Оставалось условиться относительно торговых мостов, имущества иммедиатизированного дворянства, законов об эмигрантах на уступаемых землях и, наконец, долгов, лежащих на последних. Светские владетели заявили, что следует пойти на любые уступки, совместные с честью и безопасностью Империи, чтобы достичь мира, столь необходимого Германии. Большая часть князей желала заключения мирного договора; их к этому склоняла Пруссия. Что же до Австрии, она, напротив, стала мешать ходу переговоров и возбуждать неудовольствие духовных владетелей. Представители Империи, высказываясь за мир, тем не менее соблюдали из страха перед Австрией большую осторожность и старались лавировать между ней и Пруссией. А французские уполномоченные выказывали крайнюю суровость в обхождении и держались в стороне от всех.
Во время этих событий Франция, которой предстояло руководить пятью образовавшимся вокруг нее республиками, вынуждена была бороться со всякого рода затруднениями: следовало направлять общественное мнение, продовольствовать войска, мирить наших посланников с генералами, наконец, поддерживать доброе согласие с соседними государствами. Надлежало повсюду придерживаться того же образа действий, как и во Франции, то есть, нанеся удар одной партии, поражать затем и другую. Для удаления федералистов и уничтожения прежних регламентов, а также чтобы дать стране административное устройство, подобное Франции, в Голландии 22 января (3 плювиоза) устроили переворот, похожий на переворот 18 фрюктидора. Эта революция благоприятствовала демократам: они завладели всей властью; желая подражать Конвенту и знаменитым декретам 5 и 13 фрюктидора, они исключили из национального собрания всех депутатов, казавшихся подозрительными, и, не прибегая к новым выборам, образовали директорию и два совета.
Генерал Дендельс, один из самых видных представителей умеренной партии, прибыл в Париж, вступил в соглашение с директорами и затем отправился обратно в Голландию для нанесения демократам того же удара, который был нанесен им недавно в Париже исключением из законодательного корпуса. Генерал Жубер получил приказание поддерживать Дендельса. Последний объединился с министрами и с помощью батавских и французских войск рассеял директорию и советы, образовал временное правительство и назначил новые выборы. Французский посланник Делакруа, поддерживавший демократов, был отозван.
Сцены эти произвели свое обычное действие: не замедлили заявить, что рычагом управления служат штыки и что новые государства находятся в полной и совершенной зависимости от Франции.
Утверждение единой и нераздельной республики в Швейцарии, к сожалению, не обошлось без кровопролития.
Малые кантоны Швиц, Цуг, Гларус, возбуждаемые священниками и местной аристократией, поклялись противиться водворению нового порядка. Не желая прибегать к силе, генерал Шауэнбург отрезал их сообщение с другими кантонами. Тогда упорствующие кантоны взялись за оружие и вторглись в Люцерн, стали грабить его и опустошать. Шауэнбург двинулся на них и после нескольких стычек принудил просить мира и признать новую конституцию. Пришлось также прибегнуть к оружию против крестьян Верхней Вальтеллины, которые спустились в Нижнюю с целью вновь утвердить свое господство.
Несмотря, однако, на все эти препятствия, в мае 1798 года конституция вступила в силу повсюду. Правительство Гельвеции собралось в Аргау. Оно состояло из директории и двух советов, при нем находился зять Ревбеля, французский комиссар Рапина, с которым правительство должно было советоваться. Положение правительства было весьма затруднительным: скрывшиеся в горах священники и аристократы ждали лишь благоприятного случая, чтобы вновь поднять население; приходилось остерегаться их и следить за ними, продовольствовать и снабжать всем нужным французскую армию, организовать администрацию и готовиться к самостоятельному политическому существованию. Эта задача представляла равные трудности как для гельветического правительства, так и для находившегося при нем французского комиссара.
Было вполне естественно, что для покрытия военных издержек Франция завладела казначействами старых аристократических кантонов: как деньги казначейств, так и припасы складов требовались французам для содержания армии. В связи с этим Рапина приказал запечатать все казначейства. Многие швейцарцы, даже желавшие революции, находили весьма неприглядным захват денег и запасов старых правительств. Как и все горцы, швейцарцы благоразумны и храбры, но весьма скупы. Они желали, чтобы им подарили свободу и избавили от олигархов, но при этом вовсе не желали нести военных издержек. В то время как Голландия и Италия, почти не жалуясь, переносили всю тяжесть длинных и опустошительных кампаний, швейцарские патриоты подняли крик из-за нескольких миллионов. Директория
Гельвеции, в свою очередь, наложила новые печати на печати Рапина, также протестуя против распоряжения. Тогда Рапина приказал немедленно снять печати директории и объявил, что ее роль является чисто административной, что она бессильна против власти Франции и впредь ее декреты и законы будут иметь силу лишь до тех пор, пока в них не будет ничего противного постановлениям французского комиссара и главнокомандующего. Враги революции (в гельветические советы попали многие из них) радовались этому столкновению и уже кричали о тирании. Они заявляли, что их независимость нарушена, что Французская республика, имевшая притязание нести им свободу, на самом деле принесла лишь порабощение и нищету.
Оппозиция проявлялась не только в советах, но также в директории и в местной администрации. В Люцерне и Берне она состояла из прежних аристократов и ставила всевозможные преграды взиманию у дворянских семей пятнадцати миллионов. Рапина решился также очистить правительство и администрацию Гельвеции. Письмом от 16 июня (28 прериаля) он потребовал отставки двух директоров, министра иностранных дел, а также всего состава административных палат Люцерна и Берна. Такому требованию, выставленному к тому же в виде приказа, отказать не смогли. Отставки были немедленно поданы, но грубость, с которой в этом случае держал себя Рапина, дала повод к новым крикам и сделала виновным уже его. В самом деле, открыто требуя перемены лиц, французский комиссар нарушал все обычные формы, тогда как того же результата легко было достичь другими способами.
Французская директория немедленно написала Гельветической, снимая с себя ответственность за поведение Рапина. Комиссара отозвали; тем не менее отставленные члены были исключены. Взамен советы избрали Окса, автора конституции, и Лагарпа, брата генерала, убитого в Италии, одного из главных организаторов революции в Ваадтланде и одного из честнейших и благонамереннейших граждан страны.
Девятнадцатого августа (2 фрюктидора) между Французской и Гельветической республиками был заключен наступательный и оборонительный союз. Согласно этому договору, воюющая держава имела право на содействие другой и могла просить у нее помощи, размеры которой определялись обстоятельствами; обращавшаяся за помощью держава должна была содержать вспомогательные войска за свой счет. По всем рекам Швейцарии и Франции взаимно провозглашалась свобода судоходства; две дороги должны были быть открыты: одна из Франции в Цизальпинию, через Вальтеллину и Симплон, другая из Франции в Швабию, вверх по Рейну и восточному берегу озера Констанц. Таким образом Франция обеспечивала себе две военные дороги для удобной связи с союзными государствами и возможности стремительного дебуширования в Германию и Италию. Говорили, что две эти дороги переносят театр войны в союзные государства; но таковой опасности они подвергались уже вследствие самого их союза с Францией. Дороги являлись лишь средством прибыть скорее и вовремя защитить своих союзников.
Женева и Моншуа были присоединены к Франции. Итальянские округа, долго колебавшиеся в выборе между Цизальпинией и Гельветической республикой, высказались за присоединение к последней. Лига Гризона, которую Директория хотела присоединить к Швейцарии, разделилась на две враждебные партии, одна предпочитала владычество Австрии, другая – Гельвеции.
