“Мой земляк, тебя тоже забросило в чужие края?”

Смена была только через четыре часа. Есть время подумать и успокоится. В воздухе все еще стоял запах ветивера и перца, словно Тамэр был по-прежнему в комнате. Я полулежала в изогнутом подоконнике с бутылкой орехового ликера. Пить не хотелось, но стекло приятно холодило пальцы. Я перевела взгляд с вечернего города на догорающий очаг посреди квартиры – надо бы подбросить поленьев. Лампы я не зажигала и комната была в полумраке. Абрис Тамэра, словно пятно на глазах, если долго смотреть на солнце, все еще маячил на периферии зрения. Вот он, в начищенных черных ботфортах стоит прямо на ковре среди подушек. Красный короткий плащ наброшен на руку, черные волосы растрепаны.

–И где тебя опять носило? – он говорит тихо, но для меня это почти как крик, – я оставил записку дома, я ждал тебя здесь. Через восьмицу я снова отправляюсь с караваном. А когда мы в последний раз виделись? Я даже вспомнить не могу.

–Прости, я… задержалась на работе. Там было, – я неуверенно замахала руками и взглянула на Тамэра снизу вверх, потому что сидела, скрестив ноги, – там чего только не было сегодня!

Он сделал шаг и я поморщилась, потому что на этом ковре любила лежать и смотреть в широкое окно на скате крыши. Тамэр протянул руку в перчатке и тут же ее отдернул.

–Почему от тебя так пахнет? – он сморщил выразительный нос, – с кем ты была?

Я встала и сделала шаг навстречу.

–Пожалуйста, не делай поспешных выводов. Там сегодня много колдовали, вот я и принесла с собой столько чужой магии.

“Ну, по большому счету не соврала ”.

Тамэр, тоже внешник, видел меня, измазанную в магии изнутри и снаружи, и вряд ли мне верил. Нахмурился, отбросил протянутую ладонь и быстро вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Ойлог сердито засопел в углу – он не любил резких звуков.

–Вот я и доигралась, милый, – сказала я пауку и снова села, глядя на грязные отпечатки сапог.

Стекло хрустнуло в пальцах – я сжала горлышко слишком сильно.

“Проклятье, ненавижу когда он так делает! Придется теперь ждать, прежде чем он отойдет и соизволит поговорить. И даже не сказал, расстаемся мы, или ему нужно подумать, или еще что-то. Нет, Инаам, сиди и жди, когда он сам все решит и тебя поставит в известность. Может еще письмо напишет, на бумажке с гербом, с вензелями-и…”

Глаза предательски намокли, а горло скрутило. По колену скользнула белая, покрытая волосками, лапка. Я погладила Ойлога и подняла ладонь, всю в белесых кристаллических нитях.

–Ну Ойло-ог! Никакой с тобой драмы!

К осени горных ветров в Тагроне стало больше. И хотя солнце по-прежнему пригревало, в сумерках, заметно увеличившихся, чувствовалась прохлада. Зеленые великаны с белыми шапками за городской стеной медленно выцветали. Златогорицы надевали шелковые покрывала, которые закрывали голову и спину, жалуясь на промозглый ветер, “необыкновенно холодный в этом году”. Я внутренне улыбалась, вспоминая, как в это время обычно чистила снег на плацу.

Как только мое настроение стало безмятежным пасмурным небом, нагрянул Тамэр, намереваясь превратить его в бурю. Я уже привыкла быть в мастерской восьмицами напролет, и даже не поверила, что это он стоит в приемной, сердито осматривая помещение.

–Тамэр? – позвала я.

Рестон только открыл залы, и половины мастеров еще не было.

“Вот сейчас точно будет что-то скверное!”

Сарэнгэнец поднял гордый профиль и встретился со мною глазами. Я перемахнула через перила и очутилась в приемной.

–Тамэр, здравствуй! – как можно приветливее сказала я и нерешительно улыбнулась.

Он не ответил на приветствие, не прикоснулся, а в глазах сверкнула решимость.

–Я хочу поговорить с твоим начальством. Это не может так продолжаться, – сухо произнес он, и у меня вылезли когти.

–Что именно, Тамэр?

–Ты работаешь здесь три ночи, три дня и двое полных суток в восьмицу. Я читал твой договор, – “он что, в МОИХ бумагах шарил?!” – это явное нарушение, должна быть только половина! – он сделал шаг вперед и схватил мое запястье, – Почему ты раньше не сказала, что они тебя используют? Ты не хотела скандала?

“Я говорила тебе за ужином, что один мастер принял меня за подмастерье, но мне нравится с ним работать, и потому я у него осталась…”

–Тамэр, подожди. Никто меня не использует, я просто…

–Перестань, Ина! Не хочешь доставлять отцу проблем, так?

“Ладно, никто не может всего помнить, но почему ты не слушаешь-то?!”

–Ты неправильно понял, я добровольно так работаю.

–Зачем?! – искренне удивился он.

–Потому что мне нравится! – я старалась отвечать с улыбкой, затолкнув подальше холодную ярость, – Тут хорошие орны, занятие совсем новое, магия другая… спорим, ты никогда такой не видел!

Он выпустил мое запястье и тихо спросил:

–И что, тебе тут интереснее, чем со мной?

“ДА, ТЫСЯЧУ РАЗ ДА, особенно когда ты лезешь под кожу!”

–Что ты такое говоришь, Тамэр! Нам просто надо лучше договариваться о выходных.

Он хмуро смотрел на фонтан. Запахло черникой.

–Светлого утра, заготовщица Инаам! – раздалось сзади.

“Духи небесные, ты же все понял, когда только увидел, ну почему ты не мог тихо пройти? Думаешь, без тебя тут недостаточно сложно?”

–Светлого утра, мастер-ваятель, – повернулась я и изобразила улыбку.

Тамэр молниеносно сделал шаг навстречу мастеру Миту, но я успела поймать его за пояс.

–Санхазаа, Тамэр! – взмолилась я, – Давай я сегодня пораньше приду и принесу ужин? Посидим или гулять пойдем.

Он посмотрел на меня, потом смерил взглядом мастера. Тот скрестил руки за спиной и чуть склонил голову. Одна волнистая прядь выбилась из пучка и упала на лицо.

–Если не отпустите, будет серьезный разговор, – припечатал Тамэр.

–Посмотрим, как справимся с работой, – не менее холодно ответил Аннариэт.

Тамэр прошел мимо, не обернувшись на меня. Эхо от его каблуков зазвучало в ушах. Аннариэт не посторонился и не удостоил сарэнгэнца взглядом. Хлопнула дверь. Мастер отмер и ленивой походкой, будто ничего не произошло, прошел к секретарю. Я перевела взгляд на балкон и увидела макушки Ифила и Манкарры.

–Брысь! – шикнула на них я и те бросились врассыпную.

К счастью, положительных последствий ритуала “Песни Лепестков” было больше, чем отрицательных. Мы добились самого главного – сорок три амулета (Лимна полагала, что лучшее средство от нервных мыслей – ударный труд) были заряжены. И пятнадцать накопителей. И три наемничьих штандарта. Тридцать артефактов, как и положено, были запечатаны в ящике и доставлены по адресу. Сумму мастерской перечислили не сразу, только после того как хозяин засвидетельствовал задержку в профсоюзе, а потом побеседовал с поручителями. Клемма до последнего надеялись, что амулеты поддельные и они вот-вот выяснят, в чем подвох. Ради интереса заготовщики проверили один из партии: третий уровень силы бил по сердцекамню, отчего нежелательный визитер получал совершенную дезориентацию и психологический кризис, потому что он чувствовал нечто неимоверно прекрасное, а где это получить, он не представлял. Другие охранки, заряженные огнем или льдом, смотрелись на фоне получившихся банально. В мастерскую приходил патрульный – доброжелатели уже пожаловались на то, что в город заходили культисты и видели их рядом с Камеей. Хозяин никого не выдал. Ифил с Манкаррой теперь тайком держались за руки. Зачарователь отыскался только на третий день и не поверил нам, потому что, по его словам, он отсутствовал всего пару часов. Алхимики стойко перенесли допрос Кута и Нута, потому что “они же явно чувствуют, что что-то тут этакое было!” А во всем сквере расцвели деревья, как весной, и теперь на нашей улице пахло яблоней.

Мастер Мит после ритуала был долго задумчив, часто переспрашивал и ходил на перерыв дольше обычного. Мы не обсуждали случившееся, но и не делали из этого постыдную тайну. “Я знаю, что ты знаешь, и это нас объединяет”, – говорили его глаза. Меня это устраивало, и воспоминание стало каким-то особенно мягким. Мы редко говорили за работой. Я предпочитала слушать оркестр мастерской: ударные инструментов, духовые негромких разговоров, струнные воды акведука. Наше молчание тоже имело звук: тихое дыхание, шелест одежды и перезвон крохотных резцов. Ритм успокаивал, и я чувствовала себя на своем месте, растворяясь в общем потоке.