В восторге от осуществления своих желаний, демократы собрались на Кампо Вачино, где еще виднеются остатки старинного Форума, и, окруженные обезумевшим народом, провозгласили Римскую республику. Нотариус составил акт, по которому народ, именовавший себя римским, объявлял о своем вступлении в державные права и об образовании республики. От папы, оставшегося в Ватикане в одиночестве, потребовали отречения от светской власти, так как в его духовную власть вмешиваться не хотели. Он с достоинством отвечал, что не может отказаться от собственности, ему не принадлежащей, наследия апостолов, которое находится в его руках только на сохранении. Эта теология мало тронула наших республиканских генералов, и папа, со всем уважением, заслуженным его летами, был ночью взят из Ватикана и препровожден в Тоскану, где и получил убежище в монастыре. Римский народ, казалось, мало сожалел об этом государе, хотя он и царствовал более двадцати лет.
К несчастью, насилие не против лиц, но против собственности запятнало вступление французов в древнюю столицу мира. Во главе армии стоял уже не строгий и непоколебимый начальник, который если не из добродетели, то из страха перед беспорядками так сурово наказывал грабителей. Только Бонапарт мог обуздать алчность в этой столь богатой стране. Бертье отправился в Париж; его преемником остался Массена. Этот герой, чьей победе при Цюрихе Франция обязана вечной признательностью за спасение от неизбежной гибели, говорят, первым подал пример. Его примеру последовали другие. Стали грабить дворцы, монастыри, собрания редкостей. Евреи, следовавшие за армией, за бесценок скупали предметы роскоши, которые им отдавали расхитители. Все предметы по праву завоевания должны были составлять казенную собственность, и продажей их с публичных торгов следовало бы выплатить жалованье армии, не получавшей его пять месяцев. Неудовлетворительное состояние финансов в Цизальпинии помешало ей доставить условленную по договору субсидию. Солдаты и низшие офицеры жили в страшной нищете; они негодовали, глядя на своих начальников, обогащавшихся грабежом и компрометировавших славу французского имени без всякой выгоды для своей армии. Против Массена возмутились: офицеры собрались в церкви и объявили, что не желают служить под его началом. Часть населения, враждебная французам, готовилась воспользоваться раздором для организации восстания. Тогда Массена вывел армию из Рима, оставив гарнизон в замке Святого Ангела. Опасность остановила военный бунт, но офицеры продолжали держаться друг друга и требовали преследования грабителей и отозвания генерала.
Таким образом, к затруднениям в делах новых республик и в выборе и направлении наших представителей присоединилась еще необходимость сдерживать армии, и всё это на огромных для административных сношений расстояниях. Директория отозвала Массена и отправила в Рим комиссию из четырех честных и просвещенных лиц: Дону, Монжа, Флорана и Фейпу; на них возложили организацию новой республики. Всё, что касалось финансов, отдали Фепу, искусному и честному администратору. Итальянская армия была разделена на две; войска, свергнувшие папу, составили вторую армию – Римскую.
Новую революцию предстояло оправдать перед державами. Испания, набожности которой можно было опасаться, но которая находилась под французским влиянием, не протестовала ничем. Однако корыстный интерес более несговорчив, чем религиозная ревностность; и по этой причине два самых недовольных двора были венский и неаполитанский. Венскому двору трудно было перенести распространение французского влияния в Италии. Чтобы не раздражать его, новую республику не присоединили к Цизальпинии; она составила самостоятельное государство. Соединить их вместе значило вызвать идею итальянского единства и дать повод предполагать намерение демократизировать всю Италию. Хотя император и не прислал в Париж своего посланника, к нему все-таки отправили послом Бернадотта – дать необходимые объяснения по поводу последних событий в Италии и состоять при венском дворе.
Что же касается неаполитанского двора, то при виде революции у своих ворот ярость его не знала пределов. Чтобы неаполитанцы могли успокоиться, им нужно было отдать по меньшей мере две или три римских провинции. Главным же образом Неаполь рассчитывал на герцогство Беневентское и Понте-Корво, находя их для себя вполне удобными. Для соглашения с Неаполем послали Тара; Труве назначили в Цизальпинию.
Итак, Революция добивалась неизбежного успеха, и гораздо скорее, чем того желала Директория. Мы уже называли страну, вступлением в которую она угрожала, – это Швейцария. Казалось бы, Швейцарии, этой древней колыбели свободы, отечеству простых и патриархальных нравов, не приходилось ничего принимать от Франции, но из того, что тринадцать кантонов имели республиканские формы правления, еще не следовало, что справедливость управляла взаимными отношениями этих маленьких республик, а главное – существовала в их отношении к своим подданным. Феодализм, та же военная иерархия, царил между этими республиками: одни народы зависели от других как вассал от своего сюзерена и стонали под железным игом. Аргау и кантон Ваадт зависели от бернской аристократии; Нижний Вале – от Верхнего; итальянские округа, соседствующие с Италией, зависели от разных кантонов. Кроме того, имелась масса общин, подчиненных сразу нескольким городам. Кантоном Санкт-Галлен управлял монастырь. Почти все кантоны, находившиеся в подчинении, обрели таковую зависимость на основании хартий, преданных забвению; их было воспрещено даже показывать. Деревни зависели от городов и были подчинены самым возмутительным монополиям; нигде не была так велика тирания цехов. Почти во всех правительствах аристократия медленно и последовательно завладевала властью, которую всю почти и захватила.
В Берне, стоявшем на первом месте в ряду этих маленьких государств, несколько семейств завладели всей властью и отстранили от нее всех прочих; у них была своя Золотая книга, в которую вписывали все правящие семейства. Часто нравы смягчают законы, но не так было здесь. При случае эти аристократии мстили маленьким государствам. Берн, Цюрих и Женева часто прибегали к арестам и пыткам. Повсюду в Европе встречались швейцарцы, изгнанные из своего отечества или спасавшиеся изгнанием от мести аристократов.
Впрочем, дурно сплоченные, мало привязанные друг к другу, тринадцать кантонов не имели никакой силы; они были не в состоянии защищать свою свободу. Все они, как дурные братья, в своих частных столкновениях прибегали к соседним государствам и заключали отдельные договора: одни с Австрией, другие с Пьемонтом, третьи с Францией.
Итак, Швейцария представляла собой только прекрасное воспоминание и удивительную местность; политически же она являлась цепью мелких и унизительных тираний. Понятно, какое действие должен был оказать на нее пример Французской революции. В Цюрихе, Базеле и Женеве начались волнения, в последнем городе – даже с пролитием крови. Во всей Французской Швейцарии, главным образом в Ваадте, революционные идеи имели большой успех. Со своей стороны, швейцарские аристократы использовали всякий повод, чтобы раздосадовать Францию, и всеми путями старались устроить при случае неприятности, чтобы ей не представилось повода выказать над ними свое могущество: в Берне принимали эмигрантов и оказывали им всевозможные услуги. В Швейцарии же составлялись все тайные заговоры против Республики; уже упоминалось, что английский агент Уикхем заправлял всеми пружинами контрреволюции именно в Базеле.
Директория имела, следовательно, причины быть недовольной. Существовало весьма удобное средство отмстить Швейцарии. Преследуемые бернскими дворянами, ваадтцы обратились к покровительству Франции. Когда герцог Савойский уступил их Берну, Франция гарантировала им права договором 1565 года и неоднократно уже опиралась на этот договор и требовала его исполнения. А значит, не было ничего странного в заступничестве Директории, к которому прибегали ваадтцы. Многие из этих мелких зависимых кантонов имели иностранных покровителей.
