Приступ мучительной боли едва не ослепил Амона. Воин закричал, вспомнив, как его тонкое тело исступленно рвали кошмарными клыками и жуткими когтями свирепые твари эмпиреев.

Целые стаи чудовищ собрались для пира, и советник не мог биться с ними. Он едва успел сбежать в свое материальное воплощение.

Легионер хотел встать, но не сумел даже пошевелиться.

Его парализованное физическое тело находилось внутри золотого трона жизнеобеспечения. После недавней безграничной свободы полная неподвижность вновь, словно впервые, ужаснула Амона.

— Отец! — крикнул воин, но вихрь лишь захохотал в ответ.

Космодесантник закрутил головой, озираясь по сторонам, однако примарх исчез бесследно.

Он неуловимо слабо ощущал конечности и пытался пошевелить ими, напрягаясь так, что на шее вздувались жилы. Как долго длилось странствие по Великому Океану? Насколько исцелилось тело Амона в отсутствие духа?

«Недостаточно».

Буря меж тем усиливалась. Раскаты грома отразились от исполинского горного хребта, которого еще не существовало, когда советник в прошлый раз смотрел вдаль с вершины цитадели. Ураганные ветра сотрясали Обсидиановую Башню, и с ее стен падали обломки камня — громадные, будто айсберги, отколовшиеся от ледника.

Амон заставил себя перейти в нижние Исчисления, изгнать неупорядоченность спокойствием. Тело воина, пусть изломанное, по-прежнему подчинялось его командам — если не биологическим, то псионическим.

В завывающих шквалах бесновалась мощь варпа. Легионер вобрал ее в свою плоть и вновь закричал, чувствуя, как измученный организм начинает распадаться изнутри. Втолкнув кин-силу в скелет, Амон приказал себе встать на ноги. Твердыня продолжала содрогаться, разваливаясь на куски.

Медленно, очень медленно, сражаясь за каждый миллиметр, воин поднялся с трона.

— Магнус Красный! — рявкнул он в пасть шторма. — Покажись!

Шаги давались Амону ценой жутких страданий: казалось, его кости состоят из постепенно трескающегося стекла. Подавив муки, легионер прошел к центру вершины и усилием воли встал на колени. Он приложил ладонь к площадке с резными символами, надеясь отыскать какие-нибудь следы генетического прародителя.

Ничего.

Примарх покинул Обсидиановую Башню.

Выпрямившись, Амон глухо простонал от боли и осознал, что теперь даже искусство Павонидов не исправит вреда, который он сам причинил своему телу. Направив в бурю ментальный призыв, советник заковылял к осыпающемуся краю цитадели.

По всей линии горизонта алели огненные смерчи — Планета Чернокнижников пылала, охваченная хаотическими изменениями. Легионер чувствовал, как внутреннее неистовство мира окончательно выходит из-под контроля. Мощь творения сбрасывала оковы, надетые на нее разумом.

— Куда же ты ушел? — спросил Амон.

Ответа не прозвучало, но воин по-прежнему ощущал присутствие отца — далекое, слабое и безнадежно потерянное.

— Разум, лишенный цели, обречен блуждать во тьме, — произнес советник.

В ту же секунду оглушительный хруст кладки утонул в грохочущем реве турбин.

Легионер поднял глаза к небу, где его «Грозовая птица» стремительно вырвалась из силков бури, словно феникс в полете к своему последнему костру. Сделав круг над вершиной, транспортник завис перед Амоном и опустил десантную аппарель.

Стоило воину подняться на борт, как Обсидиановая Башня рухнула внутрь себя лавинами косного камня и бездушного стекла. На ее месте возникла пирамидальная груда мерцающих черных осколков — темная насмешка над всеми утратами Тысячи Сынов.

Когда «Грозовая птица» отвернула от руин цитадели Алого Короля, легионер окинул взором пейзаж безумной планеты, стараясь отыскать своего примарха.

— Я верну тебя домой, отец, — пообещал Амон.

Битва за Камити-Сону окончилась, но в ее разваливающихся недрах еще тлели угольки жестоких схваток. Под гигантскими сводами орбитальной тюрьмы ухали и ворчали стаи зверолюдей. Мстительные Сестры Безмолвия охотились на них и истребляли в свирепых стычках.

Йасу Нагасена сдержал слово и отыскал в одной из камер на верхнем ярусе женщину, внешность которой подходила под описание Лемюэля. Она выжила, но страдала от перелома челюсти и тяжелого сотрясения мозга.

Большинство узников погибли, поэтому, взяв пленников под охрану, имперцы приняли решение оставить комплекс. Пром, Нагасена и Бъярки возглавили переход отряда по полосе разрушений, отмечавшей путь «Разбойника» изменников.

Они пробирались к зоне эвакуации через расколотые ворота и коридоры с осыпавшимися каменными стенами. В тенях таились бормочущие призраки, и Бёдвар порой изрекал слова-обереги от новосозданных вигхтов[82] Подвселенной.

Наконец Дион вывел группу к верхним посадочным отсекам. Там их ждала картина такой резни, что даже самые стойкие из имперских воинов побледнели. Повсюду среди обломков полностью разрушенной палубы лежали сотни разорванных тел: Сестры в доспехах с бронзовой отделкой, целые манипулы роботов и вражеские легионеры без гербов или иных знаков различия на латах.

Каждого из них, не разбирая врагов и друзей, убил предательский «Разбойник».

Сам титан стоял на коленях, безжизненно свесив голову на расплавленные остатки туловища. В черепе исполина мелькали всполохи жаркого голубого пламени, из разбитого корпуса лилась горящим дождем машинная кровь.

Под гигантом лежала имперская «Гончая» с раздавленными ногами; ее плазменная бласт-пушка еще светилась после финального убойного выстрела. Магос Виденс и прочие адепты Механикума сломя голову бросились через поле боя к павшей богомашине, хотя ее уже ничто бы не спасло.

Союзники последовали за ними с большей осторожностью, добивая раненых изменников и проверяя, нет ли в отсеке выживших Сестер. Вскоре имперцы установили два факта.

Среди убитых не было воинов Тысячи Сынов.

Вражеских десантных кораблей на палубе тоже не имелось.

— Антака Киваан уничтожил звездолет противника? — уточнил Пром.

— Он — Гвардеец Ворона, — сказал Йасу, и другого ответа не потребовалось.

Дион выругался.

— Значит, предатели удрали в пустоту и попытаются захватить другой транспорт! — Библиарий открыл вокс-канал к «Аретузе»: — Магос Икскюль, говорит Пром. К вам направляются десантные корабли неприятеля. Приготовьтесь к отражению абордажа.

— Абордажа? — повторил командир «Аретузы». — Пустота бурлит от ЭМИ-помех, но к нам определенно не приближаются никакие аппараты.

— Они улетели не на штурмкатерах, — раздался женский голос, наполненный болью.

Доспех сестры Цезарии от наплечников до поножей заливала кровь, нагрудник сверху донизу рассекала пробоина, а голова воительницы блестела красной влагой. Стояла Лавентура только потому, что опиралась на руку Свафнира Раквульфа.

— Ты видела, как они бежали? — спросил Нагасена.

— Враги захватили «Озирис-Пантею». — Цезария отхаркнула сгусток крови. — Прямо у нас из-под носа, вместе с грузом…

— «Озирис-Пантея»? — вмешался Дион. — Это еще что?

Лавентура хмыкнула с горькой иронией:

— Черный корабль.

Другие легионеры возненавидели Черный корабль, но Хатхор Маат нашел благословенное облегчение в отсеках-склепах под темным, как пустота, корпусом. Многослойные стены из железных пластин холодной штамповки и нуль-углепластика ослабили связь псайкера с Великим Океаном, и его восставшая плоть присмирела.

Пока Хатхору удавалось сдерживать бунт тела чарами Павонидов, однако рано или поздно все откроется… и что тогда?

Столь опрометчивая мысль побудила его пальцы зашевелиться. Маат хлопнул по металлической переборке с такой силой, что в ней появилась вмятина. Он уже сотню раз ломал себе кисти, но, даже залив латные перчатки кровью, ничего не добился. Ладони неизменно исцелялись и перерождались, предавая хозяина: их покрывали мутные глаза, кривые зубы или языки-присоски.