Закончив писать, он сделал всё по инструкции. Выбрал по таблице Кассен, вставил руны в нужном порядке, влил силу, только денег ни с кого не взял: не с с себя же взимать плату?

Не успел волшебный ящик растаять в мареве портала, как в зал ворвались стражники с давешним начальником во главе.

— А где этот, Зельдон? — воскликнул простодушный страж.

— Как где? — развёл руками Мельхиор, — Графиня его прогнала, вот он и отправился домой порталом.

— Не может быть! — с подозрением прищурился на него парень, — Это же грузовой портал, им нельзя отправлять живых людей!

— Людей нельзя, — подтвердил Мельхиор, — а магов — можно. Вернее, они им умеют пользоваться. Не все, те, которые портальщики. Вот Зельдон и ушёл. Обиделся сильно на графиню и решил не терять здесь времени даром.

Несмотря на то, что маг старался говорить простыми фразами и не употреблять сложных слов, смысл его речи с трудом пробился к сознанию стража. Но когда до того дошло, он волоком потащил бедного мага назад к графине. Пусть сам ей объясняет, что произошло, и сам выслушивает её ор.

Но в замке царило небывалое столпотворение. Когда не так давно Мельхиор оттуда уходил, он видел тишь да гладь, даже слуги не шныряли туда-сюда, как им положено. А сейчас толпы народу носились как подстреленные с безумным видом, но никто не мог вразумительно сказать, что произошло. Маг подозревал, что это напрямую связано с внезапным исчезновением сразу двух ведьм, но молчал.

Стражник сунулся было со своей добычей к своему непосредственному начальнику, но тот окинул взглядом Мельхиора и спросил угрюмо:

— Маг? С графиней говорил? — Мельхиор молча кивал на каждый вопрос, — Слушай, подожди до завтра, у нас тут такое… В общем, завтра я за тобой пришлю кого поумнее, а пока иди в свою гостиницу и не беспокойся: графиня заплатит за твой номер и всё, что ты там съешь. А мне сейчас, прости, не до тебя.

И ткнул пальцем в грудь ретивого стражника:

— Проводи на выход.

К счастью, парнишка отвёл Мельхиора не дальше парадного крыльца. Магистр осмотрелся, увидел что солнце уже клонится к закату, а Высокая улица — вот она, и заторопился. Надо успеть встретить Виолу. Бежать он не решился, чтобы не привлекать внимания, но шёл с максимально возможной скоростью. Только всё равно опоздал.

Между улицей, по которой он прибыл, и той самой, Молотобойцев, Мельхиор пронёсся в считанные мгновения, но никого не было. Он мог бы тешить себя надеждой, что Виола задерживается и он прибежал раньше, но он нашёл в вонючем переулке неопровержимое свидетельство того, что она уже была здесь: на единственном кусте сирени, разросшемся на месте заделанного пролома, трепыхалась знакомая сиреневая ленточка. Точно такая красовалась на виолиной курточке, завязанная просто так, даже не для красоты. Дурацкий бантик, который она по какому-то капризу не хотела отвязывать. Такая штучка не могла попросту оторваться, Виола прицепила её сознательно, чтобы что-то сказать ему, Мельхиору. Но что? Думай, дубина, думай!

Ульрих повёл Виолу с Тео к замку по Высокой улице и по дороге вкратце изложил, как от чёрного хода добраться до покоев госпожи Гедвиги, до комнат, которые раньше занимали братцы, и до башни, в которой жил он сам. Попутно выяснилось, что, кроме его комнаты, в башне располагались лаборатория и жилое помещение придворного мага. Вильку это известие напрягло, но Ули поспешил успокоить девушку. Придворным магом при Гедвиге служил дряхлый старичок, из тех, кто лишний раз с кровати не встанет. Конечно, как опытный маг он смог бы противодействовать любому волшебству, творимому юным графом, но вряд ли способен заметить его вовремя.

Тео при этих объяснениях сморщился. Но промолчал. Он любил, чтобы информацию ему выдавали всю и в структурированном виде, но привык, что большую её часть приходится добывать самому, а на источники надежда плоха: переврут половину. Вот почему Ули уже не первый раз рассказывает, как пройти туда и сюда, а про препятствие в виде местного мага вспомнил впервые? Забыл, не придал значения или?…

Но иметь дело приходится не с идеалом, а с тем, что есть. Так что ориентироваться и принимать решение придётся на месте.

Поэтому, когда из-за угла внезапно появились стражники, он сделал шаг назад и слился с тенью на стене. Если захватят Виолу, он сумеет её освободить, но только при условии, что сам останется на свободе. Есть шанс, что стража узнает в лицо своего господина и подчинится его приказам, но Тео почему-то не верил в такой исход.

Им не повезло. Будь это простые стражники, они не смогли бы нарушить принесённую графу присягу. Но ими руководил Хельмут, а он слушался только графиню, поскольку являлся её правой рукой. Он сразу узнал и графа, и Виолу, но сделал вид, что перед ним неизвестные нарушители. Сделал знак своим людям и те скрутили чужаков: графа осторожно, а Виолу от всей души, не обращая внимания, что перед ними женщина.

Хельмут поначалу и Теодора заметил, но тот сумел так спрятаться, что вояке показалось: он ошибся. Не было в переулке троих, только двое. Двоих он захватил, а значит, достоин благодарности графини.

Так как до замка было недалеко, то очень скоро Ульрих оказался запертым в бывшей комнате своего брата, а Виола — в подземной темнице. Надо отдать должное графине: никакой особой жестокости по отношению к пленнице никто не проявил. Каземат ей достался сухой, сумку с вещами отнимать не стали, да тюремщик добавил пару грубых шерстяных одеял, чтобы женщина не мёрзла. Поначалу Виола ожидала, что Ули выполнит свой план: усыпит всех в замке и вызволит её, но время шло, а ничего не происходило.

Ули же сидел в запертой комнате с решётками на окнах и казнился. Не спохватился сразу, не усыпил стражу, а теперь глупо было бы нагонять на всех сон: кто тогда выпустит его из комнаты? Там же такие охранки наверчены, что не каждый совладает. Он как-то упустил из виду возможность ударить сырой силой, которую никаким охранным заклинаниям не сдержать. Вынесет дверь вместе с косяком и точка.

Но те качества характера, которые в своё время привели Виолу в его объятья, сейчас мешали ему принять правильное, спасительное решение и он медлил. Где-то подспудно он ожидал встречи с Гедвигой, желал высказать старой стерве в лицо всё, что он о ней думает. То, что после такого разговора сохранить удобное для него положение вещей не удастся, он в целом понимал, но старался об этом не думать.

Но Гедвига не торопилась повидаться с пасынком. Она знала за ним нерешительность и прекрасно осознавала, что чем дольше мальчишка просидит в неведении, тем легче будет с ним управиться. Она уже послала королю сообщение о нежелании нынешнего графа заниматься делами домена, о нашедшемся трёхлетнем наследнике и ждала, что ей пришлют рескрипт, признающий малыша новым графом, а её — опекуншей и воспитательницей. После получения такой бумаги она могла не бояться даже нового пришествия драконов. Взрослый граф и полученные от него полномочия — это всегда неуверенность. Их можно как дать, так и отобрать назад. А вот опекунство над маленьким — совсем другое дело. Пока ещё трёхлетка вырастет.

Когда она отдала приказ доставить к ней в Эгон сына Виолы, она не сомневалась: девица притащится вслед за ребёнком. В Элидиане договориться с ней не удалось, но в Эгоне — другое дело. Гремонское право ставило мать незаконного графского отпрыска в очень невыгодное положение. Если ребёнка признавал отец и его принимали в семью, то родившая его женщина могла в лучшем случае рассчитывать на небольшую денежную компенсацию, но ни на что более существенное. О браке и речь не могла идти.

Гедвига, которая принимала в семью малыша через голову его родного отца, имела полную возможность просто выбросить наглую девицу за дверь. Поэтому она и предупредила Хельмута, который знал Виолу в лицо: как увидит — хватать и тащить в замок, а там сажать в каземат. Она ни в чём не виновата? Ерунда! Пусть посидит, подумает. Не надо лишать её еды и питья, обращаться можно мягко, но отпустит её Гедвига только тогда, когда нахалка подпишет отказ от всех прав на Эдмунда.