Он вовремя остановил себя, мгновенно осознал, что зять прав. Теперь можно списать поражение на колдовство, а беспомощность Биргера на его рану. Собственно, так и было. Шведы не учитывали только одно — князь русичей Александр очень хорошо владел не только копьём.
Позже король поговорил с зятем один на один, но Биргер стоял на своём — он ранен в первые минуты боя, потому возглавить разгром русов не смог, а Ульф оказался болваном. Норвежцы же вообще бежали, датчане простояли просто так... На вопрос Эрика, как получилось, что русы смогли напасть неожиданно, Биргер поморщился, несмотря на боль:
— Если бы эти самоуверенные идиоты послушали меня и были осторожны! Ты тоже виноват в поражении, Эрик!
— Я-то почему? — возмутился король.
— Надо было ставить во главе похода меня, а не этого болвана Ульфа!
— Но ты фактически управлял всеми, они же слушались тебя... — попробовал робко возразить Эрик, отметая свою вину.
— Нет! Я командовал только своими людьми, а те же норвежцы подчинялись Ульфу! И все были против меня, обвиняя в трусости из-за осторожности. Стоило послать людей в лес на разведку, и все тут же начинали кричать о том, что я боюсь.
Вот тут Биргер говорил правду, он действительно опасался возможного нападения, но несколько преувеличивал, ведь сумей он настоять, и Ульф Фаси сделал бы всё по приказу зятя короля. Но для Биргера были важны две вещи: во-первых, убедить всех, что его ранение произошло из-за применения колдовства и привело к тому, что зять короля больше не мог руководить боем, а во-вторых, что всё провалилось именно из-за того, что его не слушали.
Биргер очень постарался, чтобы шведы как можно скорее забыли этот провал, а если и помнили, то только его ранение и героическое поведение во время похода. И преуспел, он так и остался героем, а позже, после смерти бездетного Эрика Картавого, смог объявить королём своего сына и стать при нём регентом.
Шведы запросили у Великого Новгорода мир. В своём письме король Швеции клялся не приходить на Русь войной. Так князь Александр Невский победой на Неве надолго обеспечил мир хотя бы с одной страной.
С другими мир ещё предстояло завоёвывать, не все учатся на ошибках соседа, есть такие, что им только радуются. И бьют лбы теми же граблями.
ДЕЛА НОВГОРОДСКИЕ
олодая княгиня Александра не могла забыть рассказ свекрови об отношениях князя Ярослава Всеволодовича с Великим Новгородом. Ей не давала покоя мысль, что такое может повториться и с её мужем.
Князь ласков с женой, зовёт её ясынькой, любушкой, Сашенькой. Но ей этого мало, муж всё время с дружиной. Молодая женщина вздохнула, нет, она не капризничает, понимает, что забота князя прежде всего дружина. Но так скучает без него, хочется всякую минуту его видеть.
Лето уже к исходу, дни становятся всё короче, а ночи всё темнее. Полетели листья с деревьев, вот-вот зачастят длинные нудные дожди. Князь старается использовать для учёбы дружины каждый оставшийся погожий день, потому пропадает вне дома с раннего утра до позднего вечера. Александре очень хочется поговорить с ним на беспокоящую тему, но, видя, как устал муж к вечеру, не решается это сделать. Князь сам заметил заботу молодой жены и спросил. Та долго мялась, но рассказала о беспокойных мыслях.
Было довольно поздно, луна уже высвечивала узоры на полу, пробиваясь светом через слюдяное оконце. В глиняном светильнике медленно оплывала восковая свеча. Пламя едва колебалось при движении тёплого воздуха. Александра уже пожалела, что задала вопрос, было видно, что он вызвал у мужа тяжёлые раздумья.
— Если б ты знала, ясынька моя, как права! Новгород — город не просто вольный, но и самовольный.
— Что решит вече, то и будет? — осторожно уточнила княгиня.
— Если бы! Сначала совет господ, где главные бояре. А уж вече в последнюю очередь. До веча не всегда дело доходит. А бояре меня не любят! — Последние слова князь произнёс с расстановкой, встал, зажёг новую свечу от почти сгоревшей и вернулся на лавку. Снова тяжело вздохнул. — Я им кость в горле!
— Почему? Ты же одолел шведов?
— Сашенька, нашим боярам шведы не страшны, это простой люд пострадал бы, потому горожане за мной и пошли. А кто из бояр за оружие взялся, припомнишь ли? Не-ет... Отца гнали, и меня погонят, как только под свою руку взять попробую.
— Что же делать? — Из глаз княгини едва не брызнули слёзы отчаяния. Она так надеялась, что её умный муж знает ответы на все вопросы. Но Александр покачал головой:
— Если б я знал!
Молодая княгиня не знала, что только сегодня похожий разговор был у её драгоценного мужа с епископом Спиридоном. Князь Александр пришёл к нему с тем же вопросом:
— Что делать?
Епископ знал о делах в Новгороде несколько больше князя, всё же жил в Детинце, а не в Городище. Что посоветовать горячему, беспокойному, хотя и разумному князю? Спиридон хорошо помнил его отца, князя Ярослава Всеволодовича, тоже горячего и скорого на решения, но умеющего выжидать свой час. Всеволодовичи всё умели, твёрдо зная, что придёт и их время. То же самое он сказал и молодому князю Александру:
— Не держись за город, не жди, пока погонят. Придёт время, и позовут обратно. Лучше тебя им не найти.
Александр после разговора долго молился, стоял на коленях в Софии, потом попросил благословения у епископа, которое тот с удовольствием дал.
Жене князь ответил просто:
— Буду жить как получится, а там Бог рассудит.
Та горячо поддержала:
— Верно, Саша!
У князя получилось так, как Господин Великий Новгород ещё не видел.
На дворе боярина Колбы появился новый человек. Зачем пришёл и о чём подолгу говорит с хозяином, никто не знал, да и не спрашивали, опасно. По виду не новгородец и даже не русич, хотя сказал, что псковский. В Пскове вроде знал многих, толь разговаривал как-то странно, словно слова вспоминал. Назвался Андреем, но на само имя не всегда откликался, а боярин его раз по-другому обозвал: Андреасом. Но через два дня незваный гость исчез, а ещё через два его попросту забыли, потому как в Новгороде началась смута.
По городу стали ходить люди и мутить народ не слушать больно грозного князя. Новгородцы, ещё не забывшие победы своего Невского, сначала гнали болтунов взашей, одного вообще притащили на двор к Александру Ярославичу. Случилось это так.
Мастер Олекса, живший на Плотницком конце, частенько хаживал к своему другу-свояку Михайле на Людин конец. Однажды возвращаясь после хорошей беседы, конечно, с медами от свояка, он увидел, как невзрачного вида мужичонка что-то тараторит, завлекая народ. По всему видно не скоморох, не разносчик товара. «О чём болтает?» — заинтересовался Олекса. Довольно потрёпанный мужичишка, страшно щербатый, не всё и поймёшь, что говорит, поносил ни много ни мало самого князя-героя! Твердил, что совсем городу воли вольной не стало от его самоуправства. Олекса рассвирепел:
— Ты что это князя поносишь, тать поганый?! А ну повтори, что сказал!
С десяток человек, что слушали болтуна, разом отхлынули в разные стороны, Олексу знали многие, и про силу его кулаков тоже наслышаны. Мужичишка испугался, но будучи прижатым к тыну крепкой рукой Олексы, вынужден был отвечать.
— Я... да я ничего... говорю, мол, князюшко наш Александр Ярославич больно много власти себе взял, как бы беды не вышло.
— Тебе что с того? Ты чей?
Мужичок снова заюлил:
— Я не тутошний. Мы в веси живём, что за Волховом.
— Так чего же против нашего князя болтаешь?!
Почти разбежавшиеся новгородцы собрались вокруг снова. Видя такое, мужичок осмелел:
— Князь Александр стал в наших лесах охотиться, себе добычу брать.
— Ну и что? — не выдержал рябой Игнат, возле дома которого шёл разговор. — Как же ему не охотиться, если бояре князю содержание урезали? Дружину, чай, кормить надо.