Воины Тысячи Сынов замерли, явно изумленные таким поворотом событий не меньше имперцев.
«Они не ожидали подобного?»
Гамон поднялся так высоко, что никто из присутствующих уже не дотянулся бы до него. Эфирное пламя окутывало воздетую руку летописца, осыпалось с его тела пучками искр, как в литейном цеху.
— Но здешние руины не годятся для столь грандиозного события! — воскликнул Лемюэль, обводя воинов внизу нечеловечески надменным взглядом. Глаз Гамона пылал ледяным огнем. — Драмы, что предстоит пережить каждому из нас, надлежит разыгрывать в более пышных декорациях!
Взлетев еще выше, летописец резко опустил руку, словно дирижер симфонического оркестра в момент крещендо.
Вокруг него вскипели капли темного дождя. Базальтовый пол амфитеатра вздыбился, раскололся, и из трещин рванулись к небу части нового строения. Заостренные каменные столпы с геометрически правильными гранями рванулись ввысь, обдав легионеров мелкими осколками породы из глубочайших недр планеты. В удушливых клубах пыли воздвиглись блестящие стены из кристалла и стекла; воины вынужденно разделились, отбегая от вздымающихся преград.
Библиарий помчался к Бёдвару и другим Волкам, перескакивая через растущие барьеры и многоугольные черные колонны.
— Узрите же хрустальный лабиринт! — вскричал Гамон.
Его волей и силой сейчас вставал из небытия целый город, составленный из сужающихся к вершине обелисков и стеклянных стен разных уровней прозрачности, от полностью непроницаемых до почти незаметных глазу. Пром и его спутники оказались в центре исполинской структуры из угловатых острых граней. Зеркальные барьеры продолжали выдвигаться из-под земли, постепенно складываясь в мрачную пирамиду с закопченными склонами. Она подрагивала, словно залитая грязно-бурым маслом.
На глазах у легионеров поднимался из земных глубин древний некрополь — так стародавние городища, целые эпохи пролежавшие на дне океана, внезапно показываются из волн. Место, темное отражение которого воссоздавалось сейчас в амфитеатре, некогда было прибежищем небывалых чудес и изысканной красоты.
— Мы в Тизке. — Дион соотнес то, что видел сейчас, с тем, о чем лишь читал в поэмах летописцев или в боевых донесениях.
— Нет, — успел возразить Бёдвар перед тем, как его и остальных Волков скрыли поднимающиеся хрустальные стены. — Мы в Подвселенной.
Глава 22: Конец света. Лабиринт. Одинокая душа
Применив кин-импульс, Амон удержал еще один валящийся наземь мегалит. Колоссальная глыба треснула и начала рассыпаться градом обломков, но ее падение замедлилось настолько, что остальные воины успели помочь советнику. Вместе они отвели громадный валун в сторону.
Стометровый обелиск врезался в землю, подняв удушливые клубы пыли. Отбитые фрагменты камня просвистели по воздуху, словно кремневые ножи-отщепы. Амон благодарно кивнул братьям, однако ему никто не ответил. Почувствовав нестабильность их тел, адепт понял, что как минимум двое легионеров из последних сил сдерживают перерождение плоти.
Отпустив всех соратников, Амон устало присел на корточки и выдохнул горячий воздух. Его броню покрывала корочка льда, на коже мерцали фрактальные узоры изморози, но космодесантник обливался потом. Непрерывное использование пси-дара не обходилось без последствий: воину казалось, что по жилам у него течет расплавленное стекло.
Прижав ладонь к скалистой почве, он ощутил вибрацию измученной земной коры. Планета распадалась у него под ногами, и Амону, к несчастью, не хватало могущества, чтобы предотвратить катастрофу.
Впрочем, здесь справился бы только один из обитателей этого мира.
Вокруг простирались развалины убогого поселения зверолюдей. Мертвые твари лежали среди руин языческих построек, сокрушенных глобальными землетрясениями и эфирными бурями.
После начала катаклизма выжившие сыны Алого Короля стекались к отцу; Амон давно не видел легион в настолько полном составе — наверное, со времен их прибытия на Планету Чернокнижников. И все они рассказывали о немыслимых разрушениях: о разломах, что протягивались по континентам, обнажали раненое сердце мира и целиком поглощали ярко сиявшие города. О стеклянных горах, которые взрывались переливчатыми вихрями острейших осколков; о железных равнинах, извергавших в небо металлические дожди; о морях мрака, изливающихся с края мира. Сотни воинов повествовали о безумии энтропийного распада — о том, как небесное тело, будто линяя, сбрасывало свою оболочку в Великий Океан.
Планета Чернокнижников существовала лишь потому, что Магнус поддерживал ее невозможную структуру. Как только Циклоп разжал хватку, новый родной мир легиона принялся рвать себя на куски.
Долго ли он продержится без помощи примарха?
Амон выпрямился, кривясь от боли.
Он зашагал через развалины к Магнусу, чувствуя, что кости в раздробленном позвоночнике трутся друг о друга с хрустом стеклянного крошева. Сверкавшие на небосводе молнии отражались в доспехах боевых братьев, неподвижно стоявших среди руин в ожидании конца света.
«Когда мы превратились в фаталистов? Прежде наш легион был вестником изменений, воплощением всего, что связано с ростом и развитием. Как же низко мы пали…»
Механическая пирамида Амона с царственным изяществом поворачивалась вокруг своей оси, зависнув на высоте двух километров точно над центром города менгиров. Вокруг нее порхали десятки тысяч усыпанных самоцветами варп-скатов, на отделанных бронзой гранях блистали электрические разряды. Советник заковылял к своему прибежищу, тень которого растягивалась и колыхалась на беспокойной земле.
Если планета действительно обречена, Амон встретит ее гибель рядом с отцом.
Пока легионер брел к центру поселения, его сопровождали шепотки и косые взгляды. Боевые братья считали Амона виновником того, что случилось с их повелителем, и он признавал правоту соратников. Разве не его доводы убедили Магнуса оставить величайший труд в Планетарии и вернуться сюда, навстречу распаду? Разве не из-за него примарху выпала столь ужасная судьба?
Прямо под бронзовой пирамидой сидел Алый Король, окруженный скорбящими сынами. Одни держались по бокам от него, словно назначили себя преторианцами, другие стояли на коленях, будто просители перед государем.
Такая картина вновь и вновь разбивала Амону сердца.
Обгоревшее тело Циклопа находилось в саркофаге жизнеобеспечения, куда советник вынужденно поместил его когда-то. Через несколько секунд после того, как воин подключил тело отца к необходимым системам, золотой корпус трона расплавился и потек. Воспарив над Магнусом, струи металла оплели его мерцающей сетью, после чего поползли вниз, раскололи скалистый грунт и углубились в него наподобие древесных корней.
С тех пор Алый Король восседал на вычурном престоле, достойном какого-нибудь старинного императора, и одновременно был в темнице, спасающей узника от гибели.
Подняв голову, Амон внимательно посмотрел в обугленное, изъязвленное лицо прародителя. Легионер не понимал, жив или мертв его отец, или же пребывает в каком-то промежуточном состоянии. Изуродованный глаз Циклопа, полный бездонной муки, взирал на царство, которое не могло существовать без примарха, но при этом постепенно убивало его.
Магнус перенес сюда выживших сынов, чтобы спасти их от кровожадных воинов Русса, но поступки Амона навлекли на его братьев нечто намного худшее, чем смерть.
— Где же ты, Ариман? — прошептал советник.
«Где я?»
Кристаллические стены, взметнувшись подобно клинкам, разделили отряд Тысячи Сынов и изолировали боевые банды. Азек заметил, что нескольких легионеров раздавили сходящиеся барьеры или пронзили хрустальные пики, рвущиеся ввысь.
Прыгнув вбок, корвид увернулся от нескольких плоскостей, которые столкнулись со звоном бьющегося стекла. Внутри темных полупрозрачных граней ветвились светящиеся кирпично-красные прожилки, похожие на сосуды с лениво текущей кровью.