Ненужный разговор Соваться пришёл? А. ПЛАТОНОВ. «Котлован» Он отвык от таких разговоров — Ни стакана с водой, ни листков, Ни трибуны по грудь, за которой Словно пропасть до первых рядов. Там, за пропастью, — смутно, невнятно, Как порою бывает в кино, Скучных лиц молчаливые пятна Расплывались в большое пятно. И тревожиться было не нужно, Что основа доклада стара — Там, за пропастью, хлопали дружно, С той же громкостью, что и вчера… Тут же, в цехе, без явной причины, Словно с ясного неба гроза, И суровые чьи-то морщины, И колючие чьи-то глаза. И не ладятся что-то вопросы, И ответы на них невпопад, И усмешка, скользнувшая косо: Мол, не больно-то встрече ты рад… И, закончив беседу, из цеха Он поспешно к машине идёт. И мучительней каторги ехать На другой многолюдный завод. Наше общее время уходит…
Наше общее время уходит, Как сквозь сети уходит вода. Я ещё не состарился, вроде, Но уже постарел навсегда. Мне смеяться пока ещё в радость, Но печаль растворилась в крови. Это ваша нежданная старость Опустилась на плечи мои. И, шагая дорогою дальней По осенним пожухлым полям, Это вашей улыбкой прощальной Улыбаюсь я прожитым дням. И тревожная мысль, словно бремя, Как под сердцем ножа лезвиё — Что пройдёт наше общее время, А за общим пройдёт и моё. Может, это и мудро, и просто, И чего уж поделаешь тут, Только сердце сжимается остро В быстротечном потоке минут… В чужом застолье Жадно пьёт он дешёвое зелье, И беседа его весела, Но минута – и снова похмелье, И он мрачно сидит у стола. И, слезу уронив на рубашку, Говорит, заикаясь спьяна, Что живёт он – душа нараспашку, А душа – никому не нужна. Что поэтому, может, и спился И пришёл на случайный порог. Если к худшему мир изменился, Как же добрым остаться он мог? Ведь поэзия – высшая проба, Это совесть эпохи и страх… И какая-то дикая злоба Вдруг блеснёт в помутневших глазах. И стакан, тёмным зельем налитый, Он поспешно к губам поднесёт И, как будто опилом набитый, Головою на стол упадёт. И смотрю я, сомненьями мучась, Как он спит, отрешённо дыша… Вот ещё одна горькая участь, Потерявшая веру душа… Зов родства Когда мы были помоложе И жили в местности одной, У тёти Ани с дядей Гошей Мы собирались в выходной. А в свой черёд – у дяди Коли И так, подряд, у всей родни Шумело весело застолье, Горели за́ полночь огни. Сначала как бы для отваги Под приглушённый смех и гам Тяжёлый ковш шипучей браги Ходил, боченясь, по рукам. Потом в стаканы водку лили И рыбный резали пирог, И впрок хозяюшку хвалили, И ели вновь, и пили в срок. И дядя Митя сыпал штучки, Чем не забудется вовек: Мол, Сонька – золотая ручка, А Лёнька – Божий человек. Но шла гулянка к середине, И вот в нахлынувшей тоске Мы пели песни о рябине И замерзавшем ямщике. И, в чью-то долю проникая, Мы пели с болью в голосах, Как брёл степями Забайкалья Бродяга с ношей на плечах. И вдруг врывалась в грусть тальянка, И выходил смельчак к крыльцу, И захмелевшая гулянка С притопом двигалась к концу. Ах, как плясала тетя Аня! Как дед Андрей присядкой шёл! Как всплески водки из стакана Фонтаном брызгали на стол! Как всё качалось и летело! И, – милая родня моя, — Кому какое было дело До зимней вьюги бытия! Мы расходились под гармошку, И долго-долго нам вослед Из полуночного окошка Горел и лился ровный свет… Теперь и чаще, и нежданней Доходят вести до меня, Что к дяде Гоше с тётей Аней Всё реже сходится родня. Одних уж нет на белом свете, Другие слишком далеко… Неужто так и наши дети От нас разъедутся легко? И приносить им будут вести В конвертах грустные слова? И соберёт ли всех нас вместе Полузабытый зов родства? |
