Во время странствия в голове возникали такие мысли, о которых Юдхиштхира не задумывался, и которые удивляли даже его самого. Он, конечно, не догадывался, что и у братьев возникали чуждые им идеи, суждения и мысли, которые укреплялись в них, предоставляя новый наблюдательный пункт к их жизни и философии.
Путь через страну, к Гималаям, давал богатую пищу для размышления, и открывались те факты жизни, которые он давно забыл и о которых старался не вспоминать. Душа размокала от сердечности и приходила в такое состояние, когда чувствительность производила непонятный свет, приводящий к задумчивости и печали, когда уже можно переступить за грань и потеряться за ней.
Юдхиштхира вспоминал, как не мог остановиться, играя в кости из-за своей гордости; ради нее же развязал войну, потому что не мог жить, как изгнанник, и признаться, что глуп и высокомерен, и в нем живут разного рода страсти, которые и делают его несчастным и губят других людей. Всё теперь перед ним лежало, как на ладони. Он вспоминал, как подался внушению Индры, что война необходима, взывал к нему, ссылаясь на законы, на путь дхармы, на мать землю, которая требует освобождения от людского запаха неверных и их дел. И он поддался его словам, мало задумываясь о последствиях, ведь Индра бог, который имеет могущество и волю, а он всего лишь раб. Недаром пошел он к Кришне, который не терпел колебаний в войне и убийстве, гнал вперед, ссылаясь на мужество и долг. Юдхиштхира был рад, что великое колесо судьбы и жизни, решает все за него, уничтожая его изнутри все сомнения, и уничтожая людей вокруг себя под колесами своей колесницы. Кнут стегал его и немилосердно гнал вперед, поступая так же необдуманно и немилосердно к другим людям.
Его вдруг осенило, что сколько же зла он, на самом деле совершил, если не ссылаться ни на какие авторитеты – нет этому оправдания. Как же искупить все это, куда идти и что он там хочет найти? Не может быть, чтобы была только одна причина – бежать от этого бренного мира, ибо ему нужен покой. Зачем? Смерть успокоит его, и он снова переродиться, и другие люди переродятся, тогда зачем ему все это. Он не брахман, и в этой жизни он точно не станет им, и не найдет покоя вечного абсолюта. Для чего это, зачем все это, смысл этого, и почему так тяжело на душе?
На самом деле он кривил душой и знал, зачем идёт…
Бхима думал о другом. В нем кипела сила, небывалая и непревзойденная, не покорная даже ему. Сейчас он гадал, где он мог бы ее применить, ведь там, в Гималаях она ему не нужна. Что он с ней будет делать, с этой силой можно все крушить и побеждать врагов, защищать близких, себя, но что-то создавать в этом не было необходимости. Он же герой, а не ремесленник. Ни один человек и даже демон не сравнится с его мощью и не сможет победить, об этом знает земля и небо. Но он вдруг вспомнил, как победил Дурьодхана, и когда жизнь ушла от него, он глумился над его телом, чувствуя торжество и сладость на языке. И вот он был силен как никогда, он – победитель, надругался над своим двоюродным братом, который больше не мог ему ответить. Это была всего лишь мелочь, но именно этот факт удручал Бхиму, приводил в смятение. Помнит порицание и укор старшего брата, его это сильно задевало даже сейчас. Был поставлен ребром вопрос, что же такое – сила? Для чего она? В чем его предназначение, когда у него есть такая удивительная способность?
По его спине пробежал холодок. В нем не было философско-религиозного ума, где он мог объяснить себе мироздание, да и закон он плохо знал, не был он в детстве усидчив. Вообще, в детстве он любил две вещи: побеждать своих сверстников и лакомства, от этого у него был относительно сносный нрав и все считали его добросердечным. Но Бхима за собой этой добросердечности не замечал, и как они догадались о ней, когда он особо ее не применял. Все его уважали, а враги и недоброжелатели боялись, и всё, третьих людей не было. Особняком, конечно, стояли братья, жена и мать. Но его это не утешало, потому что даже змея любит своих змеенышей.
Так возвращаемся к вопросу: к чему сейчас это сила? Она переполняет его, но там его сила уже не защитит от страданий, перед внутренним миром, который откроется ему там, в царстве вечного севера, он будет бессилен А сможет ли он защитить близких?
Бхима особо не умел рефлексировать свои состояния, для него было все понятно в жизни, весь мир был разделен на определенные цвета, которые не имели ни оттенков, ни возможностей перейти в другие цвета. Зачем ему анализировать себя и вглядываться куда-то внутрь, в свои внутренние сферы, ни к чему, у него есть стержень, который пробивает все вокруг. И вдруг у него возникают сомнения, что-то пошатнулось в нем. Зачем он шел туда, куда идет его старший брат, ведь ему не надо туда идти, для него все понятно в этом мире. У него нет врагов, некуда больше применять силу, но и делать в Гималаях ему тоже нечего. Теперь это непонятное волнение, переживание, которое ни к чему не ведет, и ни к чему не приведет. Нет в них ни пути, ни закона, ни смерти, лишь непревзойденная пустота, из которой ничего не рождается, из которой трудно вырваться.
Трудно… Трудно вырваться… Сила уходит, а вместе с ней и жизнь. Сила не спасет, а за силой стоит еще одна сила, которая сильнее его силы – это великая немощь…
Арджуна возвращался к одному воспоминанию, которое не давало ему покоя, и приводившая его в сильную печаль. Эти образы прошлого подкреплялись словами Кришны, который призывал не обращать внимания против кого он идет, и что он будет убивать людей, все по закону и по воли богов. Как и на поле битвы никого не интересовали его чувства, он должен приносить кровавую жатву, и лишать жизни людей. Ну и что если они ни в чем не виноваты? Так должно быть! Кришна был красив и кровожаден, и он не омыл руки в крови в этой войне, но призывал к этому Арджуну. И его подопечный не мог противостоять требованиям полубога, он не принадлежал себе, его старший брат договорился с Кришной, и поэтому он не мог подвести его и опозорить семью, тут ещё накладывалось чувство мести. И как-то так все сложилось, что он натянул тетиву со стрелой и пустил в первого же воина. После этого все сомнения отпали, и он истреблял людей тысячами.
Война убирает сомнения, в ней нет ничего лишнего. Но после войны, когда война продолжается более хитрая и коварная, сомнения проявляются на свету. Они истощали его дух, и он не мог уже не спать, не есть. Любая пролитая кровь взывает к тебе, особенно тех, кого ты близко знал. Они часто вставали перед его глазами, взывая к нему, умоляя и прося милости, не слышал он их, но видел, в них не было укоризны, только призыв; и было больше переживания за него, чем за себя.
Страшная это штука – свобода, когда делаешь выбор, и он неправильный. С течением времени это становится более очевидным, и каждый раз содрогаешься от содеянного. Это осознание становится тяжелым грузом, и проклинаешь себя, что родился свободным существом.
Арджуна шел, проклиная Кришну и всю это войну, которая забрала его покой. Какая может быть свобода, доблесть, любовь или еще что-то, когда камни на душе. И он шел в царство холода; в этих Гималаях, где все раскроется для него, где он поймет то, чего не хотел понимать. Там будет страшно, но там он обретет покой. Там он увидит тайну тайн, люди, которые однажды увидевшие ее, уже никому не могут рассказать, и он не сможет. Но дойдет ли он? В нем не было твердой уверенности. И снова очутился в той колеснице вместе с адским правителем Кришной, и он закрывал глаза, понимая, что сейчас он увидит кровь и омоется кровью…
Никул и Сахадев были близнецами, разные по своей сути, но жили и воспринимались, как одно. В них не было особой одаренности и талантов, но вместе они составляли непобедимый тандем, когда один чувствует другого. Нет ничего приятнее, когда ты замыкаешься в другом человеке, и ты уже не один – тебя двое, но по крови, по духу, по плоти, составляешь один круг. По сути такие два человека рождают и закрепляют свой особый мир в большом мире. Никто не знал лучших воинов, чем они, когда вместе они непобедимы, но разделив их, становятся слабыми и ущербными. Нет ничего страшнее, когда идет разделение и вражда между людьми, самый страшный грех, когда один отделяется от другого, и в это время как будто создается неведомая автономия, присущая только богам.
