Было ясно, что самолюбие одних будет удовлетворено лишь после того, как получит удовлетворение честолюбие других. Австрия утверждала, что образование двух новых республик, Римской и Гельветической, и прямое влияние Франции на Цизальпинскую, Лигурийскую и Батавскую республики составляют решительное отступление от Кампо-Формийского договора и опасное нарушение равновесия в Европе; Франция лишь тогда сможет заставить забыть свои последние захваты, когда согласится на соответствующие вознаграждения, какими могли стать новые провинции в Италии. Хотели, чтобы граница по Адидже была подвинута вперед и австрийские владения достигли По и Адды, то есть чтобы императору уступили большую часть Цизальпинской республики. Кобенцель предлагал вознаградить за это Цизальпинскую республику частью Пьемонта, остальную же часть этого королевства отдать герцогу Тосканскому; а королю Пьемонта предоставить Папскую область. Итак, ценой расширения своей территории в Ломбардии и земель своего родственника в Тоскане австрийский император соглашался признать учреждение Гельветической республики, свержение папы и раздробление Пьемонта.
Множество причин не позволяло Франции согласиться на эти предложения: во-первых, она не могла согласиться на новое раздробление только что образовавшейся Цизальпинии и на возвращение под австрийское иго освобожденных провинций; во-вторых, не далее чем в прошлом году Франция заключила с королем Пьемонта договор, по которому гарантировала защиту его владений, и гарантировала главным образом против Австрии, следовательно, она не могла пожертвовать и им. Итак, Франсуа де Нёвшато не мог принять предложений Кобенцеля; они расстались, не условившись ни в чем. По случаю событий в Вене также не было дано никакого удовлетворения. Господин Дегельман, которого предполагалось отправить посланником в Париж, никуда не поехал; объявили, что оба двора будут продолжать свои сношения через посланников на конгрессе в Раштатте.
Очевидно, с этой минуты Австрия уже приняла решение, но, прежде чем начать неприязненные действия, желала обеспечить себе содействие главнейших европейских держав. Кобенцель отправился в Берлин, откуда затем должен был ехать в Санкт-Петербург. Целью этих поездок было образование совместно с Англией новой коалиции. Русский император отправил в Берлин одного из важнейших сановников своей империи – князя Репнина. Кобенцель собирался объединить свои усилия с усилиями князя Репнина и английского посольства, чтобы склонить к коалиции молодого русского императора.
Франция, со своей стороны, послала в Берлин одного из знаменитейших своих граждан – Сийеса. Постоянно дующийся и недовольный правительством, не из честолюбия, как Бонапарт, но в досаде за конституцию, не им сочиненную, Сийес становился неудобен. Придумали предоставить ему посольство. Это был случай удалить его, воспользоваться его услугами, а главное – дать средства существования. Основное посольство находилось в Берлине, так как ни в Австрию, ни в Россию, ни в Англию посланников не отправляли. Берлин же был театром всех интриг, и хотя Сийес был мало способен к ведению дипломатических дел, он оставался проницательным наблюдателем, на которого можно было положиться. К тому же его замечательная репутация делала его более всех способным представлять Францию, особенно в Германии.
Король без особого удовольствия встретил знаменитого революционера, однако не принять его вовсе не решился. Сийес держался умеренно и с достоинством и был принят так же, но оставлен в одиночестве; как и за всеми нашими посланниками за границей, за ним тщательно наблюдали. Немцам было весьма любопытно наблюдать за ним, но они не осмеливались делать это открыто; его влияние на берлинский двор было ничтожным. Лишь ясное понимание своих интересов удерживало короля Прусского от согласия на уговоры Англии, Австрии и России.
Тогда как в Германии старались заставить примкнуть к коалиции короля Прусского, преисполненный после победы Нельсона радости и безрассудной смелости неаполитанский двор осуществлял громадные военные приготовления и повторял свои искательства перед Тосканой и Пьемонтом. Франция, как бы из снисхождения, предоставила ему занять герцогство Беневент; но эта уступка Неаполь не удовлетворила: он льстил себя надеждой приобрести половину бывшей Папской области.
Переговоры в Раштатте продолжались успешно для Франции. По назначении Трельяра директором и отбытии Бонапарта в Египет их заменили на конгрессе Жан Дебри и Клод Робержо. После установления границы по Рейну предстояло еще разрешить массу военных, политических и коммерческих вопросов. Наша депутация сделалась крайне требовательной и заявляла притязания гораздо больше тех, на какие была вправе рассчитывать. Прежде всего она желала уступки всех рейнских островов, что было весьма важной статьей, особенно в военном отношении. Затем она желала сохранения Келя и его территории напротив Страсбурга, а также Касселя и его территории напротив Майнца. Франция хотела, чтобы вновь был устроен мост для возобновления торгового пути между Старым и Новым Брайзахом; чтобы против прежнего моста в Гюнингене нам уступили на германском берегу пятьдесят акров земли и чтобы важная крепость Эренбрайтштайн была срыта. Затем французы требовали свободы судоходства по Рейну и по всем его притокам в Германии; уничтожения всех внутренних заставных пошлин; одинакового таможенного сбора по обоим берегам. Наконец, Франция предъявляла самое важное последнее условие: долги, лежащие на землях левого берега, уступаемого Франции, следовало перевести на те земли правого берега, которые должны были служить вознаграждением прежних владетелей.
Депутация Германской империи возражала, утверждая, что линия Рейна должна представлять одинаковую безопасность для обеих наций; что эта-то причина и являлась главным основанием для требования ее со стороны Франции; такой безопасности не существовало бы для Германии, если бы Франция удержала за собой все наступательные пункты. Итак, депутация Империи предлагала естественной линией раздела тальвег, то есть середину главного судоходного русла. Все острова вправо от этой линии принадлежали бы Германии, влево – Франции, ставя таким образом между двумя народами естественную преграду – главное судоходное русло. Вследствие такой точки зрения депутация требовала разрушения укреплений Касселя и Келя и отказывалась от уступки пятидесяти акров против Гюнингена; она не желала, чтобы Франция сохраняла наступательные пункты, в то время как Германия все их теряет. С меньшими уже основаниями она отказывалась от срытия Эренбрайтштайна, сохранение которого было несовместимо с безопасностью Кобленца. Австрия соглашалась предоставить свободу судоходства по Рейну, но требовала свободы навигации на всем его течении и желала, чтобы Франция принудила Батавскую республику признать эту свободу.
Что касается свободы судоходства по рекам внутри Германии, последнее уже выходило из пределов ведения австрийцев и составляло частное право каждого отдельного государства. Она соглашалась на сохранение бичевой полосы[46], всё же, что относилось к заставным пошлинам и их уничтожению, находила подлежащим обсуждению в отдельном торговом договоре. Касательно земель, уступаемых Франции, депутация полагала, что их долги должны остаться на них же, поскольку долг, по определению права, неотделим от залога, и требовала, чтобы имения иммедиатизированного дворянства[47] рассматривались как частная собственность и были оставлены за ним. Кроме того, депутация требовала, чтобы французские войска очистили правый берег и прекратили блокаду Эренбрайтштайна, так как она уже довела его жителей до голода.
Такие противоположные притязания привели к появлению в течение лета ряда нот и контрнот. Наконец, к августу и сентябрю 1798 года французскими уполномоченными была принята черта тальвега. Франция соглашалась на срытие Касселя и Келя, но требовала на Рейне, на высоте Майнца, остров Петерзау, имевший весьма большое значение для этой крепости; Империя, со своей стороны, соглашалась на разрушение Эренбрайтштайна, а также на свободное судоходство по Рейну и уничтожение заставных пошлин.
