Александр II усматривал в этом вызов, брошенный всей Европе, и полагал, что Россия не может без ущерба для своей чести оставаться в бездействии. Как первенствующая славянская держава, она оказывалась бесповоротно вовлеченной своей политикой в решение этого вопроса.

Еще в 1876 году, во время войны Черногории и Сербии против Турции, русский народ проявил горячее сочувствие к этим народам, стремившимся избавиться от турецкого владычества. Пламенная народная симпатия открыто проявлялась во всех уголках российской империи: повсеместно происходил набор добровольцев из всех сословий нации, желавших присоединиться к сербским войскам. Аристократки из самых высоких кругов общества организовывали в пользу Сербии сборы, подписки, концерты и даже благотворительные балы. Жительницы дворцов не брезговали ролью смиренных сборщиц пожертвований на улицах столицы и даже в трамваях. Они соперничали друг с другом в усердии, добиваясь скромной лепты обычных прохожих ради увеличения суммы предназначенных Сербии пожертвований.

Александр II отнюдь не одобрял подобных экзальтированных проявлений энтузиазма; он опасался, как бы они не стали предлогом для серьезных осложнений и боялся, как бы эта филантропическая деятельность России в пользу сербов не была сочтена агрессивным посягательством на внутренние дела народов. Вот почему этот добрый государь со столь великодушным сердцем не пожелал оказать покровительство этим сборам, подписавшись и под самым ничтожным пожертвованием. Опасения императора основывались на принципе справедливости, который не позволяет нейтральному государству поставлять материальную помощь одной из ведущих войну сторон.

Позднее, когда Александр II был вынужден объявить Турции войну, под сербскими знаменами собралось более двух тысяч русских, героически проливавших свою кровь за благородное дело защиты угнетенного народа. В России умы были в высшей степени возбуждены, и есть все основания утверждать, что если бы серьезные политические мотивы не заставили императора объявить Блистательной Порте войну, то русская нация выказала бы свое недовольство и доказала бы ее необходимость.

Александр II делал все человечески возможное ради того, чтобы избежать войны с Турцией – это бесспорный и несомненный факт, ибо он подтверждается подлинными документами, которые при необходимости можно обнародовать.

Война эта стала смесью побед и поражений, и множество раз, прежде чем достичь выраженного преимущества, русская дипломатия оказывалась в проигрыше и бессильна соблюсти интересы России. Эта самая дипломатия, которой были приданы в помощь возглавлявшие русскую армию генералы, своей медлительностью остановила у самых стен Галлиполи и Константинополя победоносный порыв русских войск, которые могли триумфально войти в Константинополь.

С начала военных действий и до самого окончания противостояния политика Англии зависела от успехов и неудач России в том смысле, что едва только русские начинали одерживать победы, как английский кабинет использовал все свое влияние на Турцию, чтобы заставить ее просить мира, соглашаясь на любые условия победителя, ибо единственной целью политики английского кабинета было воспрепятствовать победоносному шествию русских. Напротив, как только русские начинали терпеть поражения, Англия спешила поощрить Турцию к упорному сопротивлению.

Английский флот уже получил приказ перебраться из Пиреи в бухту Безика, чтобы при необходимости занять Дарданеллы и Константинополь. К середине августа стало известно, что военный поверенный в делах Англии Уэлсли прибыл из Лондона в Горный Студень со следующими условиями: если русские продолжат войну против Турции до 1878 года, Англия встанет на сторону последней, в виду того, что английский кабинет будет неспособен противостоять общественному мнению, требующему войны с Россией.

Александр II отвечал Уэлсли, что время говорить о мире еще не настало, а когда оно настанет, государь исполнит свой долг перед русской нацией и сумеет соблюсти ее интересы, что будет справедливо, ибо Англия заботится о собственных интересах, диктуемых целями ее политики.

Если в другой момент Англия и выказала себя более умеренной, то лишь потому, что в результате последних неудач русской армии надеялась помешать ей до зимы вступить в Адрианополь и Константинополь. Следует предположить, что в случае победы России Англия в том же году объявила бы ей войну, и все это несмотря на видимые пожелания успеха русской армии, передаваемые ею через своего военного поверенного.

Укажем напоследок, что именно Англия воздвигала наибольшие помехи переговорам, целью которых было избежать войны. Вот почему Александр II перекладывал всю ответственность за эту кровавую кампанию на уловки английского правительства.

В России общественное мнение заблуждалось, считая, что Австрия нарушила свой нейтралитет. Во время войны Александр II получил заверения австрийского правительства в намерении строго соблюдать обязательства нейтрального государства. Несмотря на все попытки Венгрии вовлечь Австрию в войну с Россией, австрийский кабинет энергично воспротивился этому, вовремя приняв меры против набора боевых отрядов ополченцев и конфисковав их вооружение. Этого оказалось достаточно, чтобы пресечь враждебные действия, которые, распространившись, могли бы перекрыть железнодорожные коммуникации русских войск.

В последних числах июля 1877 года австрийский император написал императору Александру II весьма дружественное письмо, подтверждающее добрые намерения Австрии относительно России. Это письмо, переданное Александру II через австрийского военного поверенного Бертольсейма, полностью убедило российского государя в строжайшем соблюдении Австрией так называемой дипломатической конвенции трех императоров.

Англии были небезызвестны горячие пацифистские устремления Александра II, но увлеченная своей извечной антагонистической политикой, она упорствовала в противостоянии России под тем надуманным предлогом, будто русские желают завладеть Константинополем.

Император Александр II вовсе не считал, что для заключения мира с Турцией русской армии необходимо дойти до стен турецкой столицы; его честолюбие совершенно не побуждало его к аннексиям; возможность заключения мира существовала даже прежде перехода через Балканы, при условии получения от Блистательной Порты гарантий обеспечения безопасности христианского населения, находящегося в зависимости от этой державы.

О горячем желании Александра II положить конец войне еще до перехода через Балканы свидетельствуют некоторые отрывки из его писем, написанных в Парадиме 7 декабря 1877 года. Вот что он писал: «Сердце мое кровоточит от ежедневных потерь на этой проклятой войне! Если бы можно было закончить ее как можно скорее, подписав почетный и выгодный для нашего дорогого отечества мир!»

Бог в своем милосердии допустил, чтобы император Александр II умер смертью, которую он считал самой прекрасной и славной, то есть смертью солдата на поле брани, отдающим жизнь за отечество. Узнав о гибели герцога Сержа Лихтенбергского, убитого во время разведывательной операции 24 октября 1877 года, он сказал такие слова: «Героическая смерть на поле битвы или принесение свой жизни в жертву отечеству несомненно является лучшей смертью для человека!»

При подписании Сен-Стефанского договора интересы России почти не учитывались, и Александр II, несмотря на твердое желание воспользоваться плодами победы русских войск, был вынужден уступить турецкий флот, которым мог завладеть по законам войны. В данных обстоятельствах дипломатические маневры возобладали над намерениями государя-победителя. Его филантропия и ужас перед кровопролитием были хорошо известны; ему указали на будущие военные осложнения, и такая зловещая перспектива заставила его пойти на уступки, но подчинился он им против собственной воли.

Что касается Берлинского конгресса, то со всей искренностью признаем, что императору пришлось ясно увидеть, насколько полномочные русские министры оказались не на высоте доверенной им важной миссии, и последствия этого для Российской империи были плачевны.