По верхнему ярусу рыскали безглазые хищники, наделенные примитивным чутьем на страх: вынюхивая его в переплетении ярких эмоций, твари отыскивали и пожирали жертв. Склоняясь над телами, они рвали мертвецов голыми руками. Из окровавленных пастей монстров свисали лоснящиеся кишки.
Азек даже не доставал пистолет из кобуры. Он убивал чудовищных каннибалов резкими ударами сфокусированной кин-силы, словно всаживал им ледорубы в лобные доли мозга.
— Ты точно узнал в нем прежнего ученика? — спросил Менкаура, переступая через трупы пожирателей плоти со смявшимися лицами.
— Да, Лемюэля. Он близко.
— И все еще жив?
Ариман кивнул.
— Удивительно, — заметил Менкаура.
В одной руке он держал посох, в другой — пышно украшенный пистолет с коническим стволом. Легионер выстрелил, и раскаленный синеватый поток плазмы вонзился в грудь лязгающего зубами людоеда. Тварь с головы до пят вспыхнула факелом испепеляющего огня и повалилась за край этажа.
— Ты обучал этого Лемюэля боевым чарам? Созданию охранных кругов?
— Нет.
— Крайне удивительно.
Менкаура тут же прижался спиной к стене: из соседней камеры вырвался пламенный вихрь.
Азек не ответил. Он все так же прижимал ладонь к «Книге Магнуса», ощущая, как страницы под обложкой нетерпеливо дрожат. Сам Ариман настолько же отчетливо чувствовал, что здесь легионеры найдут нечто важное.
— Ты действительно веришь, что и он здесь? — поинтересовался Менкаура, кивком показав на гримуар. — Каллимак жив?
— Да, — сказал Азек. — Разумно предположить, что примарх поддерживает связь с человеком, записывавшим его величайшие открытия.
— А тебе не кажется чуточку странным, что Безмолвное Сестринство не обнаружило в нем осколка души Магнуса? — вмешался Афоргомон, который шел позади Аримана.
— Уверен, даже частица моего примарха исключительно умело скрывалась от них.
На самом деле Азек задавался тем же вопросом, но не желал признаваться в сомнениях демону.
— Но ты воспринимаешь еще кое-что, не так ли? Образ спящего дракона, ожидающего, когда его разбудят верной песней.
Они подошли к очередной камере, и Ариман вскинул ладонь. От волнения у него перехватило дыхание.
— Мы на месте. Я иду один.
Развернувшись, Азек ворвался внутрь. Посох он держал перед собой, готовясь атаковать или защищаться.
Камеру занимали пять заключенных: трое женского пола, двое мужского.
Ариман узнал Камиллу Шивани, психометриста немалых способностей, и Лемюэля Гамона, своего бывшего послушника. Еще одну женщину он прежде не встречал, но строение скелета выдавало в ней уроженку Просперо.
«Ни следа Махавасту Каллимака…»
Забившаяся в угол узница средних лет плакала, крепко сжимая локтем шею малолетнего арестанта.
Ее сына?
Впрочем, степень их родства уже не имела значения. Мальчик был мертв. Судя по следам в быстро угасающей ауре ребенка, его задушила собственная мать.
Лемюэль сидел, прислонившись спиной к стене, и неудержимо всхлипывал. Высоко задрав колени, он бережно прижимал к груди керамическую урну. Камилла и ее спутница с Просперо стояли на коленях возле рыдающей женщины; горе искажало лица узниц.
— Что он наделал, Чайя? — выкрикнула Шивани, сжимая кулаки. — Во имя Трона, Лем, что ты наделал?
Гамон не ответил, но Азек узрел истину.
Биополе матери покрывали отметины неумелого ментального воздействия. Лемюэль извлек из запертого тайника ее разума застарелое негодование и досаду на сына, после чего грубо усилил их во много раз.
— Он спас вас, — сказал Ариман.
Плачущая женщина не рассталась бы с убитым сыном, но она и не интересовала Тысячу Сынов. Легионеры вытащили из камеры только Гамона, Камиллу и Парвати.
— Где Каллимак? — спросил Менкаура.
— Не здесь, — с нескрываемым разочарованием ответил Азек.
Он хотел что-то добавить, но осекся от кинжальной боли в сознании, псионического вызова на связь. Его отправил воин, мысли которого подчинялись строгим конфигурациям евклидовой геометрии. Все остальные тоже ощутили сигнал, даже демон.
+Игнис?+ отправил Ариман.
+Он самый.+
Голос магистра Погибели, слабый и искаженный, словно бы доносился через громадную пропасть, но Азек отчетливо услышал в его тоне нетерпение.
+В чем дело?+
+Владыка Ариман, у нас тут… происшествие.+
+Какое именно происшествие?+ уточнил корвид, уже чувствуя в животе свинцовую тяжесть ужаса — ощущения того, что их поход закончился, не успев начаться.
+«Кемет» погиб, горстка выживших перебралась в Камити-Сону. Звездолеты неприятеля обстреливают комплекс. Они готовы уничтожить тюрьму, лишь бы мы не сбежали.+
Азек надеялся, что неправильно понял Игниса, но знал: все действительно так.
+Где вы?+
+В зоне бреши на верхних посадочных палубах. Ведем бой, стараясь открыть альтернативные пути отхода.+
+Какие пути отхода?+
+Они тебе не понравятся. Просто выдвигайтесь к нашей позиции, как только сможете. Направляю вам подкрепления+
Игнис разорвал связь, но в последний миг Ариман заметил образ чего-то безнадежного и темного, как пустота. Как черная гробница, где вопят заблудшие призраки.
— Противник! — крикнул Никтей со стороны лестницы.
Корвид выругался.
«Куда уж хуже?»
Не успел он выбранить себя за глупость — столь неосмотрительные вопросы не стоило задавать даже мысленно, как ощутил касание свирепых ледяных душ.
— Волки, — произнес Азек.
Глава 11: По льду. Сломанный клинок. Не отпущу
Разумеется, Нагасена уже видел легионеров в бою, но все равно восхищался нечеловеческим проворством Бъярки и его воинов. Йасу со всех ног мчался за ними по ступеням, однако ледяные люди с каждой секундой отрывались от агента.
Космические Волки неслись на верхний ярус, словно терранские бегуны-со-смертью. Эти аугментированные психи, в нарушение всех законов физики и здравого смысла, прыгали по выступам зданий на вершинах исполинских ульевых шпилей, стимулируя острыми ощущениями свои нейроимплантаты.
Харр Балегюр бежал с резвостью берсерка, завывая от дикой ярости. Бёдвар скакал через ступени так, словно ноги ему заменяли сжатые пружины. По бокам от него рвались к цели Ольгир Виддоусин и Свафнир Раквульф; могучего охотника не замедляло даже зажатое в руке копье с длинным зубчатым клинком. В темпе Нагасены поднимался только Хельблинд, обладатель наполовину железного тела.
Фенрисийцы на ходу палили короткими очередями, и болты крошили каменные перила верхнего этажа. Из вихря грохочущих разрывов вели ответный огонь воины в багряных доспехах; судя по характерным резким хлопкам вытесненного воздуха, стреляли они из стандартного легионного оружия.
Масс-реактивный снаряд врезался в стену рядом с Йасу. Ударная волна отбросила его в сторону, вышибла воздух из легких. Нагасена выронил Сёдзики и рухнул на лестницу. Жгучая боль в груди не давала ему вдохнуть.
Механические руки из темной стали подняли агента со ступеней.
— Стой смирно, — велел Гирлотнир Хельблинд, подхватив упавший меч Йасу.
— Погоди! — крикнул Нагасена.
Стремительным взмахом Сёдзики фенрисиец разрезал кожаные ремешки, на которых держался лакированный нагрудник агента. Абляционные пластины на керамитовой подложке, посеченные дымящимися осколками, распались волокнистыми клочьями. Вернув клинок хозяину, Гирлотнир презрительно взглянул на разбитые латы:
— Мог бы и не надевать их. Оставайся здесь: еще одно такое попадание перережет твою нить.
— Ничего, рискну, — огрызнулся Йасу.
Хельблинд пожал плечами.
— Тебе умирать.
Отвернувшись, космодесантник продолжил подъем.
Он дал агенту дельный совет, но Нагасене изначально приказали взять троих узников живьем, а обычные люди редко где погибали столь быстро, как в гуще сражения между Астартес.
Как только Йасу последовал за Гирлотниром, наверху бешено завыл ветер. Вскинув голову, агент увидел, что в воздухе на уровне камер бушует вьюга. В затянувшей весь этаж морозной дымке сближались нечеткие силуэты; они сошлись, раздался грохот легионных доспехов.