— Магистр Нарденн к вашей светлости!

Отвлекшийся герцог не успел уловить, как Виола поставила сына на ножки и что-то шепнула ему на ухо. Зато следующая сцена должна была вызвать слёзы у чувствительных сердец. Мальчишка, завидев входящего Мельхиора, просиял и побежал к нему, протягивая ручки и крича:

— Папа! Папа!

Мельхиор подхватил Эдмона, на мгновение прижал к себе как самое дорогое, а затем забросил мальчишку себе на загривок. Тот сначала слегка испугался, поэтому вцепился магу в волосы, но затем заметил, что теперь сидит чуть ли не выше страшного герцога и с гордостью стал глядеть по сторонам. Мельхиор же подошёл к Виоле и встал рядом, ожидая, что скажет герцог.

Любой бы умилился, глядя на эту сцену, и отпустил с миром славное семейство. Но не фар Ниблонг. Он смотрел на происходящее со скептической улыбкой, от которой мухи дохли на лету, и молчал, создавая напряжение. Любой на месте Виолы и Мельхиора поспешил бы разрушить это неприятное молчание, сказав что-то или задав вопрос.

Виола же отлично знала: когда покупатель вот так стоит и молчит, надо приветливо улыбаться и ждать. Если откроешь рот первая, то ты проиграла, он ничего не купит. Вот она и стояла с милой улыбкой, крепко сжимая руку Мельхиора.

Маг тоже имел подобный опыт, а ещё он знал, что люди ранга "королевского крокодила" сами определяют, кому когда говорить. Пока не разрешит, надо держать язык за зубами, но не показывать, что ты испугался. Тогда сожрёт заживо, ведь если боишься, значит, виноват. Максимум, что можно сделать, это изобразить на лице нечто вопросительное, мол, что вашей светлости угодно от меня и моей семьи. Тут он вдруг подумал, как повезло им всем, что Виола выбрала его, а не Ульриха. Бедняга Ули в этой ситуации давно бы уже бился в истерике, усугубляя своё и без того непростое положение, а Виоле только бы оставалось молить всех богов, чтобы внушили фар Ниблонгу несвойственное ему милосердие.

Герцог же, не добившись своим молчанием нужной реакции, вдруг заговорил:

— Это ты магистр Мельхиор Нарденн?

Мельхиор молча склонил голову, что было непросто: Эди крепко держал его за волосы.

— И ты, — продолжал герцог, — являешься мужем этой маленькой негодяйки?

Он ткнул пальцем в сторону Виолы, которая в ответ обиженно надула губы. Мельхиор же спокойно ответил:

— Я супруг этой женщины, Виолы Нарденн, урождённой Бенье. Если вам, ваша светлость, нужны доказательства, могу предъявить прямо сейчас.

Он склонился и осторожно снял Эдмона со своей шеи, а затем сделал шаг вперёд, задрал рукав и показал герцогу проявившийся на коже рисунок.

— Вы можете убедиться, ваша светлость, что брачный узор у меня и у Виолы абсолютно идентичен. По вашей ауре я вижу, что вы маг не из последних, поэтому скорее всего знаете, что так может быть только у мужа и жены. Вы можете возразить, что вариантов подобных узоров не так много. Но на свете вообще мало пар, связавших себя именно этим видом брачного союза, так что вы можете сделать совершенно однозначный вывод. Виола — моя жена. Не чья-нибудь, а моя.

Последние слова он произнёс с гордостью и даже с неким вызовом, как будто тут немедленно должны были объявиться соперники, желающие отнять у него женщину. Но фар Ниблонга не убедили и эти доказательства.

— То, что она — твоя жена, я вижу. Ладно, с этим вопросом проехали. Гремон не собирается ссориться с магами Валариэтана, поэтому можешь забирать свою бабу и проваливать. Но мальчишка — не твой сын, поэтому он останется здесь.

Если фар Ниблонг ожидал, что Виола повалится ему в ноги, станет умолять пощадить малыша и тут же во всём сознается, то просчитался. Она, конечно, побледнела и сжала ручонку сына так, что тот пискнул от боли, но не проронила ни слова. Зато Мельхиор возмутился:

— Ваша светлость! На каком основании вы хотите отобрать моего сына?! Почему вы утверждаете, что он — не мой? Да, мы с Виолой поженились недавно. Вы знаете, брак "разделение жизни" — сложная и тяжёлая штука, на него непросто решиться. Но мы вместе уже давно и ребёнок у нас общий. Может, ваши шпионы дознались, что она работала у меня экономкой, когда я служил городским магом в Эделе? Вот тогда-то мы и сошлись.

Фар Ниблонг злобно прищурился и хлопнул рукой по стопке бумаг, которая лежала рядом с ним на отдельном столике.

— Не надо мне сказки рассказывать. Из Эделя эта штучка уехала более трёх лет назад. Сына родила уже в Кассене и его никогда, слышите, никогда и никто не считал вашим. Все сколько-нибудь достойные доверия свидетели уверяли, что он — сын Ульриха, графа Эгона, с которым у неё была связь в этом вашем Эделе во время его практики.

Эди во время этой перепалки крутил головёнкой, пытаясь уследить за ходом дискуссии. После того, как герцог вслух назвал его сыном Ульриха, он вдруг заплакал, прижался к ногам Мельхиора и прошептал, но так, что слышно было на весь огромный зал:

— Папа…

У Виолы непроизвольно потекли по щекам слёзы. Она ведь не подговаривала Эди так поступить, он сам додумался. Но эта трогательная сценка только пуще разозлила герцога.

— Не надо мне тут устраивать театр! Что вы можете противопоставить доказательствам, которые у меня собраны? Ничего? Тогда катитесь и оставьте мальчика. Он принадлежит Эгону и в Эгоне останется.

Хотя старый Зигги не произнёс этого слова, но в его речи легко было услышать: в земле Эгона. Сентиментальность была чужда королевскому крокодилу. Он не собирался оставлять в живых хоть одного претендента на графство и то, что это всего лишь милый малыш, дела не меняло.

Виола побледнела как смерть и покачнулась, с трудом удерживая равновесие. Но Мельхиор, вместо того, чтобы её поддерживать, всё своё внимание сосредоточил на герцоге. Он снова подхватил Эди на руки и сделал два шага вперёд, остановившись только у барьера, который отделял подиум с креслом правителя от остального пространства.

— Не забирайте нашего сына, ваша светлость. Он — единственное, что у нас есть. Если вы не верите словам честных людей, то я предлагаю вам проверить факты магией. Она не лжёт. Есть же метод определения кровного родства, или у вас в Гремоне эти знания утеряны?

Мысль о магической проверке герцогу неожиданно понравилась. Он щёлкнул пальцами и от стены отделился какой-то невзрачный тип.

— Эй, зови моего мага, — скомандовал фар Ниблонг, — а заодно пусть сюда притащут эту старую калошу графиню и её любовничка. Проверим, кто здесь говорит правду. А вы, — он ткнул пальцем в сторону Виолы с Мельхиором, — подождите. Вон там, — и он указал на стоявшую у стены скамью.

Измученная Вилька на негнущихся ногах проковыляла на указанное место, Мельхиор с Эдмоном на руках шёл за ней, всей своей фигурой выражая спокойствие и уверенность, которых не было в его сердце. Они сели на жёсткую скамью, спинкой которой служила холодная каменная стена.

Возникла странная пауза. Чтобы не терять времени, герцог взял со столика пачку донесений и стал их изучать, а вот остальным делать было абсолютно нечего.

Впервые с того момента, когда она попала в этот зал, Виола смогла отвлечься от фигуры фар Ниблонга и немного оглядеться. Только сейчас она заметила, что они были в зале не одни. Увидела внезапно, что каждую дверь и каждый оконный проём охраняют двое солдат, а за спинкой герцогского кресла кроме четырёх стражников скрываются ещё два писаря, которые фиксируют каждое сказанное здесь слово. Кроме них в зале находились ещё не менее пяти таких невзрачных личностей вроде того типа, которого послали за магом и графиней. В каком же она была состоянии, что не заметила никого?

Мельхиор между тем ласково гладил её по руке, посылая ощущение покоя и уверенности. Он как бы говорил: всё будет хорошо, не бойся. Виоле очень хотелось броситься ему на грудь, прижаться всем телом и сказать, как он ей дорог, но под тяжёлыми взглядами, которые время от времени бросал на неё старый Зигги, она даже шевелиться не могла. Эди тоже притих, хотя очень хотел сказать маме, как сильно её любит и очень боится, что злой дядька их разлучит. Он сидел на коленях у Мельхиора и крепко за него держался, твёрдо веря, что именно этот человек защитит их с мамочкой, потому что он и есть папа. Настоящий, а не так, как дядя Ульрих, только на словах.