Бонапарту следовало торопиться, чтобы вовремя возвратиться в Северную Италию; следовало стараться не возбудить религиозной войны, а вместе с тем – оказать давление на неаполитанский двор, который хотя и заключил мир с Францией, но нисколько не считал себя связанным договором. Эта держава хотела вмешаться в столкновение, чтобы попользоваться землями папы, а также помешать утверждению в Риме республики и не дозволить революции утвердиться у самых ее владений. Бонапарт объединил в Болонье дивизию Виктора и новые итальянские войска, набранные в Ломбардии и Циспадании, и сам стал во главе их ради предприятия, надлежащим образом выполнить которое можно было только с его решительностью и быстротой.
Папа находился в страшном беспокойстве. Император обещал ему союз на самых тяжелых условиях: ценой Феррары и Комаккьо; но этот союз ничего уже не значил после уничтожения армии Альвинци; Святой престол только напрасно себя скомпрометировал. Корреспонденция кардинала Буски, государственного секретаря, заклятого врага Франции, была перехвачена. Замыслы против французской армии, на которую хотели напасть с тыла, были обнаружены, и не оставалось более никаких оправданий, чтобы просить милости победителя, предложения которого уже год отказывались выслушать.
Когда посланник Како обнародовал манифест французского главнокомандующего и потребовал паспортов, его не решились удерживать из остатков гордости, но страшно обеспокоились. Вскоре стали слушаться только советов, внушенных отчаянием. Австрийский генерал Колли, прибывший в Рим с несколькими офицерами, был поставлен во главе папских войск; во всех римских провинциях читали фанатичные проповеди, обещали отпущение грехов и спасение всем, кто станет на защиту Святого престола, старались возбудить новую Вандею. Настоятельные мольбы были обращены также к неаполитанскому двору; в нем старались пробудить всё его честолюбие и религиозную ревностность.
Бонапарт двигался вперед быстро, чтобы не дать этим мерам времени произвести свое действие. Четвертого февраля (16 плювиоза года V) он подошел к реке Сенио. Там укрепилась папская армия; она состояла из 8 тысяч регулярных войск и значительного числа наскоро вооруженных крестьян, предводительствуемых монахами.
К Бонапарту является парламентер и объявляет, что если французы двинутся далее, то в них будут стрелять. Тем не менее французы продолжают подступать к мосту Сенио, довольно хорошо укрепленному. Ланн с несколькими сотнями человек поднимается по реке, переходит ее вброд и выстраивает свои войска в тылу папской армии. Тогда генерал Лагоц с ломбардскими войсками идет к мосту и вскоре его захватывает. Новые итальянские войска успешно выдерживают огонь, который некоторое время остается довольно силен. В этом деле взяли от четырех до пяти сотен пленных и изрубили нескольких крестьян.
Папская армия отступает в беспорядке. Ее преследуют до Фаенцы, выламывают ворота города и вступают в него при звуках набата и криках ожесточившегося населения. Солдаты просят отдать город на разграбление; Бонапарт отказывает им в этом. Он собирает пленных, взятых на берегах Сенио, и обращается к ним на итальянском языке. Несчастные воображают, что их сейчас станут казнить. Бонапарт успокаивает их и объявляет, к их изумлению, что им даруется свобода при условии, что они объяснят своим соотечественникам намерения французов, которые хотели вовсе не уничтожить религию и Святой престол, а только отстранить дурных советников, окружавших папу. Он кормит, а затем отпускает их, и двигается дальше, в Форли, Чезену, Римини и Сенигаллию.
Колли, у которого оставалось лишь три тысячи регулярных войск, укрепился с ними на хорошей позиции около Анконы. Бонапарт окружил их и большую часть взял в плен, а затем отпустил на тех же условиях. Колли с офицерами удалился в Рим, а Бонапарт отправился в Лорето. Сокровища из города были вывезены, и там едва нашли миллион франков. Знаменитая древняя статуя Богоматери, вырезанная из дерева, была отвезена в Париж. В Лорето Бонапарт оставил морской берег и направился на Мачерату, к Апеннинам, дабы в случае надобности перейти их и идти на Рим. Он прибыл в Толентино 13 февраля и остановился там в ожидании того действия, которое произведет на папу его быстрое движение и отпущенные пленные. Он потребовал к себе главу камальдулов[25], духовное лицо, к которому питал большое доверие Пий VI, и поручил ему отправиться в Рим с мирными предложениями.
Прежде всего Бонапарт желал, чтоб папа покорился предлагаемым ему условиям. Он не хотел тратить время на революцию в Риме, которая могла задержать его там дольше, чем он хотел, заставлять неаполитанский двор взяться за оружие и, наконец, дурно отразилась бы на римских финансах и тем помешала бы получить из Папской области 20 или 30 миллионов, в которых Бонапарт нуждался. Он рассчитывал, что папский престол, лишенный своих лучших провинций в пользу Циспадании и подверженный соседству новой республики, вскоре будет охвачен революционной заразой и падет через некоторое время сам собой. Эта политика была более искусна, и будущее доказало ее основательность. Итак, Бонапарт ожидал в Толентино последствий милосердия и внушенного пленным страха.
Отосланные пленные разошлись по всей Папской области и вернулись в Рим; они весьма благоприятно отзывались о французской армии и тем умеряли общее против нее возмущение. Глава камальдулов прибыл в Ватикан, когда папа уже садился в карету, оставляя Рим. Успокоенный сообщениями этого духовного лица, папа отказался от намерения покинуть столицу, уволил государственного секретаря кардинала Буску и отправил в Толентино для переговоров с французским главнокомандующим кардинала Маттеи, прелата Галеппи, маркиза Массими и своего племянника герцога Браски. Они получили все полномочия для заключения мира, с тем лишь, чтобы французский главнокомандующий не предъявлял никаких притязаний касательно религии.
После этого заключить договор было делом весьма легким, потому что касательно последнего пункта французы требовательны не были. Договор заключили в несколько дней и подписали в Толентино 19 февраля (1 вантоза). Вот каковы были его условия. Папа отказывался от всех союзов, заключенных им против Франции, признавал Республику и объявлял себя в мире и добрых сношениях с нею; уступал все свои права на графство Венессен, окончательно отказывался в пользу Циспаданской республики от легатств Болоньи и Феррары и уступал ей, кроме того, прекрасную провинцию Романью. Анкона и ее важнейшая цитадель оставались во власти
Франции до заключения общего мира. Обе провинции герцогства, Урбино и Мачерата, занятые французской армией, возвращались папе за вознаграждение в 15 миллионов. Такая же сумма должна была быть уплачена согласно невыполненному Болонскому перемирию. Две трети этих 30 миллионов выплачивались звонкой монетой, а остальная часть драгоценными камнями.
Папа, кроме того, обязывался доставить восемьсот кавалерийских лошадей, столько же упряжных, а также буйволов и другие дары Папской области. Он должен был отречься от всякого соучастия в убийстве Басвиля и уплатить 300 тысяч франков как его наследникам, так и лицам, потерпевшим от этого события. Все произведения искусства и манускрипты, уступленные Франции по Болонскому перемирию, должны были быть немедленно отправлены в Париж.
Таков был Толентинский договор, доставлявший Циспаданской республике еще и прекрасную провинцию Романью, а армии – субсидию в 30 миллионов, более чем достаточную для предстоящей кампании. Пятнадцати дней оказалось достаточно для этой экспедиции. Во время заключения договора Бонапарт сумел повлиять и на неаполитанский двор и развязаться с ним.
До оставления Толентино он совершил замечательный поступок, ясно обнаруживавший его личную политику. Италия и особенно Папская область были наполнены изгнанными французскими священниками. В монастырях, куда удалялись эти несчастные, их встречали без особого сочувствия. Предписания Директории запрещали им оставаться в местностях, занятых французскими армиями, и итальянские монахи были рады избавиться от них при приближении наших войск. Эти несчастные были доведены до отчаяния. Давно уже покинувшие свою родину, терпя высокомерие чужеземцев, они плакали, глядя на наших солдат; некоторых они знали прежде, когда были приходскими священниками во Франции. Бонапарта было легко тронуть; кроме того он хотел поставить себя выше всех революционных и религиозных предрассудков: он предписал всем монастырям Святого престола принимать французских священников, кормить их и платить им жалованье. Вместо того чтобы изгнать их, Бонапарт улучшил их положение. Он оправдывался перед Директорией в неисполнении ее постановлений следующим образом: «Неотступно преследуя этих несчастных, их заставляют во что бы то ни стало стараться возвратиться на родину. Лучше, если они будут в Италии, чем во Франции: там они могут быть нам полезны. Они менее фанатичны, чем итальянские священники; они просветят народ, который возбуждают против нас. Сверх того, они проливают слезы, глядя на нас; как не сжалиться над их несчастьем?» Директория одобрила решение Бонапарта. Его поступок и письмо, сделавшись гласными, произвели большое впечатление в обществе.
