Сначала он был не таким отвратительным, втихаря от Реми устраивая набеги на комнату. Но потом ему стало мало простого траха. Что только он не пихал в меня… овощи, фрукты, размазывал по телу сливки, и лизал, как будто я мороженое. Потом брал кусочки льда, водил по коже, заставляя дрожать, и радовался, как малое дитя, видя, как кожа покрывается мурашками.

Как-то ночью, пока Реми танцевала в Клубе, он впихнул в меня лимон, взял нож и стал тыкать в него. Я была готова к смерти, а не к издевательствам с ножом! Я боялась пошевелиться, чтобы он не порезал меня, и рыдала, изжевав резиновый кляп во рту. С этим лимоном чувствовала себя индейкой, заготовленной для дня благодарения. А он, забыв про него, намазывал пальцы моих ног какой-то липкой ху*ней и облизывал их. Я чувствовала его зубы, и надеялась, что он не попытается отгрызть их… черт! Дожила! Рядом с этим чудовищем мой дядя казался более адекватным. Никогда не думала, что так скажу!

Я так устала от такой жизни! Так устала!

Не знаю, сколько пробыла в плену. Когда приходила в себя, только и слышала, как Реми ссорится со Стивом из-за синяков на моей груди, и из-за кровотечения. Я устала от всего этого ужаса, от голода не было сил, стало плевать даже на ее ласки. Иногда, оставаясь со мной наедине, она плакала, и о чем-то просила, но я уже не понимала ни единого слова. Мозг отказывался воспринимать смысл чего-либо. Она пыталась кормить меня, но зубы мои сжимались, и ничто не могло заставить меня открыть рот.

Все воспоминания обрывочные, но если я правильно помню, в тот день Реми со своим парнем так поругалась, что он ударил ее. Она грозила, что пойдет в полицию. Дальше, я провалилась в забытье. Я чувствовала, что мое тело движется толчками. Наверное, он снова трахал меня. Даже судорог в теле больше не было. Все чувства умерли. От постоянных пищевых добавок, вроде цитрусовых, и еще хрен знает чего туда, куда не следовало, ощущение было, что у меня между ног огромная опухоль, пульсирующая болью. Это было единственное, что я вообще чувствовала.

Не знаю, что произошло, в глазах все плыло, но краем глаза я увидела, что Стив на полу, а над ним стоит Реми. Потом кто-то кричал, кажется, даже стреляли, я не уверенна, потому что звуки выстрелов слышала только в кино. Я поняла, что выбралась только тогда, когда почувствовала, что кто-то несет меня. Где-то на грани затухающего сознания я думала о том, что совершенно не чувствую свои руки. Наверное, они мертвы и теперь их ампутируют.

Очнулась я в больнице. Первое, что увидела – капельница. В глазах рябило, но я смогла проследить за шнуром, через который прозрачная жидкость вливалась в мою вену. Мои руки на месте! Господи, спасибо! Только они были какие-то синеватые и распухшие, а пальцы вообще красные, как сардельки. В кресле я увидела Алекса, с книгой в руках. Я до сих пор не знаю, что он там читает. Интересно, где Сабрина? Почему она не здесь? Надеюсь, ее не похитили… и что с Реми? Кажется, она убила Стива… неужели из-за меня?

– Привеееет! – необычно для своего баса пропел Алекс, вскочил с кресла и подошел ко мне.

– Привет. – прошептала я, не было сил поздороваться громче.

– Ты нас так напугала, малышка. – сокрушенно покачал он головой.

Я впервые так пристально смотрела в его глаза. Карие, спокойные, как у меня. Ничего примечательного, в общем, кроме нависших надбровных дуг, отчего всегда казалось, что он злой. И массивной челюсти, делающей его похожим на бульдога. Страшновато рядом с ним… как-то.

– Где Реми? – спросила я, вяло наблюдая, как он поглаживает мою распухшую руку. Я так глажу собак… по голове. О… чувство иронии проснулось, значит, я иду на поправку.

– Арестована. – раздраженно выдохнул Алекс. – Почему ты спрашиваешь об этой суке?! – с упреком спросил он.

– Не знаю. – призналась я, закрыв глаза.

– Тебе плохо?! Позвать врача? – забеспокоился мой огромный друг.

– Устала… – пробормотала я, снова проваливаясь в сон.

На следующий день ко мне в палату пришла полиция. Я рассказала все, что смогла запомнить. С самого начала, даже как познакомилась с Реми. Не упомянула только Атсуко, она тут не причем. Не хочу, чтобы ее привлекли в это дело. Я спросила про Реми. Оказывается, она ударила Стива глиняным кувшином по голове, а потом пришла полиция. Стив пришел в себя уже за решеткой. Теперь оба ждут суда. Жаль ли мне Реми? Не знаю.

По словам Алекса, ему позвонила Сабрина, и рассказала, что я не вернулась домой. Он приехал, обыскал комнату и нашел стикер, на котором я записала адрес Клуба. Побродил вокруг, внутри Клуба, ничего не нашел. Он все еще работал вышибалой, и ночами наблюдал за всеми, в поисках чего-то подозрительного. Так посоветовал ему брат, полицейский. Пользуясь статусом охранника, он мог ходить везде, где ему было нужно. Так он заметил, что Реми и босс зачастили в комнату, куда обычно пускали вип-клиентов. Как-то раз он пошел за Стивом, и из-за двери услышал стоны и плач. Он не понял, кто это, и на следующий день позвал брата. Его брат привел своих ребят, одетых в гражданское, и вместе они проследили за Реми, когда та спускалась в подвал. Она не закрыла за собой дверь, и когда Алекс вошел, то увидел меня связанной, без сознания. На полу, среди осколков лежал Стив, его лицо залила кровь, а над ним стояла Реми. Она не сопротивлялась, когда ее схватили.

На допросе она отмалчивалась, а когда речь зашла обо мне, заплакала и сказала, что не могла больше видеть, как он мучает меня. Вот так. У этой сучки, оказывается, есть сердце. После полиции пришли девочки из кафе. У Азалии Мирне глаза распухли от слез, я забеспокоилась, думала, кого-то еще похитили, но оказалось, что плакала она из-за меня. Господи, так приятно! Это так растрогало меня, что я тоже заплакала, и она обнимала меня, как родную дочь. Мы лежали на моей койке, в обнимку, а девочки, как птички, расселись вокруг нас. Мне стыдно было смотреть в глаза Сабрине. Я не знала, как вести себя, ведь до нее у меня никогда не было отношений. Как она отнесется ко мне теперь, зная, что меня насиловали?

Врачи говорят, у меня крайнее истощение, я едва не умерла от голода. Ну, я пыталась. С тем, что ниже живота, вообще жесть. Гематомы на внутренних органах, разрывы, кровоизлияния. Видели бы они меня с лимоном в одном месте, вот посмеялись бы. Или не посмеялись… не знаю.

Сабрина приходит каждый день. Мы поговорили. Она все еще хочет быть со мной. Принесла крем от синяков. Оказывается, у меня все лицо и грудь в синяках. А на запястьях… кожа содрана до мяса. Наверное, всю жизнь придется носить браслетики, чтобы скрыть шрамы. Сабрина уже приносит мне широкие браслеты и сама одевает их, после перевязки. Алекс тоже приходит каждый день. Говорит, что выкупил Клуб. Пипец. Но я, конечно, похвалила его. Как-то он говорил, что хотел бы открыть свой бизнес.

В день выписки меня должна была забрать Сабрина, но она не приехала. Я звонила ей, но она не брала трубку. Потом я позвонила Алексу, и он забрал меня. Когда мы подъехали к дому Сабрины, я решила, что он ошибся адресом, но потом узнала улицу, соседние дома. У дома стояли пожарные, полицейские машины. Мешком я вывалилась из форда и бросилась в почерневший, горящий дом. Кто-то пытался схватить меня, но я уворачивалась и бежала вперед. В голове пульсировала только одна мысль – Сабрина там, внутри! Я была уверенна, что найду ее и вытащу. Я уже чувствовала жар горячих стен, когда кто-то схватил меня поперек тела, и я отчаянно закричала:

– Сабрина! Сабрина!!! Там Сабрина! Помогите ей!

– Каролина, ее там нет! – прокричал мне в ухо Алекс и, когда до меня дошел смысл этой фразы, я перестала брыкаться.

– Где?! Где она? – задыхалась я.

– Идем, детка. – он поставил меня на землю и повел к машинам скорой помощи, которую я не заметила сразу. В открытые двери скорой я увидела черный пакет. Он не был пустым. В глазах потемнело. Последнее, что я почувствовала – чьи-то руки, не позволившие упасть.