— Какой вопрос? — уточнил Пром, встретив холодный и суровый взор Бъярки.

— Это правда?

— Что именно?

— То, что ты убиваешь своих родичей, — сказал рунный жрец. — То, что ты отнимаешь жизни братьев-легионеров, верных Всеотцу.

— О чем ты говоришь?

— Не лги мне! — потребовал Бёдвар, подступив к Диону.

Хотя фенрисиец был на полголовы ниже раненого воина, Гамону показалось, что Бъярки возвышается над Промом.

— Существо, пришедшее с багряными колдунами, рассказало нам о твоих делах, — продолжил рунный жрец, положив ладонь на грудь библиарию. — Оно почуяло, что ты виновен в смертоубийстве.

Дион насмешливо улыбнулся.

— Порождение варпа? Ни единому слову таких созданий нельзя верить.

— Йа, я мог бы согласиться с тобой, но известно, что лучшие лжецы — те, кто переплетают обман с правдой. Ты врал мне с первой нашей встречи, Дион Пром. Теперь говори честно, чем ты занимаешься на службе Малкадору.

Бёдвар постучал пальцем по рваной клятвенной ленте библиария. На броне ее удерживал кружок воска с печатью Сигиллита.

— Я знаю, что мы исполняем для него, — добавил Волк, — но просто обязан услышать, ради какой великой цели воин Ультрамара отказался от цветов своего легиона.

— Ради цели, которой тебе никогда не постичь.

— Ну да, потому что я — всего лишь дикарь из мира смерти?

— Нет. Твоя верность генетическому прародителю просто не позволила бы тебе совершать то, что из необходимости делаю я.

Бъярки едва не захохотал, но вместо этого гневно скривился.

— Ты понятия не имеешь, на что способен Шестой легион. Опыт Просперо тебя ничему не научил?

— Научил, и тому, чего ты сам не знаешь.

— Хорошо, ответь прямо: то существо сказало правду? И помни: я почувствую ложь.

Пром взглянул Бёдвару в глаза, и Лемюэль понял по лицу библиария, что тот не сомневается в способностях фенрисийца. Бъярки расплел бы любую завесу обмана за один удар сердца.

— Это правда, — признал Дион. — Я отнимал жизни братьев-легионеров, лояльных Императору.

От ужаса у летописца перехватило дыхание. Даже Бёдвар, явно ждавший такого ответа, пришел в изумление и сумел лишь отрывисто спросить:

— Зачем?

— Я не скажу.

— Почему?

— Потому что я поклялся никогда не раскрывать сути моего долга, — с тяжелым сердцем произнес библиарий. — Этот обет связывает меня крепче присяги, данной лорду Жиллиману в Преториуме, и я никогда не нарушу его, даже перед лицом палачей.

Бъярки молчал, повесив голову на грудь. Лемюэль понял, что рунный жрец обдумывает возможные последствия такого признания.

— Я — верный слуга Терры, — заключил Пром. — Больше мне нечего добавить.

Бёдвар дал некий знак Свафниру Раквульфу, после чего сказал:

— Нет, этого недостаточно. Помнишь, однажды ты спросил, не приставлен ли я следить за тобой и казнить, если ты окажешься предателем?

— В Камити-Соне, — кивнул Дион.

— Йа, — подтвердил Бъярки. — Тогда я ответил, что нас не радуют такие поручения, но мы исполняем любые приказы Волчьего Короля.

Пром открыл было рот, однако в ту же секунду Рак-вульф вонзил в него гарпун. Зазубренный адамантиевый наконечник рассек позвоночник воина и пробил вторичное сердце. Крутанув древко копья, Свафнир надавил на оружие, и острие вырвалось из середины груди библиария.

Рунный жрец и Дион встретились взглядами. Лемюэль ощутил, что между ними промелькнуло нечто, не поддающееся определению.

Раквульф выдернул гарпун из тела бывшего Ультрамарина; тот рухнул ничком, броня громко лязгнула о груду обломков.

Поднявшись на ноги, Гамой заковылял к Бёдвару. Рунный жрец обернулся к летописцу.

— Думаешь, я поступил неверно?

— Нет.

— Пожалуй, мне стоило бы убить и тебя, просто для верности.

— Но ты этого не сделаешь.

— Да, — согласился Бъярки.

— И почему же?

Фенрисиец пожал плечами.

— Вот такая странная штука — вюрд. Одни умирают, не успев пройти свой путь до конца. Другие более чем заслуживают смерти, но продолжают жить.

Сгорбившись, Волк присел на корточки. Он буквально излучал усталость, накопившуюся за время битвы.

— Мы потерпели неудачу, — сказал Бёдвар. — Во всех смыслах. Багряные колдуны возродят своего отца, и он восстанет даже более могучим, чем прежде.

Покачав головой, Лемюэль нагнулся и отцепил с доспеха Прома восковую печать с рваной лентой.

— Нет, он будет чем-то меньшим.

— С чего бы?

— Когда душа Алого Короля жила во мне, я проник в его мысли и страхи. Есть еще один осколок, который Циклоп пока не может вернуть; думаю, это самая лучшая его часть. Без нее примарх обретет всю былую силу Магнуса Красного, но не добро, когда-то жившее в нем.

Бъярки выпрямился.

— Ты точно уверен?

— Да.

— Тогда наше задание еще не окончено, — заявил рунный жрец.

Перевернув обугленную полоску бумаги, снятую с мертвого воина, Гамон прочел его имя и список свершений.

— Когда-то он был достойным человеком, — произнес летописец. — И мне следует почтить его.

Бёдвар схватил его за руку.

— Ты вернешься с нами на Терру. Сигиллит должен услышать твою историю, Лемюэль.

Гамон покачал головой.

— Я отрекаюсь от этого имени.

Свернув клятвенную ленту, летописец крепко сжал ее в кулаке.

— Отныне меня зовут Промей.

Ариман моргнул.

Побег с гибнущего Просперо на Планету Чернокнижников запомнился ему как мучительное падение сквозь воющие вихри безумия, однако перенос с Никеи больше походил на пробуждение ото сна.

Исчезла сотворенная Лемюэлем грандиозная сцена, темное отражение Тизки, но из одной яростной бури воины попали в другую. Выдохнув нагретый эфиром воздух, Азек огляделся и понял, что стоит в жалких руинах сокрушенного города из циклопических менгиров и колоссальных мегалитов. Развалины воняли кровью и смертью.

Толбек и Санахт пораженно осматривались по сторонам. Рядом с ними стоял на коленях Менкаура; обхватив голову, провидец плакал алыми слезами, текущими из ямок на месте глазниц. Игнис возвышался над телом киборга, покрытого оранжевым лаком. Нумеролог кивнул, как будто в точности предугадал их появление в данном месте.

Пропавшие в лабиринте боевые банды также вернулись вместе с Ариманом. Он уже заметил Онуриса Гекса, Киу и прочих адептов. Видя, что ауры воинов почти угасли, Азек задумался над тем, какие темные уголки их душ открыл перед ними лабиринт.

Впрочем, подобные тайны могли подождать, ведь Ариман перенес свой кабал из одного умирающего мира в другой.

Легионеры, не участвовавшие в походе, стояли по периметру круглого участка утоптанной земли внутри кольца из громадных камней. Их оплетали потоки энергии: адепты сдерживали апокалиптический шторм забвения барьером из перекрывающихся кин-щитов. Псайкеров целиком поглощало противоборство с надвигающимся концом света, и никто не обернулся поприветствовать группу Азека.

Когда Ариман увидел, как за время их отсутствия изменился примарх, у него перехватило дыхание.

— Мы опоздали, — прошептал корвид, и его слова, блеснув в воздухе, прахом осыпались с губ.

Мертвое тело Магнуса Красного недвижимо сидело внутри трона из переплетающихся золотых лоз. Перед ним стоял на коленях Амон в тряпье поверх брони, испещренной пятнами ржи и патины.

Азек шагнул к высохшему трупу генетического прародителя, но Толбек заступил ему дорогу и ткнул пылающим кулаком в центр нагрудника.

— Ты отдал одного из нас демону, — сказал адепт Пирридов, в глазах которого пылала жажда убийства. — Я не забуду этого, как и все наши братья.

— Я сделал то, что должен был! — огрызнулся Ариман, чувствуя, как силы внутри посоха тянут его вперед. — И так же буду поступать впредь. Теперь уйди с дороги!

Выждав пару секунд, Толбек все же опустил руку.

— Когда магистр войны выиграет свою кампанию, мы посчитаемся с тобой, Азек Ариман, — пообещал пиромант.

— Да будет так. А сейчас пропусти, мне нужно помочь отцу.