Их встретил сам владыко Спиридон в парадном облачении, благословил на долгую счастливую жизнь. Строго глядя, напутствовал любить и беречь друг дружку, воспитать хороших деток.

Княгиня Феодосия глядела на сына, едва успевая смахивать счастливые слёзы. Она очень боялась, чтобы что-то не случилось с Сашей, как случилось со старшим братом Федей. Нет, всё прошло хорошо, вон какая голубка рядом с ним! Александр с женой подошли за благословением к княгине. Сзади князь Ярослав Всеволодович. Он показал на преклонивших колени перед матерью детей:

— Смотри, княгиня, какую мы тебе дочку привезли!

Феодосия перекрестила головы сына и невестки:

— Будьте счастливы, дети. — Потом отдельно молодой княгине: — Будь счастлива, доченька.

Добрые глаза свекрови светились радостью, вот и сынок женат! Рядом с ней стояла Ефросинья, невеста Фёдора, ушедшая после его смерти в монастырь. В глазах тоже слёзы и из-за своего несостоявшегося счастья, и от радости за Александра, которого почитала братом.

— Будь счастлив, Саша.

Но недолго пировали и миловались молодые, почти сразу уехал князь Ярослав Всеволодович, дела во Владимире не давали долго отсутствовать. С ним младшие браться новгородского князя, Андрей и Константин. Вернулся в Полоцк и князь Брячислав, тоже дела. После большого пира разъехались и приглашённые. Осталась только княгиня Феодосия, она всё же решила пожить подле могилы старшего сына.

Уехал, оставив молодую жену, и сам Александр. У княгини чуть дрожали губы, когда провожала, но муж строго наказал не плакать!

— Это моя судьба, ясынька. Мне дома подле тебя не сидеть, рубежи новгородской земли крепить надо, того и гляди немцы нахлынут, а то ещё кто... Я воин, потому всегда в седле, прости уж, знала, за кого шла.

Та замотала головой:

— Я не обижаюсь, просто грустно без тебя будет.

Она долго махала белым платом, со слезами глядя вслед. Воевода кивнул князю на фигуру жены на крепостной стене:

— Вот оно — счастье, князь, — когда тебя провожают и встречают со слезами.

Тот не понял:

— А встречают почему со слезами?

— Ты словно женщин не знаешь! У них на всё слёзы. Горе — плачут, радость — так совсем ревмя ревут!

Недолго, совсем недолго спокойно жила Русь и Новгород тоже. Слишком много тех, кому не давал покоя богатый город, кому хотелось прибрать к своим загребущим рукам его торг и амбары, его пристани и склады, поработить его вольных людей, заставить работать на себя, порушить православные крепости, изгадить землю новгородскую...

На западе и на северо-западе снова строили свои планы захватчики, собирали рать на вольный город. Потому не было у князя свободной минуты, не было возможности долго нежиться под боком у молодой красивой и ласковой жены.

ШВЕЦИЯ

 утра небо было привычно хмурым, но к полудню прояснилось, только ветер гнал куда-то отдельные облака. Ингеборга скучала, носившей второго ребёнка женщине запретили многое, ведь у владельца Бьельбу должен быть наследник, а первой Ингеборга родила дочь. Теперь, кажется, будет сын. Они даже имя выбрали — ребёнок будет Вальдемаром.

Но развлечь сестру короля её муж Биргер Магнуссон всё же смог, он прекрасно знал, что Ингеборга, как и все женщины, обожает красивые вещи. Даже если не покупать, то хотя бы смотреть, оценивать, выбирать. Потому в их большой дом в Сигтуне пришли несколько купцов. И купцы тоже прекрасно знали сестру короля и самого Биргера тоже. Знали, что он не пожалеет для жены денег, что можно приносить ей самые красивые и дорогие вещицы, ткани, а главное — меха. Меха Ингеборга обожала и могла их перебирать подолгу.

Ингеборга с удовольствием разглядывала принесённые купцом товары. Руки сами тянулись запустить пальцы в ласковый мех, прижать нежную, с переливами чёрную шкурку соболя к щеке. Хороши всё же меха в Гардарике! И не только меха. Через Хольмгард (Новгород) и Альдегьюборг (Ладогу) купцы с востока везут тонкие, как паутинки, ткани, странные, непривычные для северных народов украшения, фигурки, вырезанные из чуть желтоватой кости, и ещё много всякой всячины, которая больше интересует мужчин.

Папа Григорий запретил торговать с землями Гардарики, говорят, первое время так и было. Но запасы товаров на складах Швеции, Дании, Норвегии, привезённых из Хольмгарда и Альдегьюборга, быстро иссякли, и тогда купцы сделали вид, что забыли о булле папы Григория. Сначала понемногу, а потом прежним потоком пошли корабли в благословенные земли, полноводной рекой потекли товары. В конце концов, папа в далёком Риме (Ингеборга даже толком не знала, где это), а Гардарики вон она, рядом.

Муж Ингеборги Биргер смеялся над такими словами, мол, ты попробуй сходить туда капризным Варяжским морем и ещё более капризным озером Нево. Это не так-то быстро и легко. Но женщине мало верилось, вон сколько купцов ежегодно бывают в Сигтуне, и сколько шведских купцов ходит в Хольмгард. К тому же она слегка презирала тех, кто по рождению был вынужден торговать, возить с риском для жизни товары, пусть и дорогие, и красивые. Риск — дело потомков викингов, тех, кто сидит на румах кораблей, кто с мечом в руках завоёвывает новые земли и новых данников. А купцы пусть и нужные, а часто даже богатые, но презренные людишки.

Ингеборга могла позволить себе думать так, в её венах текла королевская кровь, она даже на мужа, пусть и родственника (у них был общий прапрадед), смотрела свысока.

Но папа Григорий не успокоился, теперь он объявил почти крестовый поход против Хольмгарда и его земель. Этого не понимали многие, особенно купцы Ганзы: к чему разорять то, что приносит прибыль. Торговать с Хольмгардом куда выгодней, чем воевать с ним.

Так считал и брат Ингеборги, король Швеции Эрик, за свой недостаток прозванный Картавым. Эрик вообще не любил воевать, он любил свой замок и спокойствие.

А вот Биргер почему-то задумался. Он был хорошим христианином, но Ингеборга прекрасно понимала, что вовсе не призыв далёкого Папы обратить в христианство язычников интересует мужа, а что-то другое. Биргер умён, силён, хотя и молод, ему чуть больше двадцати. Он принадлежал к одному из самых богатых и сильных родов Швеции, иначе и не могло быть, потому что и речи не могло идти о том, чтобы отдать сестру короля в жёны кому попало.

Ингеборга всегда чувствовала, что она дочь короля и сестра короля, а потому сначала не слишком радовалась, что выйдет замуж не за короля, а за Биргера Магнуссона, даже зная, что он самый богатый человек в Швеции, вернее, будет таковым, когда получит всё родовое наследство. Но главное имение семьи — Бьельбу — уже сейчас принадлежало ему. Вот в это имение и намеревался отправить ко времени родов свою супругу Биргер. Конечно, Ингеборга противилась, ей было скучно в удалённом от моря имении, и настояла, чтобы ребёнок родился в Сигтуне.

Хольмгардские купцы привозили такие товары, что руки сами чесались отобрать всё. Но Биргер прекрасно понимал, что, отобрав единожды, просто перекроет путь купцам и те повезут свои ценности дальше в Любек Сигтуна, как когда-то Бирка, во многом держится на товарах с востока, этих купцов обижать нельзя.

Он распорядился, чтобы пришёл Агнар. Лучше всё услышать от своего человека, который не станет врать или пугать.

Агнар почти недоумённо смотрел на Биргера. С чего это зять короля так заинтересовался Хольмгардом и его молодым князем? Но рассказывал, постепенно втягиваясь и увлекаясь воспоминаниями.

Агнар («достойный воин») бывал в Хольмгарде трижды, а в Альдегьюборге и того больше, даже счёт потерял сколько. Приходилось сопровождать купеческие когги. Купцы народ хитрый, они объединились вон в союз, договорились и всё чаще ходили не отдельными судами, а целым караваном, нанимая драккары для защиты. Агнар так ходил дважды, когда впереди драккар Севара, за ним три больших когги, потом шёл драккар самого Агнара, потом ещё два купеческих судна, и замыкал драккар Раудкара.