовал он.

Фанфаронов неожиданно взглянул в сторону больницы, и его как будто остудили ушатом холодной воды, он замер, и взгляд его не отрывался от горизонта. Я проводил его взгляд, и увидел, что Рита с моей Светой вышли на улицу. Вдруг в нем что-то передернуло. Появилось отчаяние, и такое мучение, это было мгновение, и потом вдруг на лице выступило облегчение. Женя смотрел на серьезное лицо Риты, та пристально смотрела на него, и в глазах читалось, что нужно прекратить, перестать, надо остановиться. Видя перемены, Женя решился.

– Я пойду к ней, она – моя семья. Мне некуда пойти, – тихо, и больше саму себе сказал он.

Серега не удержался от желчных комментариев.

– Вот именно, тебе просто некуда идти, поэтому идешь обратно. Ничего хорошего из этого не выйдет, хотя тебе видней, твоя жизнь, не моя. Может быть, это твое. Иди. Я тебе больше не нужен? – Женя покачал головой. – Тогда я поехал. Будь здоров.

Мы попрощались с Серегой. Он был сумрачным и кислым, сел в свою машину и укатил.

Женя быстрым шагом пошел к Рите. Я едва поспевал за ним.

– Мы вас подвезем…

– Не надо. Рита на машине. Мы сами уедим.

Фанфаронов решительно подошел к ней, взял за руку.

– Поехали, Рита, домой. Нужно поговорить.

Рита хотела воспротивиться, но не стала этого делать, и покорно пошла за ним.

– Света, я тебе позвоню… Сегодня позвоню, может, сходим куда-нибудь…

Мы со Светой не спешили и стояли, обнявшись, провожая их взглядом. Увидели, как резко и опасно Рита выворачивает рулем своего лексуса, и автомобиль быстро удалялся вперед, при этом нервно просигналив зазевавшему прохожему.

– Когда-нибудь она попадет в аварию или собьет кого-нибудь, – менторским тоном проговорил я.

– Типун тебя за язык, что ты такое говоришь, – для порядку отдернула она меня, а сама в это время думала о чем-то своем, глубоком. – Пойдем в кафе, чашку кофе выпьем, а то я вся промерзла.

– Пойдем, – покорно согласился я, и был рад этому, потому что она угадала мое желание, такое простое и тривиальное, но такое приятное и теплое.

Время, как вода, постоянно бежит, и убегает в бесконечную даль. Человек это всего лишь путник, который опустился на колени, чтобы этой водицы испить и утолить жажду для продолжения пути. Чтобы не произошло все пройдет, все будет утоплено и стерто. Все пройдет, и злые деяния, и добрые, ветер и стужа, и что придет, оно потом опять уйдет. Все события, приходящие и уходящие, и ничто не вечно под солнцем, даже само солнце. В этой жизненной пучине человек, как камень, постоянно оттачивается, придается определенная форма, она может быть уродливая и неказистая, а может быть идеальной. Зло – это то, что портит нас, делает хуже, убивает морально, духовно, физически.

Существует поток, определенная духовная сила, для нас безликая, но по своей сути персональная, в которой человек постоянно обкатывается, придавая себе форму, насколько он может себе придать. Человек подставляет себя под эту силу, являющейся больше, чем жизнь, которая может точить нас по-разному, и человек сам уже, субъективно, оценивает, что для него является злом и добром, любые ценности определяет он. Все идеи от этого потока силы, но есть и определенные потоки, которые кажутся очевидными, но не для каждого они очевидны в своей полноте. Поток силы не является обезличенным, он является личностью, персоной, ибо, если было бы не так, мы могли в особых духовных состояниях познать его, разумом понять, и какую-то часть подчинить, но это все невозможно. Нельзя познавать то, что объективно и качественно выше тебя.

То, что создается потоком, может показаться, что несет одновременно зло и добро, но это не так. Как понятие грех и зло, которое оценивает сам человек, они не всегда совпадают и чаще всего не совпадают. Убийство – это смертельный грех с одной стороны, с человеческой стороны – это тоже несомненный грех. Правда, есть много «но», а это значит, что нельзя оценить все однозначно, как нарушение божественных и человеческих законов. Убийство без сомнения зло со всех сторон. Ну, а если мужчина защищал свою семью и убил насильника, если человек защищал родину или ребенка, и убил негодяя, и убийство, как зло, кажется уже не таким однозначным, как казалось на первый взгляд. Убийство – это зло, как действие и как мысль, это остается несомненным. Ну, а если человек убил, и раскаивается, если не хотел убивать и не думал никогда об этом, а что говорить о родственниках убитых, как жить им дальше. Если ты жив, если веришь и любишь людей, этот мир, бога, то несчастье это не зло, это часть жизни, а жизнь учеба и испытание, прививка от зла. Это нужно принять, понять, сделать выводы. Ничто не делается просто так, и ничто нам не дается сверхнормы. Пока живы, и не идем по пути того, что нас убивает во всех смыслах, значит это добро. Но добро может быть только внутри, и мы может наращивать его, если человек знает духовные законы этой духовной силы. Основной закон причиненное зло непосредственно человеку должно быть обращено в добро, и человек стать добрее и морально сильнее. Он шлифует себя, убирает все неровности и грязь, шлифует свою душу, настраивает ее так, чтобы заблестела, и запела прекрасным голосом.

Бывает, что люди теряются в своих понятиях и мироощущениях, и отвергают устоявшие моральные идеи, и пытаются принести свою новизну, усовершенствовать систему ценностей, сделать ее прогрессивной, избавиться от условностей, если уж наука отвергает все ненужное по поводу осязаемого бытия, мы привыкли к мысли именно к такой со всем остальным. Как будто у нас есть универсальные принципы – их нет. Поэтому человек решил, что все ему по плечу особенно тонкие материи, и вот он пытается лезть в духовные дебри, и наводит свои порядки, еще не понимая, как это должно выглядеть.

Любое несчастье должно быть не только внешне преодолеваемо, но самое главное духовно. Потому что любой человеческий ресурс ограничен, и иногда он просто не в силах что-то изменить в окружающем мире, это как данность, ребенок рождается в данности, это данность по-настоящему меняется только через внутренний мир. И так, если несчастье овладело, и он внутренне не смог преодолеть его, то это уже зло, потому что он обязательно выльется в какой-то злой умысел, который бумерангом вернется к нему и даст по шеи. Можно защитить голову, но пропустить удар по спине, что лучше не знаю, потому что на человеке все равно отразится удар.

Зло – это сопротивление неминуемому, когда камень сопротивляется воде. Когда человек закостенелый, и не хочется меняться, старается подчинить мир, подстроить все под себя, выйти из состояния боли и забыть о ней, а не лечить то, из-за чего это боль возникает. Человек творит зло, когда отрицает объективные универсальные принципы, которые нельзя изменить, но можно исказить. Когда не верит, что ему предначертано. Не верит, что он уникален, и завидует богатым, властным и популярным века сего. Когда презирает все вокруг, и считает себя уникальным и лучше других. Во зло легко упасть, когда не творишь зло. И трудно отказаться от зла, когда начинаешь творить его, даже когда это противно. Зло – это беззаконие против своего естества.

Так часто в жизни, человека преследуют несчастья, и как они переносятся, не всегда зависит от образования, уровня жизни и других факторов. Настало и у меня тёмная жизненная полоса, но об этом потом. Надо сказать, что во всей этой истории я косвенный участник, который никакого отношения не имеет, но был втянут и подвергнут испытанию. Об этом после, а сейчас вернемся к семейству Фанфароновых.

Не смотря на то, что Митю выписали из больницы, полностью он не поправился. У ребенка не смотря на свою живость и активность, находили приступы вялости, головокружений и даже обмороки. Особенно это проявлялось, когда погода менялась. Митя бледнел, становился плаксивым, вспыльчивым и быстро уставал. Иногда даже бывало, что сильно поднималась температура, а на следующий день спадала, и инертность отступала. Но через какое-то время повторялось все снова. Приступы усиливались, пока он не слег. И Нина Григорьевна решительно не взялась за него, и не начала водить по врачам. Его обследовали, анализы были хорошие, никаких опухолей не было, сердце, почки и печень были в порядке, легкие тоже, было легкое снижение общего тонуса, но по каким причинам никто не мог понять, да и никто особо не разбирался. Жизнь ребенка была вне опасности. Да, в отделении неврологии его обследовали вдоль и поперек, но и голова была целой и никаких кист или сосудистых заболеваний не нашли. Ребенок был здоров. Врачи решили, что ребенок развивается нормально и скорей всего это психосоматические расстройство и нужно идти к детскому психиатру, и выяснять в чем причина. Эти выводы были решительно отвергнуты, а врачи прокляты.