Водская пятина была освобождена от немцев-рыцарей. Князь и дружина с победой возвращались домой.

Снова звучало «Слава Невскому!», а люди окончательно уверовали в то, что с их Ярославичем можно хоть весь свет идти воевать. Хитёр, умён без меры и в рати удачлив. В походе снова почти не было погибших, да и раненых немного. Новгородцы качали головами:

— Вот тебе и Копорье... Крепость, какую никому взять невозможно! А наш Невский пришёл и взял!

Наступило лето, просохли дороги, ярко светило солнышко, казалось, что нигде в мире нет ни войны, ни беды, ни разора...

Закончился поход, можно бы и отдохнуть, но князь отдыха новгородцам не дал. Снова собрал вече, снова говорил о том, что, пока Псков под немцами, угроза не исчезла. Копорье это не всё, просто проба сил. А побороть немцев своей дружиной невозможно, слишком сильны.

Нашлись те, кто в ответ кричали:

— Видели мы, князь, этих железных жуков! На спину перевернёшь и будет лежать, пока кто не поднимет.

Александр нахмурился:

— Не то говорите! Мы с немцем ещё и не встречались. Копорье не в счёт, там настоящих рыцарей не было. Если рыцарь на коне да с оружием, его попробуй скинь! И конь тоже закован. Бить можно, но, как в Копорье, больше не получится.

— Почему?

— Потому как нас теперь всерьёз принимать будут, а раньше и признавать не хотели.

Кто-то хмыкнул:

— Выходит, сами себе подгадили?

И тут новгородцы увидели, как князь умеет злиться, Александр Ярославич сгрёб болтуна железной рукой, поднял над землёй и, держа на весу, строго спросил:

— Ты там был?!

— Нет, — съёжился под страшным княжьим взглядом мужик. — Прости, княже, сболтнул.

— Ах, ты сболтнул?! А побейте-ка его те, кто Копорье брал и с рыцарями бился, — Александр попросту швырнул болтуна в толпу.

Того просто затоптали, едва выжил. После стороной обходил не только вечевую площадь, но и всю Торговую сторону. Но большинство запомнили твёрдую руку князя, державшего столько времени на весу немаленького мужика. Друг другу передавали:

— И ведь рука не дрогнула, пока держал!

Пока сын ходил на Копорье, княгиня Феодосия каждый день приходила к могиле старшего сына Фёдора, уговаривая того помочь брату одержать победу и вернуться живым и невредимым. Она подивилась, что могила всегда ухожена, а однажды встретила возле неё свою несостоявшуюся невестку. Ефросинья, бывшая невеста князя Фёдора, которая после его внезапной смерти ушла в монастырь, часто наведывалась сюда. Она и следила за могилой.

Княгиня и монахиня Ефросинья подолгу теперь беседовали и о Фёдоре, и о князе Александре, и о его жене княгине Александре. Феодосия не знала, стоит ли рассказывать монахине о неладах в княжьей семье, но однажды не выдержала и проговорилась. Та пожалела молодую княгиню:

— Если бы сейчас вернуть моего Федю, держала бы его при себе и лелеяла, никуда бы не отпустила, ни в какой поход.

Княгиня Феодосия подивилась, сама молода была, но чтобы так князя держать?.. Ох, эта молодёжь, привычно вздохнула женщина. Старшим всегда кажется, что сами они в молодости были совсем другими, лучше, чище, достойнее.

Как-то с ней на могилку отправилась и молодая княгиня, но Ефросиньи в тот день не было, занедужила чуть. Потому две женщины так и не встретились.

Зато стали ходить слухи, что могила Фёдора исцеляет. Нашлось уже несколько человек, утверждавших, что останки князя помогают, например, детям при падучей... К ней началось паломничество, с каждым днём всё большее. Пополз слух, что оба брата исцеляли самим своим прикосновением, только старший умер, потому и к могиле ходить хорошо, а младший и сейчас исцеляет.

— Как это? — изумился князь Александр, впервые услышав такое. И тут же вспомнил, как недавно несколько женщин попытались подтолкнуть к нему своих детей, чтоб хоть коснулся! Этого ещё не хватало! Запишут его в целители, не то что по Новгороду, по собственному двору не пройдёшь!

Княгиня-мать развела руками:

— Саша, а ведь ты и впрямь исцеляешь, не ведая о том...

Сын даже рассердился:

— Что вы выдумываете?!

И в тот же день отправился к владыке. Спиридон приходу молодого князя обрадовался, не говорили с самого возвращения из Переяславля. Архиепископ был несказанно рад, услышав о победе в Копорье. А про исцеление ответил просто: если тебе люди верят, значит, и целить можешь. И могила Фёдора тоже исцеляет, об этом уже все говорят. Видно, князь святой был.

БЕДА С ЗАПАДА

еперь уже все знали, что пойдут на Псков. И то, пора псковичей из неволи вызволять. Хотя сами же в неё и забрались, но жалко, свои всё же.

Кузнец Пестрим который день не выходил из своей кузницы, даже спал там же. Жена носила ему и подмастерьям обеды, стояла, жалостливо подперев щёку кулачком, качала головой и уходила обратно. Не до сна и отдыха было, все другие работы позабросили после того, как князь Александр Невский на вече сказал, чтоб к походу на псов-рыцарей готовились. У подручного Пестрима руки обожжены, молот держать не может, так чуть не локтями хоть мехи раздувает, только бы в стороне не стоять. Давно такого единодушия в Новгороде не было. На вече о том, что Новгород пока миновало, рассказывали и те, кто в Низовские земли ездил, и те, кто от немцев на Псковщине едва спасся. По всему выходило, что враг со всех сторон у ворот. Одного прогнали, другие налезают. Верно, решил Ярославич, бить надо так, чтобы вдругорядь неповадно было. Когда в доме пожар, то не до ссор. А кто против будет, того вече решило и впрямь казнить смертью лютой. Боярские прихвостни сначала не поверили, потом двоих болтунов повесили на воротах, долго их трупы болтались, пока самим горожанам не надоели, все ненужные разговоры сразу прекратились.

Между двумя домами Пестрим вышел во двор чуть передохнуть, уж больно жарко. Только присел на большое бревно, тут как тут Никоня, давний его друг-соперник. После боя со шведами, когда один другого спасали, ближе братьев родных стали. Никоня присел, посмотрел на солнышко, потом наклонился к кузнецу:

— Слышь, Пестрим, я чего узнал?..

— Ну? — покосился на известного болтуна кузнец. Сейчас что ляпнет, не будешь знать, верить или нет. Так и вышло.

— Дружинники меж собой говорили, князь-то наш Александр Ярославич во Владимир уезжает...

— Ты что?! — выпятился на него Пестрим. — Быть того не может!

Никоня резво перекрестился:

— Вот те крест!

Подумал и перекрестился широким крестом, чтоб уж совсем без сомнений было:

— Клянусь, сам слышал! Едет завтра ли, сегодня ли во Владимир.

Кузнец почти вскочил:

— Снова бояре собаки, дышло им в бок, напакостили! Ну никак не могут жить спокойно. — Заорал во всё горло: — Чего ж мы сидим?!

— А что мы можем? — уже испугался своей осведомлённости Никоня. Он просто услышал, как один дружинник прощался с женой, говоря, что уходит с князем Александром немедля во Владимир, а второй поддакивал, мол, идём.

— Народ поднимать надо! Пусть Ярославич сам скажет, если что не так, пусть виновных бояр назовёт, мы им бороды-то повытаскаем, не посмотрим, что знатные, без штанов вдоль Волхова гулять будут!

На зычный голос Пестрима во дворе мигом собрался народ. Стали требовать вече собрать, но кузнец вдруг запротивился:

— Что вече? Пока его соберём, пока бояре речи держать станут, время упустим. Уйдёт князь, как есть уйдёт!

Нашлись такие, что тоже слышали о Владимире. Пестрим и остальные на них чуть не с кулаками:

— Почему молчали?!

Стали советоваться, что делать. Решение пришло вмиг:

— Идти в Городище, самим от народа просить Александра Ярославича не покидать Новгород. Не может Невский вот так город бросить! Нет, не может!

— Живым щитом на пути встанем, не отпустим князя Александра Невского из Новгорода!